Планета Тивит

– Нет…– холодный пот лился по мне рекой, затекая мне за шиворот. Испуганный Кекс, видимо, примостившийся рядом, зло шипел, разозленный тем, что придурковатый хозяин нарушил его отдых.

– Нееет!– раздалось отчаянное за стенкой.

– Твою мать!– ругнулся я, понимая, что кричал не я, а Красовская в спальне у Эльвиры Олеговны.

Быстро двинулся туда, бросаясь вперед перепуганной Светки и всклокоченного Мишки, выглядывающего из своей комнаты. Господи, подруга кричала так, словно рожала в этот момент. С Эльвирой Олеговной, рванувшей мне навстречу, мы чуть не столкнулись на входе. Теща была не на шутку взволнована.

– Я…Дворкин…Спим мы значит…Она, как заорет, за руку схватилась и орет, орет, орет…Я к тебе…Она орет…– Эльвира Олеговна испуганно и тяжело дышала, видя такое впервые в своей жизни. Да, тещенька моя любимая…Жизнь порой ужаснее, чем сериалы по телевизору.

Я вбежал в комнату, ища глазами Янку. Та каталась по полу, ухватившись ладонью за свое запястье и отчаянно выла.

– Яна!– бросился к ней, пытаясь поймать совсем обезумевший от боли взгляд. – Красовская!

С трудом мне удалось отнять ее руку от поврежденного места. Чуть выше печати самого дьявола четко была вытатуирована римская двойка.

– Черт! – мучения подруги были беспредельными. Она снова обхватила поврежденное место и глухо застонала. Из глаз ее текли слезы. Я посмотрел на часы. Половина пятого…Отчет нашего второго дня пошел. За тринадцать часов мы должны найти следующий маяк, иначе наша подруга погибнет.

– Яночка…Яна…– я обхватил ее голову руками и прижал к себе, как маленького ребенка.– Потерпи, прошу тебя…

– Саша…– позвала меня жена. У ее ног топталась заинтересованная происходящим Дашка. Ее волнистые длинные волосы топорщились со сна в разные стороны. Личико искривилось, готовясь вот-вот расплакаться.

– Дочка испугалась…– сообщила мне жена.

– Прости. Дашуль,– выдавил я из себя, успокаивая подругу,– прости, моя маленькая…

Она прошлепала босыми ногами к нам, аккуратно держась стенки, все еще с трудом держа равновесие. Света бросилась к ней, но я остановил ее взглядом. Не надо…Все-таки наша дочь самый мощный Срединный маг на земле, пусть и не знает еще об этом. По мере приближении дочери, плач Яны начал стихать. Даша заинтересованно посмотрела на подругу, а потом провела своим розовым крохотным пальчиком по заплаканным глазам журналистки, весело гукнула что-то на своем ангельском языке и плюхнулась ей на руки.

– А!– громко произнесла она, наклонив голову к груди Яны. Та затихла, стараясь не шевелиться. Боль в ее руке стала понемногу стихать. От каждого движения моей дочери Красовской становилось все лучше. – Угу…– протянула Дашуля, потом медленно сползла с рук подруги и пошлепала обратно к матери, мгновенно ухватившей ее на руки, словно боясь потерять. Все пораженно застыли.

– Она поделилась со мной своей силой,– пораженно объявила Яна,– боль была такой ужасной, когда появилась эта цифра. Мне показалось, что меня выворачивает наизнанку что-то могучее, забирая все, забирая мою жизнь, а когда подошла Дашка, коснулась меня, то мне стало сразу легко и боль ушла.

– Умница, моя девочка!– Света нежно поцеловала дочурку, взяв ее на руки.– Ты спасла тетю Яну, а теперь пойдем еще поспим…

– Раз все удачно закончилось, то тогда и я спать! У меня сегодня зачет,– пробормотал Мишка.

– Пойду кофе сделаю и давление померяю,– сообщила теща,– все равно после случившегося мы спать точно не будем.

Я согласно кивнул. Сон и случившиеся после события стряхнули с меня желание отдыхать, да и Янка не готова была уснуть это точно. Мы втроем побрели на кухню, где уже разносился аромат свеже сваренного кофе.

– А накурил, накурил-то за ночь!– Эльвира Олеговна распахивала все окна на кухне, чтобы проветрить помещение. На столе уже стояли три чашки кофе и прибор для измерения давления.– Ты что ночь совсем не спал?– бросила короткий взгляд на почти пустую пачку сигарет теща, забытую мною на столе вместе с зажигалкой.

– Почти…– уклончиво ответил я, вспомнив свой ночной кошмар. Странно…Что бы он мог обозначать? Все можно изменить кроме смерти…Да и смерть, как оказалось тоже. О чем пытался сказать Митусов в своем послании? Где находится следующий маяк?

– О чем задумался?– тихо спросила Яна, без особого энтузиазма перемешивая сахар. Такой бледной, вымотанной за несколько лет знакомства я подругу свою еще не видел. Римская двойка на запястье почти зажила, покрывшись коричневой корочкой засохших капелек крови.

– Где искать следующий маяк,– вздохнул я, делая глубокий глоток обжигающего напитка. От выкуренных за ночь сигарет во рту сушило. Я поморщился. Неплохо было за столько времени и поесть…

– Саш…– начала Яна, старательно отводя взгляд в сторону, мгновенно наполнившийся слезами.– А может не стоит?

– Что значит не стоит?– напрягся я, боясь, что у Красовской наступил момент, когда человек доходит до определенной точки терпения, когда рушащейся мир вокруг погребает твой характер, твой стержень под своими обломками. И, нет сил бороться дальше, не хочется выползать на поверхность раз за разом, чтобы протолкнуть в свои легкие хоть немного воздуха. Человек ломается, как сухое печенье, и ему больше не важно, что дальше с ним будет. Он отдает себя волне, подчиняясь ее хаотичному движению, даже не надеясь, что спасется.

– Искать второй маяк не стоит,– смахнула скатившуюся по бледной щеке слезинку Яна.

– Что за бред, Красовская?!– разозлился я, стукнув кулаком по столу так, что тонометр выпал из ушей Эльвиры Олеговны, а Кекс спрятался от греха подальше под стол.

– Агриппина права,– вздохнула журналистка,– ты что хочешь впустить в наш мир истинное зло? Погубить весь мир, чтобы дать мне возможность прожить на этой земле тринадцать лишних дней? Так в итоге результат будет тот же…Я была на Тивите, многое видела. Это не жизнь! Лучше умереть.

– Агриппина ведьма,– зло процедил я.

– Ведьма, которая тем не менее желает людям добра,– возразила Янка.

– Ты когда просыпалась, головой нигде не ударилась?– разозлился я.

– Саш…

– Что, Саш? – с негодованием вскочил я.– Мы найдем способ остановить вторжение! Должен быть какой-то выход! И тебя спасем…

– Так не бывает, – покачала головой Яна,– иногда приходится делать выбор, каким бы он неприятным не был бы. И если выбор состоит в том, чтобы спасти все человечество и моего ребенка в их числе от жизни без души, и мною, то я выберу человечество!

– Это делает тебе честь! – похвалил я подругу.– Но пока не время геройствовать. У нас есть еще двенадцать полных суток, чтобы найти выход.

– А потом? – с легкой улыбкой уточнила Красовская.

– А потом, если я не найду способ исправить все, то я сам тебя убью,– выдавил из себя я, выскочив из кухни.

На пороге спальни меня ждала Света. Ей тоже не спалось. Красные воспаленные глаза с укоризной смотрели на меня. Она все прекрасно слышала.

– Ты сказала правду?

– Да, я лично убью ее, потому что не хочу, так же, как и она бессмысленного будущего для своих детей! Дверь хлопнула, закрываясь. Мой ответ жене не понравился. Мне он не нравился тоже, но, пожалуй, взвесив все «за» и «против» я сделаю именно так. Буду убиваться потом, корить себя, возможно, даже не смогу жить с этим дальше, но выполню, если мы не найдем выхода.

На балконе утренний морозец приятно холодил кожу. Наброшенная на плечи куртка не спасала. По рукам побежали мурашки. Я задымил, не с первого раза подкурив на пронизывающем весеннем ветру. Убью…И Агриппина убьет. Она даже сделает это первой, не стесненная дружескими обязательствами. Убьет, как только почувствует, что запахло паленым и пути назад нет. Убьет, чтобы спасти мир людей, где она – чародейка имеет реальную власть и никогда не будет второй. Убьет, чтобы не стать одной из многих слуг с горящими глазами.

Мысли постепенно успокаивались от осознания того, что возможно мне лично это делать не придется. Может, это скорее всего мелко и неправильно, но в душе я этому обрадовался. Сигарета дотлела до фильтра, обожгла мне пальцы. Ругнувшись, я ее затушил о перила, выбросив вниз. Закурил еще одну…

– Все можно исправить в этой жизни, кроме смерти. Да и смерть, как оказалось, тоже…– произнес я вслух, пытаясь разобраться в скрытом смысле этой фразы. Смерть…Смерть близкого, любимого человека ужасна…Вернулись ко мне вчерашние мысли. Любимого, родного, близкого…Кто-то умер, но ты узнаешь о Тивите слишком поздно, когда уже ничего нельзя изменить. У Митусова умер…Стоп! Остановил я сам себя. Это же элементарно!

От осознания простоты идеи я выронил почти полную сигарету. Хлопнул себя по лбу, обзывая себя последними словами. Конечно же! Смерть – это необратимый процесс. Именно так считал Митусов, когда хоронил кого-то из своих близких, но вот пришел дядя Координатор и рассказал Олежке, что все можно было изменить, да уже поздно. Смерть – это кладбище, кладбище – это могила, могила – памятник!

С этой логической цепочкой я вернулся к сидящим за столом хмурым девочкам. К теще с Янкой присоединилась Светка.

– По-моему бред…– засомневалась жена.– какой здравый человек будет оставлять маяк, какую-то надпись на могиле своего близкого человека?

– Здравый не будет!– загорелся я этой мыслью.– А вот сумасшедший вполне себе мог! Особенно, если надеялся, что после прихода к власти на земле Люцифера мертвые обретут жизнь, пусть и полученную с помощью магии Тьмы.

– В логике тебе, зятек, не откажешь!– покачала головой Эльвира Олеговна.

– Надо срочно связаться с Максом и определить, кто из родственников Митусова похоронен в Харькове и на каком кладбище.