Хедлайнеры

…До начала «боевых маневров» я внимательно послушал «Навигатор». Легкий спектральный анализ показал, что это был уже третий диск БГ, сфокусированный вокруг эстетики «Русского альбома». Опять переизбыток вальсов и минимум драйвовых рок-номеров. Если они и присутствовали, то исключительно в жанре самоцитирования. Оставалось уповать на то, что журналисты не заметят пересечений структуры «Таможенного блюза» и ностальгического боевика 87-го года «Козлы». «Я боюсь, что у меня все блюзы похожи на „Козлы“», – как-то в порыве откровенности признался мне Гребенщиков.

Последний негатив от «передачи дел» носил технический характер и состоял в полном отсутствии промоматериалов. В частности, новой фотосессии у «Аквариума» не случалось больше года, а тиражированием промокассет заниматься было некому. Времена, когда Саша Титов переписывал «День Серебра» с катушки на катушку, остались в далеком 85-м году.

С другой стороны, у нового альбома была масса плюсов. Всех в России реально интриговало то, что «Навигатор» писался в Лондоне – вместе с целой тучей английских музыкантов, и в частности с бывшим гитаристом Rolling Stones Миком Тэйлором.

«На Тэйлора вышли через общих лондонских знакомых, – не без воодушевления вспоминает БГ. – Позвонили. Тэйлор приехал в студию в драном макинтоше, с дешевой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой „Gibson“, все ручки повернул „вправо на 10“, спросил: „О чем песня?“ – и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа Rolling Stones».

Во всей лондонской эпопее «Аквариума» присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп легкость и ощущение глобального праздника. «Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, – говорил тогда Гребенщиков. – Мир стал единым местом, не разделенным на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».

…Ручки на микшерном пульте в Лондоне крутил легендарный «архитектор звука» Джо Бойд, выставивший «Аквариуму» идеальный для 95-го года фолк-саунд. Бойд, жизнелюбивый красавец в духе начитавшегося китайской поэзии Джеймса Бонда, сотрудничал со многими рок-звездами. В 60-е это были лучшие альбомы Fairport Convention и Incredible String Band, в 70-е – гениальный Ник Дрейк, в 80-е – REM и 10000 Maniacs.

Студийные эксперименты Джо Бойда с «Аквариумом» логично было отразить в только-только появившихся на свет журналах про аппаратуру и звук. Тут БГ чувствовал себя в родной стихии – рассуждать про саунд он любил с незапамятных времен. Дай ему волю, он не только про опыты Джо Бойда расскажет, но и про «стену звука» Фила Спектора, и про педагогические студийные приемы Джорджа Мартина. От подобного объема теоретической и практической информации возникало ощущение, что «Аквариум» действительно перешел на мировое время – а все упомянутые персоналии имеют отношение к «Навигатору». По крайней мере, на метафизическом уровне.

После специализированных изданий «Навигатор» начал продвигаться через американские московские газеты – получились заголовки типа «From Leningrad to London» и «Pop Veteran „Navigates“ Familiar Waters». Развивая шальные «телеги» БГ в «Рекламном мире», нам удалось сделать интервью в рекламных изданиях и тех бизнес-журналах, в которых существовали рубрики о рекламе. Интервью из серии «рок-музыканты пришли в мир рекламы». Приветствуйте.

…Новую фотосессию мой приятель Сережа Бабенко делал в процессе интервью – чисто репортажную, но с настроением. С этими фотками мы и работали дальше – в частности, с многотиражными газетами, анонсирующими сентябрьскую презентацию «Навигатора» в ДК Горбунова.

Вместо трех концертов в «Горбушке» состоялось четыре, которые прошли с невиданным аншлагом. При поддержке «Европы Плюс» новые песни «Голубой огонек» и «Три сестры» активно ротировались по радио, вот-вот должен был появиться видеоклип «Гарсон № 2». Результат не замедлил сказаться – за первые три дня в России было продано десять тысяч экземпляров «Навигатора», а еще через неделю на оптовых складах не осталось ни одной копии из всего двадцатитысячного тиража. Для 1995 года это были отличные показатели. Прямо на наших глазах культовые персонажи андеграунда 80-х вылезали из какого-нибудь условного «Джон Смит паба» на божий свет.

…Меньше чем через месяц, обедая в клубе «Московский» на Тверской, Гребенщиков не без удивления листал толстую папку с аккуратными вырезками из журналов и газет. Это был мой первый в жизни пресс-клипинг – расположенная в хронологическом порядке подборка публикаций за истекший период.

Статьи делились на несколько типов: анонсы концертов в «Горбушке», развернутые интервью с БГ, аналитические материалы профильного плана, англоязычная пресса и, наконец, многочисленные рецензии на «Навигатор». «Спасибо за пять звездочек», – улыбнулся Борис Борисович, близоруко щурясь и разглядывая сквозь стильные очки от Армани мою рецензию на «Навигатор» в одном из центральных изданий.

«Не за что, – пробурчал я. – У автора там первоначально стояло четыре звезды… Еще одну звездочку несанкционированно дорисовали ночью на верстке. По-видимому, твои фанаты-дизайнеры».

4. Музыка хулиганов

Самурай всегда должен иметь при себе сухие румяна. Может случиться так, что при пробуждении ото сна вид у самурая будет неважным. Тогда следует слегка нарумянить лицо.

    Цунэтомо Хагакурэ. Книга самурая

Как-то Гребенщиков признался: «Девяносто пять процентов интервью я несу какую-то нечеловеческую заумь… Последнее, что меня добило, – это журнал „Юность“, где я рассуждаю по поводу русского духа и таким псевдо-Бердяевым выгляжу, что тошно… Мне кажется, что возможен такой конкретно взятый день, и такой конкретно взятый журналист, и такое состояние сознания, когда получится интервью, достаточное для всеобъемлющего понимания „Аквариума“ и БГ. Это мой шанс».

Мой шанс случился где-то в районе десятого интервью – в то весеннее утро наши с Гребенщиковым биоритмы наконец-то совпали. Разговор шел на тему, на которую Борис Борисович рассуждал, кажется, впервые. Мы беседовали о визуальном имидже и сценическом макияже группы «Аквариум». Хочется верить, что БГ наконец-то встретил «брата по разуму», – мне показалось, что в тот момент он был максимально доверителен.

Для того чтобы Гребенщиков «раскрылся», конечно же существуют свои методы. К гадалке не ходи. Но помимо профессиональных секретов есть так называемые общие места. Во-первых, артист должен доверять журналисту. Во-вторых, не должно быть суеты – к сожалению, большинство интервью происходит «на бегу». В-третьих, тема интервью должна волновать не только интервьюера. И наконец, Гребенщикова, как, впрочем, и любого музыканта, ни в коем случае нельзя перебивать. Иначе мысль просто уйдет.

…Я вспоминаю интервью, которое БГ дал одному маститому питерскому рок-критику. Когда я прочитал его, мне показалось, что худшего монолога отца-основателя «Аквариума» я еще не читал. Ни одной мысли, какие-то обрывки фраз… Долго не мог понять, что случилось, пока не перечитал эту беседу еще пару раз. И тут меня осенило: практически все высказывания БГ заканчивались многоточием.

Я живо представил, как обстояло дело. Собеседники много лет общались друг с другом, поэтому журналист довольно бесцеремонно перебивал музыканта. На правах приятеля. В результате Гребенщиков не успевал не то что закончить свою мысль, а даже ее развить. В силу воспитанности он не делал никому замечаний – в результате это интервью таким кастрированным и получилось.

Другими словами, как делать не надо, я уже понимал. Дело оставалось за малым – сделать как надо.

…Наша беседа о гриме и макияже в рок-культуре состоялась на уютной крохотной кухне в московской квартире Гребенщикова. Телефоны по-утреннему сонно молчали, мы неторопливо пили чай из огромных чашек и просто болтали. БГ был максимально естественным и домашним – такой себе «Kiss Unmasked».

Вначале лидер «Аквариума» воткнул в допотопный кассетник новую композицию «Машинист» – то, что впоследствии превратилось в «Великую железнодорожную симфонию». Обсудили оба варианта названия, и затем я нажал на диктофоне кнопку «record»…

Так получилось, что это интервью с условным названием «Музыка хулиганов» не было опубликовано. По-видимому, ждало своего часа. Дождалось. Литературная обработка монологов БГ образца 96-го года сведена к радикальному минимуму.

* * *

Александр Кушнир: Как у тебя возникла идея поработать с лицом и как ты ее технически воплощал?

Борис Гребенщиков (максимально доброжелательно): Эта мысль была абсолютно естественной. Она напрямую вытекала из того, что рок-н-ролл, если отбросить всю ерунду и называть вещи своими именами, – музыка хулиганов. Так как «не хулиганы» находят свой путь в обществе другим образом. Рок-н-ролл – это настоящее хулиганство, идущее от Screamin’ Jay Hawkins’a, от людей подобного плана. Поэтому чем оторваннее человек выглядит, тем лучше. Когда после «Навигатора» я с Миком Тэйлором ехал домой, он очень правильно сказал, что настоящий блюзмен – это человек, потерянный для общества. То есть цыган – в каком-то глубоком смысле этого слова. Без пристанища.

А. К.: Слово «эпатаж» тут уместно?

Б. Г. (с жаром): Нет-нет, это не эпатаж. Это уходит корнями в шаманскую традицию. Когда шаман, получивший какую-то связь с духами, какую-то информацию, как бы пересекал реку смерти, был на том берегу иного мира и возвращался назад… И чтобы отделить себя от людей, которые не бывали на том берегу, он должен одеваться очень странно. Чтобы люди знали, что он одной ногой был в том мире. Все идет из этой традиции – у блюзменов происходит то же самое, что и у Screamin’ Jay Hawkins’a. Можно, не подумав, сказать, что человек дурачится. Или – что он прибабахнутый. А подумав, или прочитав интервью с ним, или пообщавшись, можно понять, что человек – нормальный. Просто он примеряет на себя маску юродивого.

Быть юродивым – это такое тяжелое служение. И можно большего добиться, если жить «без галстука». Шаманы слэш юродивые – эта традиция сейчас развивается, к примеру, крестным отцом фанка Джорджем Клинтоном.

…В мире всегда существовало разделение на Beatles и Stones. Beatles были очень красивые, и все их любили. А параллельно есть Rolling Stones, которые с придурью. Которые одеты в красные штаны, всегда размазаны, расписаны – с намеком на то, что они были на другой стороне. И они вернулись, чтобы помочь людям, уже имея это знание… И, естественно, традиция расписывать морды и одеваться черт знает во что – она оттуда и идет. Хиппи – яркий пример этого, хотя они это сами не всегда понимали. Но это сделано для того, чтобы отделить себя от реального мира.

Но когда есть такая задача в советских условиях, понятно, что быть юродивым сто процентов времени – это значит сто процентов времени проводить в кутузке. Или просто загреметь в дурдом. Поэтому приходилось наносить на себя грим, который потом надо было снова смывать. Татуировку, которую делали хиппи, на морду не нанесешь. Сразу окажешься в дурке. В силу этого те, кто мог себе это позволить, – мазались. Те, кто готов был идти на крайности. Мы мазались время от времени, с очень большим удовольствием.

А. К.: Очевидцы вспоминают, что на ранних концертах «Аквариума» ты пытался выступать с зеленой бородой…

Б. Г. (с воодушевлением): Зеленая борода была один раз в жизни. Поскольку краски у меня не было, то приходилось красить бороду фломастером. Это случилось на концерте в «стекляшке», которая потом стала «Венскими звездами». Там мы играли вместе с группой Сашки Ляпина «Ну, погоди!». Был какой-то концерт, который формально можно считать первым выступлением «Аквариума». Это ранний 74-й год. Джордж Гуницкий играл на барабанах, Файнштейн – на басу, а я – на электрогитаре. Тогда мы совсем не умели ни петь, ни играть. Энергии тоже было не очень много. Поэтому приходилось компенсировать это всякими цепями…

А. К.: А цепи у вас были?

Б. Г.: Да, я любил ходить… У меня была такая здоровая цепь. Большая, до пояса. Из железа.

А. К.: Ну и где же ты ее достал? Ты же не с бачка туалетного ее снял?

Б. Г. (улыбаясь): Ты знаешь, у меня дома висела цепь, которая выполняла эстетическую функцию. Кажется, на ней был какой-то колокольчик. И в нужный момент я ее снимал и надевал на себя. А еще у меня была такая красная, типа длинного жилета шотландского, подкладка к плащу. Но, будучи снята с плаща, она как бы успешно заменяла мне концертные одежды.

А. К.: А у тебя какие источники фантазии были? Ты ходил в подпольные театры-студии, смотрел прогрессивные фильмы типа «Blow Up»? Или тебе уже попадались в руки какие-то журналы вроде «Rolling Stone»?

Б. Г.: Тогда не было никакого кино. Не было никаких журналов. Единственное, что было, – журнал «Ровесник». И польский журнал «Панорама», где все равно ничего было не понять. Так что все это придумывалось. Из головы.

А. К.: Где-то в самом начале 80-х на концертах у тебя появился продуманный жесткий грим. Какие-то стрелки на веках…

Б. Г.: Ну да. Как бы жены есть у всех, девушки есть – поэтому грим доступен. Там уже можно мазаться в полный рост. Я как бы уже знал, как именно глаза подводить.

А. К.: Для этого бралась отечественная тушь?

Б. Г.: По-моему, отечественной тушью никто не пользовался. Всегда были какие-то девушки вокруг, у которых можно было приличную тушь на секунду стрельнуть. На самом деле у меня дома уже была своя косметичка, мне Джоанна Стингрей привозила из Америки все. То есть я требовал, чтобы она привозила такого, такого и такого.

А. К.: Не могу судить о питерских концертах, но вот эти московские выступления – где-то в районе 82-го года, зафиксированные на бутлегах «Арокс и Штер» и «Электрошок»… Там ведь грим применялся очень активно. Это был реальный электрошок…

Б. Г.: Да, у нас был активный грим. И все в кимоно уже были одеты.

А. К.: А один из первых курехинских концертов «Поп-механики», когда ты играл на клавишах и свое лицо под зомби стилизовал? И Вилли Усов этот снимок увеличил и на его основе создал обложку «Акустики»?

Б. Г.: Я не помню, чем тогда накрасился… Но что-то я тогда в гримерке нашел. Кажется, это было только один раз.

А. К.: По макияжу еще один вопрос. Просмотр видео, он как-то стимулировал твою творческую активность?