Планета Тивит

Но на этом мои неприятности не закончились. на половине пути до дома маршрутка обломалась. Люди ругались на водителя, который лениво бродил вокруг поломанного агрегата, пиная со злости колеса, как настоящему шоферу и положено. А вот я, заспешил на троллейбус, успев втиснуться в уже закрывающиеся двери громыхающего всеми своими сочленениями металлического чудовища. В шею мне тут же уперся чей-то локоть, по коленке ощутимо била чья-то женская сумочка. Саму хозяйку из-за большого скопления народа мне увидеть не удалось, но больно было от каждого удара. На следующей остановке народ повалил наружу, а мне пришлось втискиваться круговыми движениями между престарелым дедушкой с палочкой в огромных линзах диоптрий на десять и каким-то подростком, из-за собственной невоспитанности умудрившимся даже не снять объемный рюкзак с плеч.

С трудом поднял руку, чтобы посмотреть на часы, часовая стрелка которых, словно сошла с ума, утекая как вода сквозь пальцы. Наручные "командирские" протикали шесть часов вечера, и сердце заекало от плохого предчувствия, а если я не успел? А если с Яной что-то случилось? От фотографии Митусова шло какое-то внутренне тепло, грея кожу во внутреннем кармане. Маяк требовал, чтобы его распечатали. Темная сила, которой он был до краев, наполнен требовала выхода, коего дать я ему, увы, не мог.

Через пару остановок очень медленной черепашьей езды, когда терпеть уже не было сил, я, подчиняясь бездумному потоку спешащих по домам жителей, вылетел пулей из троллейбуса и побежал в сторону дома. Благо от салтовского шоссе до моей Автострадной набережной было не так много бежать.

Конечно же, сердце тут же бешено заухало, как сумасшедшее, противясь всеми возможными фибрами души, такому халатному отношению. Бок заколол острой болью, выдавая мою леность и заброшенный спорт. Ноги стали подкашиваться, пот струился по лбу крупным градом, застилая мне глаза. мысль о том, что можно было позвонить Максиму, мне пришла уже слишком поздно, когда я увидел его внедорожник возле дверей нашего подъезда. муж Красовской, как раз парковал машину, справившись со всеми своими делами на работе, уладив неприятный инцидент с Макдональдсом. Времени рассказывать о наших дальнейших приключениях не было. Меня вместе с супругой ждали на выставке художников, а мимоходом мне просто было жизненно необходимо спасти от гибели свою лучшую подругу.

На немой вопрос полковника полиции я отмахнулся, оббежал его по неширокой дуге, перепрыгивая через ступеньку, рванул на второй этаж к своей двери. Позади меня гулко ухали тяжелые берцы Максима, слышалось его сиплое дыхание.

– Да, что случилось-то?– воскликнул он в конце концов, догнав меня у самого дверного звонка.

– Потом…Я нашел третий маяк. Яна…Яна при смерти, но сейчас ей станет лучше…– на долгую трель звонка поначалу никто не отзывался. Я испугался, что все же оказался прав, и Красовской стало еще хуже, но минуты через две по ту сторону квартиры зашлепали знакомые шаги моей разлюбезной тещи, а потом на пороге появилась и она, собственной персоной.

– Явился?– строго спросила она. В руках Эльвиры Олеговны был стакан с водой и какая-то мокрая тряпка.

– Как она?– на ходу спросил я, бросаясь в спальню к теще, пинком распахнув туда дверь. Света сидела у постели подруги. Глаза журналистки были закрыты. дыхание редкое и прерывистое. Полные синего цвета губы чуть приоткрыты. Кожа на них потрескалась и ссохлась. Янка была бледна, как сама смерть, и в моей голове, вообще, возникали сомнения, что она жива.

– Яна!– вскрикнул позади меня Максим, бросаясь через всю комнату к жене. Странно, я раньше думал, что наши полицейские не столь ранимые создания, но, еще неизвестно, как бы я сам реагировал, будь на месте Красовской моя Светлана.

– Солнышко мое, я здесь…Я рядом…– он схватил жену за руку, покрывая еле теплую ладошку поцелуями. – Саша все нашел. Дворкин – он молодец! Он может все!

Ну, это он меня явно перехвалил…Скромно потупился я. До всего мне еще очень далеко. Так, чего-то могем....так сказать.

– Ей стало хуже ближе к двум часам,– начала рассказывать Светка, отставляя стакан с водой в сторону. Давление резко упало до самой критической отметки, мы еле сумели его с мамой немного поднять. Температура тело, наоборот, повысилась до почти сорока. Яну бросило в жар. Она забредила. Из ее нескольких фраз едва можно было разобрать слово "семь" и "ложь". Она твердила это без остановки пока хватало сил. Где-то с час назад, когда никакие уколы и капельницы ее перестали брать, она потеряла сознание, а мы стали ее охлаждать народными методами,– она грустно кивнула на стакан с водой,– лечение температуры растирание уксусом в нашей стране еще никаким приказом не отменили…

В глазах жены стояли слезы. Ей было страшно и больно смотреть на то, как ее хорошая, если не подруга, то знакомая угасает. хуже нет для человека, видеть смерть близкого и родного создания, когда ты можешь лишь наблюдать, слегка ослабляя страдания больного, не в силах помочь. особенно тяжело это давалось Светке -врачу по своей основной профессии, то ли инстинкты играли, то клятву Гиппократа вспомнила.

– Ты нашел третий маяк?– с надеждой в голосе спросила жена.

– Да…– я вытащил из внутреннего кармана куртки чуть помятую фотографию Митусова с загадочной надписью про воду. Несомненно, это было очередным ключом, только, как его разгадать, где найти четвертый маяк? Все эти вопросы я решил оставить на потом.

– Зрачки на свет реагируют?– я поднял веко Красовской. Склеры были красными. От резких перепадов давления сосуды в глаза полопались, оставляя кровяные следы.

– Пробовала,– кивнула Света,– все без толку…Она, как будто в коме…

– Сейчас…Секунду…– я отодвинул решительно в сторону Максима, наклоняясь поближе. На свет лампы дневного света зрачки не реагировали. Красовская была почти мертва.

– Скорее фото,– не глядя я протянул руку назад, уверенный, что жена тут же придет на помощь, и вставит в ладонь то, что мне требуется. Над ухом напряженно дышал Максим. В его глазах легко читалась мольба о помощи, но я не Бог. Я всего лишь маг-недоучка, и мне далеко до таких величин, какими были Агрида и Алаида.– Секундочку…

Перевернув фотографию надписью вниз, я коснулся ею запястья Красовской, в том месте, где появилась сама собой римская цифра "три". И тут же отдернул свою руку в сторону. Мощь темного заклятия была столь сильна, что мои кончики пальцев чуть не задымились, касаясь ее лишь краешком. не уверен, что кто-то из ныне живущих мог был совладать с такой силой, какая была заключена в каждом маяке, оставленном Митусовым.

Сначала, ничего не происходило. Фото висело, как приклеенное на запястье, а потом над ним появился робкий черный вьющийся дымок, мрачное облачко всколыхнулось по гладкой поверхности, испаряясь в воздухе. Мне показалось, что меня сначала посадили в хорошо натопленную парилку, а потом с маху кинули в ледяную прорубь, такой мощи я не видел еще нигде. Портрет сумасшедшего тихо стек на пол липкой пластмассой, оставив на коже женщины еле заметный ожог. Татуировка испарилась, словно ее и не было. И если бы я не видел ее бы собственными глазами, то никогда бы не поверил, что такое возможно.

Яна слабо шевельнулась на кровати, вздохнула полной грудью, проталкивая в себя живительный глоток воздуха. Сиплый хрип вырвался из ее легких, заставив Максима испуганно дернуться к ней.

– Не надо…– остановил его я.– Позже…

Обернулся на Светку, призывая ее померить температуру и давление Красовской, та сразу же бросилась за аппаратом и градусником на кухню.

– Саша…– глаза Яны были открыты. Шепот ее пересохших губ был еле слышен. – Да, моя дорогая…– я, как мог низко наклонился к ней, гладя ее по волосам, как маленькую девочку.

– Ложь…Слышишь…все ложь…– торопливо проговорила она.– Все вранье…Се…Семь…

Глаза ее неожиданно закатились, а тело содрогнулось и рухнуло на подушку. Я беспомощно оглянулся на Макса, но и тот, мало что понимал.

– Что значит ложь? Семь?– спросил он пораженно. Для его приземленного, сугубо полицейского, узкоспециализированного мышления, все эти загадки были сродни бином Ньютона.

– Загадка…– я встал с колен, схватившись за голову. Ситуация становилась все сложнее и сложнее. Найденные маяки теперь не приносили облегчение Красовской, а значит я был обречен на то, чтобы наблюдать, как моя самая близкая подруга умирает, не в силах ничего с этим поделать.

– Яна…– Макс склонился над женщиной, погладив ее еле теплую бледную щеку.– Яночка моя…– из глаз мужчины катились слезы. Он что-то шептал ей одними губами, даже не пытаясь скрыть от всех свое раздавленное состояние.– Яночка…

– Максим…– в дверях появилась Светка. В одной руке у нее был тонометр, а в другой электронный градусник.

– Не сейчас…Не надо…– я не мог смотреть на это все спокойно. Слишком больно было видеть мою цветущую и всегда веселую подругу похожую на овощ. И косвенно во всей этой истории был виноват я. Если бы когда-то давно я не втянул ее в расследование и поиски зеркала, чтобы вернуться обратно из Зазеркалья, если бы не встретил ее на улице Харькова спустя почти три месяца и не показал ей весь этот загадочный мир, наполненный магией и волшебством. Она, возможно, так и жила бы спокойно в своем уютном пространстве, обсуждая последние городские сплетни на страницах своего еженедельника, будучи лучшей в Украине журналисткой.

– Не надо…Оставь их одних…– в дверях спальни я оглянулся на эту пару. Максим не верил в происходящее, он гладил Красовскую по растрёпанным волосам, что-то мило приговаривая, изредка всхлипывая, чтобы унять катившиеся слезы и проглотить застрявший в горле комок горя, нахлынувшего на него с такой силой, что даже полковник полиции не мог с ним справиться самостоятельно.

Света тоже была на грани отчаяния, готовая разрыдаться в моих руках, как маленькая девчонка.

– Тише…Тише…– прошептал я ей, вытесняя в коридор.– Все будет хорошо, не волнуйся, малыш, все будет хорошо…

Сам не верил в это, но только потому, что надо было в этот момент говорить, нес всякую ерунду. Нельзя было молчать, я чувствовал это, иначе легко можно было сломать и ее, и себя, навсегда изменив наше мироощущение.

В кармане завибрировал телефон, надрывно, туго, неприятно.

– Прости меня…– я вытащил из кармана смартфон. увидев на экране лицо моего редактора. Черт…Я совсем забыл. Начало девятого…А в восемь мы с супругой должны были торжественно посетить выставку каких-то местных художников. С опаской принял звонок, ожидая крика по ту сторону трубки, но Елена Эрнестовна была само олимпийское спокойствие.

– Дворкин?– уточнила она на всякий случай.

– Он самый…

– Наконец-то ты решил со мной пообщаться! Надеюсь, ты мне скажешь, что уже поднимаешься по лестнице и совсем скоро мы с тобой увидимся в этой галерее?– строгим тоном проговорила она, впрочем, понимая, что я в очередной раз про встречу забыл.

– Елена…

– У тебя есть ровно двадцать минут, Александр Сергеевич, чтобы оказаться здесь,– она не стала меня слушать. ей надоели мои постоянные оправдания.– И если ты не появишься, то можешь считать, что издательство расторгает с тобой контракт!

– Я…

В ответ мне раздались короткие гудки, когда ее достать, редактор могла быть очень строга и упряма, а я, видимо, все-таки довел ее до точки кипения.

– Черт!– повторно ругнулся я, рухнув в кресло со всего маху. Пружины жалобно всхлипнули, но выдержали мой немаленький вес.

– Что еще случилось?– нахмурилась Светлана.

– Помнишь, я тебе говорил, что нам предстоит съездить сегодня на выставку?– жена кивнула. вытирая выступившие на глазах слезы. Тушь слегка потекла, образуя темные ручейки на чуть порозовевших щечках.– Мы должны быть там через двадцать минут…Иначе контракт со мной издательство расторгнет.

– Отлично! Нам не мешало бы развеяться. Макс с Яной побудет. Мама постелила ему на свей кровати. А Эльвира Олеговна обещала, что посидит с Дарьей и мишкой. Платье я себе погладила. а Стас,– наш знакомый таксист, занимающийся тем, что возит торгашей с Барабашово по домам,– нас уже ждет! Минут через десять будем выезжать!