Были-не-были

Оказалось, что он служил актером. В ТЮЗе. Играл Вини-Пуха. Дети его обожали. Вот, что значит голос. Дар небес.

Два экстрима

Где-то там, за границами нашего суверенного интернета, где никто не носит поясов верности своей Родине и всяк так и норовит презреть любые духовные скрепы, бесстыдно щеголяя своим интеллектуальным эксгибиционизмом, вот в этой богом проклятой земле, где текут молочные реки среди кисельных берегов, любой мало-мальски уважающий себя Художник дорожит своим именем больше, чем собственным здоровьем. Ведь имя для него это его все. Не просто торговая марка, а много больше – стиль, индивидуальность, почерк. В конечном счете репутация. Всю свою жизнь эти чудаки тратят на то, чтобы заставить людей ассоциировать все их творчество напрямую с их именами. И когда тебе говорят Пикассо, ты точно знаешь – этот изобразит тебя так, что мать родная на портрете не узнает. Ну, а если Энди Уорхол, то это будет раскрашенная вручную шелкография очень большого размера. И если ты придешь к Шагалу заказывать портрет, то бесполезно его просить написать тебя в стиле Модильяни. Он изобразит тебя только как Шагал, в обнимку с коровой, а подобная просьба его просто оскорбит. Точнее, он ее не поймет. Потому-что если тебе не нравится Шагал, то зачем у него заказывать работу? Иди к Модильяни, раз он тебе нравится. А Шагал под Модильяни подделываться не будет, у него же имя! Репутация! Но это у них, а у нас не так, ох не так, ребята. У нас Заказчик приходит к Художнику не ради его творчества, а чтобы самоутвердиться. Естественно, за счет Художника. И первый вопрос, который Заказчик задает нашему Художнику, будь он хоть трижды знаменит, сможет ли он написать как такой-то или разэтакий-то художник. Наш Маэстро, естественно, сначала смертельно обижается, но когда ему предлагают двойную или тройную цену, все равно соглашается. Потому, что отлично понимает – в нашей стране репутация и имя ничего не значат. А значат тут только деньги, на которые и создается эта самая репутация. Самого дорогого. Самого продаваемого. Самого успешного. Ну, что тут скажешь – два мира, два экстрима.

Девушка без комплексов

В накладных ресницах и без трусов. Поразительная самооценка.

Деликатный человек

Приехав на море, он обнаружил, что жена храпит. Неприятный сюрприз в свадебное путешествие. Услышав среди ночи чудовищные звуки, которые издавало довольно субтильное и при дневном свете даже весьма симпатишное существо, каковым была его избранница, он первую ночь боролся с желанием ее разбудить и рассказать ей всю правду об ее храпе, во вторую ночь хотел задушить ее подушкой, а на третью собирался с ней развестись. Наконец, после трех бессонных ночей он сходил в аптеку, в тайне от жены, купил затычки в уши и с тех пор живет с ней душа в душу. Вот что значит деликатный человек.

Деменция

Жена мужу. «Тебе сегодня нужно передать записку от меня Вере. Зайди к ней в 205 аудиторию в 11 часов, у нее как раз перерыв между парами, она тебя ждет». «А кто такая Вера? Я ее знаю?» «Ты же нас сам познакомил. Ты что, забыл?» «Да ты что! Знаешь, какая у меня память!» «Знаю. Дырявая, как дуршлаг. Ты же деменцией страдаешь». «А что это такое?» «Старческое слабоумие. Или ты не помнишь?» «Ну как же, как же, отлично помню. Деменция! Слово-то какое! Но у меня ее нет. Точно. Иначе я бы об этом помнил».

Через час муж и Вера. «Извините, а Вы кто?» «Я Вера, подруга вашей жены. Вы что, не помните?» «Как же, как же, отлично помню. У меня к Вам дело. Я Вам должен что-то передать. Вот только что? Не помню,– лихорадочно охлопывает себя по карманам,– Вот ведь память, каждому бы такую. Вспомнил! Ну, точно! Как же, как же. Я Вам деменцию должен передать, вот только в какой карман положил, ума не приложу».

День из жизни

Белая скатерть. Безупречная белизна фарфора. Белое вино. Сыр с белой плесенью. Белый виноград. Белая прохлада тени. Белый песок у кромки моря. Белые барашки волн. Белые облака в побелевшем от зноя небе. Еще один день из жизни «белого» человека.

Деньги из воздуха

В ныне легендарные времена раннего Лужкова, когда по всей стране и особенно в столице кипела и бурлила вороватая жизнь при только что объявленном капитализме, на Тверской образовалось ТСЖ, взяв в управление собственный дом. И тут же новым собственникам пришло предписание из мэрии привести в порядок фасад: как-никак, а дом на красной линии главной улицы города.

Не имея на это денег, ТСЖ решило спрятать фасад за баннером, чтобы скрыть его дефекты. И как только баннер вывесили, тут же в ТСЖ явились представители одного весьма крупного рекламного агентства и за большие деньги разместили на баннере свою рекламу.

И понеслось. Чтобы рекламу не сняли, агентство заключило с руководством ТСЖ договор и помесячно платило за аренду баннера, а на полученные деньги ТСЖ обустраивало свой дом. Отреставрировали и фасад, не снимая баннер. Неожиданно случились перемены в лужковской администрации: сняли начальника, крышевавшего вышеозначенное рекламное агентство. И к ТСЖ тут же явились новые рекламщики с предложением сдать им освободившейся баннер для рекламы.

Председатель ТСЖ резонно им ответил, что у него же договор с впавшим в немилость агентством. Тогда новый пока еще не состоявшийся арендатор баннера заплатил ТСЖ огромные деньги, лишь бы на нем не было вообще никакой рекламы. Если не ему, то и конкурентам ничего. Вот так делали деньги прямо из воздуха.

Деревенское гостеприимство

Яблоки лежали на столе. Желтые и красные. Стол стоял посреди голой как младенец избы, словно престол в храме. Окруженный ароматом спелых фруктов, в густой и непроглядной вуали тени, а снаружи бушевало пламя летнего дня. В саду гулко гудели шмели и пчелы. Сквозь закрытые ставни опасно врывались кинжалы раскаленных до бела лучей, дымящихся от ярости в холодных скрипучих сумерках старого дома. Среди яблок темнела краюха ржаного хлеба и гордо возносилась длинношеяя крынка молока, накрытая полотенцем. Настоящие дары пресуществления плодородного лета, предложенные нам самим провидением деревенского гостеприимства.

Петух

Кур обычно презирают, считая самыми безмозглыми тварями на свете. Если хотят кого-либо оскорбить, то прямо сравнивают его с курицей. Или с петухом. Что еще обидней – для мужчин. Но из любого правила всегда есть исключение. Речь о петухе, обманувшим свою смерть. Соседка Галя по прозвищу «дачница» в деревне заводила кур только на лето: весной покупала цыплят, а по осени забивала их на мясо; держала только кур-несушек, а ближе к середине лета, когда они начинались нестись, покупала им петуха. Все лето со своими яйцами, а обратно в Москву уже со своим мясом. И так каждый год, пока однажды не случился конфуз: петух, глядя как его кур убивают прямо у него на глазах, одну за другой, перепугался; сообразил, что ждет и его смерть от ножа мясника и сбежал, перелетев в соседский двор. Как Галя его не искала, найти не смогла. Плюнула в сердцах и укатила в свою Москву, закрыв сезон. А петух через пару дней обнаружился в соседском курятнике, где благополучно перезимовал и очень даже пришелся ко двору. Казалось бы – жизнь удалась: топчи кур и знай себе кукарекай. Ан, нет. Весной вернулась «дачница» Галя. И не одна, а со свежим выводком цыплят, которые вскоре подросли и превратились в молоденьких аккуратных кур. Петух, глядя на них, прямо с ума сошел: своих кур забросил и все рвался на Галин двор – ее кур топтать. Когда она купила им петуха, он его задрал, не потерпев конкурента. В конце концов, обратно к ней перебрался. Всех извел, а своего добился – снова стал Галиным петухом. Невзирая на то, что по окончании дачного сезона его ждет смерть. Но какая же любовь без смертельного риска. Даже у петухов.

Деревня

Раз речь зашла про петуха, в самый раз найти пару слов и для свиньи. Продавщице Любке как-то обломилось счастье. Правда не счастье, а свинья, но зато какая! Иные деревенские всю жизнь проживут, а так и не выучатся вести себя по-людски. А этой свинье и учиться не нужно было. Чистоплотная и без слов все понимает. Умная – просто ужас. Ну, сущий человек. Нашла ее она случайно: машина сбила поросенка около ее двора, а она его подобрала и отнесла в сарай, не надеясь, что выживет. А поросенок возьми да оклемайся, затем самостоятельно выбрался наружу и заявился к ней прямиком в избу. Совсем как какая-нибудь кошка. Он даже цвет имел для этого самый подходящий – черный. Чудно, да и только. Ну, какая это свинья? Свинья большая, розовая и грязная, как соседский кабан Борька. А эта маленькая, худая и черная. Настоящее домашнее животное. Для души. Хотя и у нее были, чего скрывать, хвост, пятачок и копыта. В точности как у настоящей свиньи. Соседи, видя такое Любкино счастье, невольно обзавидовались, и решили ей его испортить. Заявились к ней без приглашения и объявили, что это вовсе и не свинья, а мини-пиг: животное такое страшно дорогое и заморское,– и у него наверняка есть хозяин. Любка человек честный, ей чужого добра даром не надь. Написала объявление и вывесила на двери сельпо, где работает. Так, мол и так, найден поросенок, черный, мини-пиг, разыскивается хозяин. Через день заявляется к ней в магаз незнакомая рябая баба с мешком и объявляет: «Мой, мол, поросенок». Ну, Любка его ей отдает и интересуется: «На кой тебе, такой шалаве, это заморское чудо-юдо в хозяйстве?» А та в ответ: «Да я его по случаю с рук купила. На мясо. Третий месяц откармливаю, а он, паразит, ни черта не растет. И, что характерно, ведет себя совершенно не по-свински: из хлева убегает и все в дом рвется как бешенный; ходит только по дорожкам и страшно любопытный, словно ребенок малой,– до всего есть ему дело. Не знаю уж, как сложилась дальнейшая судьба этого самого мини-пига, сделали из него сало или холодец, а Любка до сих пор в шоке. Это же надо такой дремучей личностью быть, чтобы принять редкое домашнее животное за обыкновенную свинью. Одно слово – «деревня».

Дерево

Это была старая груша, изрядно потрепанная временем. Она росла на заднем дворе и под ее сенью выросло не одно поколение обитателей дедовского дома. Самое лучшее место на всем белом свете. Весной, когда груша цвела, мы играли в ее тени, а летом целыми днями сидели на ветках и объедали еще зеленые плоды, и это были самые вкусные груши в моей жизни. Когда наступала осень, это всегда был траур по лучшим дням в году: груша сбрасывала листву, а нас насильно разлучали с ней и отправляли в школу. Лишь на Новый Год мы вновь с ней встречались и радовались случившейся оказии вновь провести вместе все зимние каникулы. Только теперь ветки служили местом для развешивания самодельных птичьих кормушек для снегирей и синиц, а вокруг ствола лепили снеговика и играли в снежки и возили друг друга на санках. И так из года в год, пока однажды мы не выросли и перестали замечать старую грушу: наше мировое древо, огромное как небо, усыпанное плодами добра, вокруг которого прошло все наше детство и которое вырастило нас и выпустило в мир. И я благодарен судьбе, что в моей жизни случилось такое дерево, настоящее древо познания добра.

Дилемма

Тут давеча знакомый руку сломал. Ну, не совсем руку, а палец. На ноге. Но все равно больно. Встретил его в гипсе и с синяком под глазом. Горячо интересуюсь, что случилось. А он в ответ, мол, поскользнулся и упал. Сочувствую ему и предполагаю, что это произошло по очевидной халатности со стороны городских коммунальных служб в лице дворников-бездельников. Надо бы на них, мол, в суд подать, хотя бы ради компенсации морального ущерба. Он печально соглашается со мной, но уточняет, что был не совсем трезв на момент, когда собственно падал. Да что там не трезв, а прямо таки был в зюзю пьян. О чем в травмпункте сделали соответствующую запись в его медкарте. Он там, понимаешь, погорячился с доктором, который по причине его опьянения, отказывался его лечить, и начистил ему его клистирную харю. Ну, чтобы не забывал о клятве Гиппократа и знал, что и у пострадавших есть кое-какая гордость и права на бесплатную медицину. Там же и палец сломал на ноге, пока доктора пинал. А тот ему глаз подбил. Теперь эта жертва «гравитации» не знает, то ли на эскулапа жалобу писать, то ли все же поблагодарить за помощь по устранению последствий перелома, когда тот ему палец загипсовал. Настоящая моральная дилемма.

Долг превыше всего

– Ну что, Катенька, чем Вы нас сегодня порадуете?

Студентка выкладывает на стол перед преподавателями чертежи своего нелепого клуба и тоскливо смотрит на профессора, пытаясь по выражению его лица понять, удастся ей согласовать свою идею или снова придется все переделывать. А профессор уставился в ее пустые черные глаза и представляет, что бы он сейчас сделал, если бы ему дали волю.

«Неужели у Вас нет никаких идей?» «Не-а».

«Хотите, я Вам сейчас покажу, зачем Вам ваша голова?»

Не дожидаясь ответа студентки, профессор достает из портфеля молоток с удлиненным гвоздодером-когтем и со всей силой бьет им студентку по голове, проламывая ей череп. Раздается хруст костей и ленивый голос его ассистента комментирует:

«Однако, не ожидал, коллега. Порадовали, хоть какое-то разнообразие, а то со скуки умереть можно».

Профессор зловеще смеется и с помощью гвоздодера ловко вскрывает череп студентки, словно консервную банку, плотоядно облизывается и выдыхает:

«Свежие мозги. Коллега, не одолжите вашу ложку, свою я дома забыл. Я Вам отдам, как только попробую».

Получив ложку, он с горкой зачерпывает ею розовую студенистую массу из вскрытой головы и жадно заглатывает, по-кошачьи жмурясь от удовольствия.

«Ну как?»– интересуется ассистент.

«Свежие»,– выдыхает профессор и жадно запихивает в себя еще две ложки, громко чавкая.

«Не позвать ли и других коллег, что сейчас на кафедре?»– интересуется ассистент, когда профессор возвращает ему ложку и любезно предоставляет возможность отведать содержимое головы студентки.

«Вы ешьте, коллега, ешьте. Нечего мозгами наших студентов разбрасываться. У них свои есть. Вот если что-нибудь останется, тогда и пригласим».

Поочередно меняясь ложкой, они жрут мозги, пока не насыщаются.

«Все, больше не могу,– вздыхает профессор и приказывает,– Зовите, коллега, остальных».

Ассистент выходит и тут же возвращается с группой профессоров, семенящих друг за другом и радостно бубнящих: «Мозги. Мозги. Мозги».

Трапеза продолжается, пока от студентки не остается ничего, кроме неудачного проекта клуба на бумаге».

Профессор вздыхает, медленно придвигает к себе чертежи и начинает их править, проклиная самого себя за то, что профессиональный долг для него всегда превыше всего.

Должность

Петров, положив полжизни на то, чтобы выбиться в директора, оказался в нелепой ситуации. Из-за эпидемии, случившейся как детская неожиданность, он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Петров не мог ходить на работу из-за карантина и отказывался в это верить. Все способы обойти запрет не работали. В его услугах государство не нуждалось, а все попытки получить постоянный электронный пропуск провалились. Его фирму не включили в список жизненно важных для города предприятий и он вынужден был сидеть дома. Как все. Это-то и бесило. Как все? Но он не мог быть как все, Петров был директором и, значит, у него должны были быть привилегии. Которых, как выяснилось, не было. От обиды за то, что его уровняли со всеми, Петров места себе не находил. Сидел, как какой-то кастрированный кот, дома, и мрачно смотрел в окно на улицу, по которой свободно передвигались лишь курьеры, словно карантин был им нипочем. И Петрова осенило. Он решил записаться в курьеры. Фиктивно, конечно, чтобы получить желанный пропуск. Разослал свои анкеты по агентствам и стал ждать. Но все его попытки добиться вакансии курьера потерпели полное фиаско. Никто не хотел брать на работу директора. Даже бывшего. Видимо, или не верили ему, или боялись, что подсидит. Петров стал жертвой собственных амбиций, ведь бывших директоров не бывает.

Дорогой Ленин

Моя мама подарила мне как-то на день рожденья целых два рубля. Металлических. Юбилейных. Оба с чеканным крепким лобастым профилем Ильича. И пообещала, что когда-нибудь они будут стоить целое состояние. Я положил их в красивую металлическую коробочку из-под монпансье и принялся ждать. Это была моя самая первая инвестиция в свое светлое будущее. Шли годы, много чего изменилось в жизни: и в моей и всей страны,– но рубли так и оставались лежать на дне все той же коробки, куда я их положил еще ребенком. Они мне просто не понадобились. А знаете почему? Я вырос, а будущего не стало. Вместе со страной, в которой я родился. Но остался Ленин. Он все так же лежит в гранитной коробке как неразменный рубль, куда его положил Сталин. Главная ценность всего нашего государства. Инвестиция в светлое будущее всей моей страны, которого тоже не стало. Видимо, когда клали Ленина в коробку мавзолея, верили, что он вырастит в цене. И тоже ошиблись. А закопать жалко, слишком дорого стоила всем эта ошибка. Я вот тоже не могу эти два рубля выкинуть, жаба душит. Лучше оставлю детям, авось им повезет. Разбогатеют.