Утесов. С песней по жизни

– Что же это такое?! Выходит, ты один талантливый, а мы нет! Это никуда не годится, мы не согласны…

Чтобы как-то успокоить пожилых людей, ни в чём не виноватый Утёсов согласился пойти с ними в редакцию. Там они надеялись исправить положение. На следующий день в газете появилось следующее добавление: "Напечатанная во вчерашнем номере нашей газеты заметка о конкурсе юмористов вызвала реакцию зрителей, на следующих спектаклях поспешивших доказать, что артисты Самарин, Раздольский и Рабчинский пользуются не меньшими симпатиями, чем г. Утесов".

* * *

С началом мировой войны театральная жизнь в Одессе замерла. Утёсов занимался в консерватории по классу скрипки. Неожиданно выяснилось, что студентов не берут в армию. Это обстоятельство вызвало зависть у художественного руководителя Ришельевского театра миниатюр Павла Поля. Он спросил Утёсова:

– Вы занимаетесь в консерватории?

– Да.

– А мне нельзя туда?

– Что вы там будете делать? – удивился Леонид, будучи невысокого мнения о музыкальных способностях Поля.

– Учиться играть.

– На чем?

– На барабане.

– Ну, если на барабане, – едва сдерживая смех, сказал Утёсов, – вас, пожалуй, примут.

P.S. Со временем Павел Николаевич Поль стал знаменитым комиком, артистом московского Театра сатиры. Правда, на сцене он часто путал текст роли и нес отсебятину. Коллеги шутили про него: "Существует толковый словарь Даля и бестолковый Поля".

Однажды П. Н. Поль был с Театром сатиры на гастролях в Ленинграде, когда туда неожиданно приехала его жена и застукала в номере своего мужа любовницу. Ударом кулака решительная женщина распахнула дверь и произнесла ставшую в артистической среде крылатой фразу: "Когда жены приезжают, бл. и убираются вон".

* * *

Несмотря на то, что он был студентом консерватории, Утёсова в 1916 году призвали в армию и зачислили рядовым в пехотный полк, квартировавший в нескольких верстах от Одессы. Там он попал под начало подпрапорщика, который крайне неохотно давал солдатам увольнительные в город.

Однажды получилось так, что галантный Утёсов поцеловал ручку жене подпрапорщика. Тот сразу страшно приревновал её к Леониду и при каждом удобном случае старался удалить его из расположения роты. Отныне, когда Утёсову не терпелось навестить жену и дочку, он целовал руку супруге подпрапорщика и получал увольнительную на целую неделю.

* * *

Дочь Утёсова родилась 14 марта 1914 года, её назвали Эдит. Замечательный эстрадный артист Геннадий Михайлович Дудник рассказывал, как Утёсов поведал ему одну историю, связанную с экзотическим именем его дочери.

Когда она родилась, обрадованный молодой отец пошёл в синагогу – записывать её и попросил дать имя Эдит. Тщательно обследовав свою книгу, в которой были записаны все еврейские имена, шамес-писарь сказал:

– Такого еврейского имени нет. Возьмите Сарра или Ребекка. Чем они плохи.

– А мне больше нравится Эдит, – настаивал Утесов. – Очень красивое имя.

– А что это за имя?

– Норвежское.

– А где находится эта Норвегия?

– В Америке.

– Ну, если в Америке, тогда можно, – милостиво согласился тот. – Пусть будет Эдит.

* * *

Февральская революция 1917 года принесла еврейскому населению России большую радость – была отменена черта оседлости, существовавшая ещё со времён императрицы Екатерины II – с 1791 года.

Напомним об этом уродливом признаке неравноправия.

Её официальное название "Черта постоянной еврейской оседлости". Она определяла границы территории, за пределами которой запрещалось постоянное жительство иудеям. Фактически эти препоны перестали существовать с 19 августа 1915 года, когда управляющий Министерства внутренних дел разрешил, в виду чрезвычайных обстоятельств военного времени, проживание евреев в городских поселениях вне черты оседлости. Официально же полностью прекратила своё существование вскоре после Февральской революции, когда 20 марта 1917 года Временное правительство приняло постановление, подготовленное тогдашним министром юстиции А. Ф. Керенским. Этим законодательным актом отменялись все "ограничения в правах российских граждан, обусловленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальности".

Запреты сильно осложняли жизнь еврейского населения в России. Правда, в императорских и правительственных указах имелись исключения для отдельных категорий граждан и представителей разных профессий, скажем, для купцов, фабрикантов или типографских наборщиков. Но в целом картина была удручающей, годами велась борьба за отмену позорного запрета, и вот наконец барьеры убраны.

«Расширение географии» Утёсов, к тому времени имевший «широкую известность в узких кругах», почувствовал сразу – уже в марте он получил приглашение в Москву: выступать в кабаре при ресторане «Эрмитаж», в котором работал знаменитый повар француз Люсьен Оливье (1838–1883), подаривший свою фамилию салату, с годами ставшему неотъемлемым спутником торжественных застолий советских людей. (Правда, наши хозяйки готовят некую модификацию салата. В оригинальном рецепте никакой варёной колбасы или курицы не предусмотрено – только рябчик). Ресторан помещался на Трубной площади, сейчас там разместился театр «Школа современной пьесы». (Кстати, сегодня им руководит одессит И. Райхельгауз).

Кабаре находилось в саду, позади ресторана. Утёсов выступал там со своим одесским, хорошо проверенным репертуаром: куплетами, рассказами, монологами. Особым успехом у зрителей пользовалась сценка «Как в Одессе оркестры играют на свадьбах». Её изюминка заключалась в том, что Леонид Осипович имитировал голосом музыкальные инструменты, которые подбираются при формировании свадебного оркестра. Чтобы показать товар лицом, музыканты при этом стараются импровизировать. Возможно, этот номер был первым маленьким шажком на пути создания утёсовского джаза.

Московская публика принимала одесского артиста без особого восторга. Сдержанным жителям средней полосы иной раз трудно понять экзальтированный, излишне склонный к восторгам по любому поводу темперамент южан, их зацикленность на бытовых проблемах, нарочито исковерканный язык.

Через месяц Леонида Осиповича пригласили в программу театра П. П. Струйского, находящемся по тогдашним меркам на отшибе – в помещении нынешнего филиала Малого театра на Большой Ордынке, 69. Там его принимали ещё прохладнее. Зал заполняли мещане и рабочие Замоскворечья, которым нелегко понять своеобразный характер одесского сапожника или биндюжника.

В конце концов Утёсова охватил такой сплин, что, не дождавшись окончания сезона, он вернулся в Одессу, где начал выступать в Ришельевском театре.

Единственным приятным воспоминаем о театре Струйского было знакомство со Смирновым-Сокольским.

P. S. В то время Н. П. Смирнов-Сокольский ещё не выработал свой оригинальный жанр сатирико-публицистического фельетона, чем прославился впоследствии, а выступал как куплетист.

До пpихода на эстpаду Смиpнов-Сокольский пpобовал себя в жуpналистике в качестве pепоpтеpа отдела пpоисшествий. Его пеpвый pепоpтаж о пожаpе занимал десять стpаниц убоpистого текста. В pедакции pукопись сокpатили, опубликовав лишь несколько стpочек о том, что дом сгоpел.

Следующий матеpиал об огpаблении могилы кpупного московского богача был опубликован полностью. Однако на следующий день поступило опpовеpжение pодственников покойного. На этом каpьеpа молодого жуpналиста кончилась.

* * *

Переехавший из Киева в Одессу Яков Петрович Ядов (1873–1940) был плодовитым автором. Мало того, что его стихотворные фельетоны практически ежедневно появлялись в газетах, он еще много писал для эстрады. Современники отмечали, с какой поразительной быстротой он сочинял по заказу интермедии. Например, приходит к нему артист и просит:

– Яша, напиши смешно.

Тот требует дать ему тему. Темы у артиста нет, и он говорит какую-нибудь чепуху вроде того, что человек заходит в трамвай.

– А дальше? – спрашивает Ядов.

– Дальше придумай сам. Ты же автор.

– Финотдел, баня, растратчики, накрашенные девицы тебя устраивают?

– Да всё равно. Лишь бы смешно было.

– Рефрен "Ай, спасибо вам за урожай" подойдет?