Звездная пирамида

– А кто?

– Толком не знаю, – малость помявшись, сознался мальчишка. – Но тут дела не торговые, это точно. Архистарейшины что-то затеяли. Понял, нет?

– Ну? – спросил Ипат.

– Не нукай, не запряг, – нахально ответил малец, явно напрашиваясь на затрещину. – Хочешь знать, почему я не убег с этапа?

– Потому что не смог.

– Гулкий ты, дядя! Как дерево. Да я на самом-то деле и утек, а потом покумекал и вернулся. Меня ж на полицейской механической повозке везли, а она возьми, да и сломайся на полдороге. Кто ее чинил, по-твоему? Я и чинил. Сто раз мог смыться, а не стал. Скажу больше, только это секрет: полицейские меня потом не запирали и даже дали порулить – поняли, что не сбегу. Почему – знаешь?

«Не больно-то интересно», – хотелось пробурчать Ипату, однако любопытство пересилило.

– Почему?

– Потому что докумекал: тут что-то затевается. Из разговоров понял. Во-первых, что-то насчет инопланетной техники. Во-вторых, архистарейшинам на это дело нужны люди. В-третьих, кто попало не годится. В-четвертых, дело это непривычное и, возможно, опасное. Добровольцев не будет, хоть обойди всю Зябь, вот разве только я один. В-пятых, насчет меня из Пупырей в Земноводск пришла телеграмма. Все сходится. Я нужен архистарейшинам. Может, и ты, дядя, им приглянулся, даром что дерево деревом, а?

Ипат открыл уже рот, намереваясь поставить наглого шкета на место, но тут распахнулась дверь справа, и чей-то сонный голос из глубин помещения за дверью возвестил: «Следующий!»

И малолетний покоенарушитель немедленно вылетел из головы Ипата Шкворня. Хуже всего было то, что, вылетая, он привел мысли Ипата в полный беспорядок. Как теперь оправдываться перед судом?

Ипат тяжко вздохнул. Затем поднялся с лавки и, чувствуя в ногах противную деревянность, вошел в зал суда.

Залом его было назвать трудно. Просто очень большая, довольно мрачная на вид комната. Обыкновенные бревенчатые стены, потемневшие от времени потолочные балки, жесткие скамьи. Комната как комната. Но размеры! Они подавляли. Ипат мгновенно ощутил себя букашкой. Будь зал суда набит зрителями, по позвоночнику не побежал бы холодок страха. На миру, как говорит древняя пословица, и смерть красна. Но зал был пуст, если не считать судей да секретаря, расположившегося сбоку за столиком.

Странно, что никакой зевака не зашел полюбопытствовать… Ипата бросило в холодный пот, чуть только он понял: это закрытое заседание!

Но почему?!

Неизвестно. Вот только готовиться при таком повороте дела следовало к самому худшему.

Ипат приготовился. Внутренне собрался, усилием воли выгнал из суставов дрожкую слабость. За свои дела надо отвечать – и он ответит достойно. А там будь что будет.

Охранник подвел его к деревянному барьеру и отступил. Ипат стал глядеть на архистарейшин.

Их было пятеро – полный состав суда. С незапамятных времен Зябью управлял Совет в числе пятидесяти архистарейшин, избираемых из глубоких старцев за былые заслуги и неугасший ум. Раз в десять дней каждый из них по очереди преображался в судью по важным делам. Менее важные судебные дела вершились старейшинами деревень, поселков и городков. Архистарейшины сильно не любили, когда их заваливали ерундовыми исками, и не раз бывало, что они своей властью назначали перевыборы местных старейшин, не способных рассудить своих односельчан по справедливости.

Как и любой житель Зяби, Ипат знал это. Тем сильнее заползали в душу недоумение и страх. Честно говоря, страха было больше.

Все пятеро судей имели темные, изборожденные морщинами лица и предлинные седые бороды. Трое из пяти были лысы. Четвертый, как ни странно, носил густовласую снежно-белую прическу на прямой пробор, перехваченную на лбу шнурком. У пятого на покрытом старческими пигментными пятнами черепе росло что-то вроде куриного пуха. Этот пятый начал с того, что внимательно оглядел Ипата, подслеповато щурясь и покачивая головой в непонятном сомнении, затем иссохшей дрожащей лапкой сдвинул бороду с лежащего перед ним вороха бумаг, другой лапкой подцепил верхний лист, долгую минуту недоверчиво изучал его, приблизив к самым глазам, и наконец продребезжал:

– Ипат Шкворень?

– Я, – сознался Ипат, на всякий случай потупившись.

– Что же это ты, Ипат Шкворень, а?

– Сам не знаю, как это вышло, – пробубнил Ипат и тяжко вздохнул.

– Покоенарушение второй категории, – подытожил написанное в бумаге пухоголовый старец. – Как то: потрава чужих посевов, пьяная драка с соседом. Нехорошо.

Ипат вновь тяжко вздохнул: сам, мол, знаю, что нехорошо, не маленький. Знаю и осознаю.

– Жалоба на тебя, Ипат Шкворень. Имущественный ущерб, публичное сквернословие да еще побои. Помимо жалобы потерпевшего имеются свидетельские показания. Чистой воды вторая категория без смягчающих… Нет? Есть таковые обстоятельства?

– Нет, – признал Ипат, сокрушенно покачав головой. Всякому известно: на суде архистарейшин, если и впрямь хоть чуточку виноват, лучше всего чистосердечно раскаяться. Упорствующих в заблуждениях старики не любят. Положим, скостить наказание раскаявшемуся покоенарушителю – это вряд ли. Но хоть лишнего не прибавят…

– Желаешь ли что-нибудь сказать, Ипат Шкворень?

Тяжко-претяжко вздохнув, Ипат развел руками.

– Да что тут скажешь… – промямлил он. – Виноват, конечно… Но разве я один виноват?

– Что-что? – Пухоголовый старец приложил ладонь к уху. – Не один, говоришь? А кто еще, по-твоему? Уж не потерпевший ли?

Ипат уже понял, что брякнул лишнее, и проклял себя. Надо было как-то выкручиваться.

Но сказать, что нужные слова вылетели у Ипата из головы, означало бы приписать ему то, чего не было. Никаких слов, способных помочь ему в данную минуту, в его голове не содержалось.

Надо признать, что хитроумные мысли вообще посещали Ипата весьма редко. Даже среди односельчан, не слишком расположенных к умственной деятельности, он слыл человеком недалеким. Крепкий хозяин, этого не отнять. Работяга. Но не более того. Виданное ли дело, чтобы фермер в тридцать с гаком лет не был женат? И со скотиной, знать, возится не иначе как от большого ума. На кенгуроликах не очень-то разбогатеешь, зато как жил, так и помрешь бобылем. Какая же девка согласится пойти замуж за провонявшего навозом мужика? Работа в поле – совсем другое дело. Злаки колышутся волнами, ветерок обдувает… хорошо-о!

– Потерпевший… – брякнул Ипат, не придумав ничего более умного. – Он… это… тоже виноват. Я бы ему заплатил за потраву, честное слово…

– И ты заплатил! – перебил Ипата седовласый архистарейшина, для убедительности подняв вверх указательный палец, смахивающий на бобовый стручок. – Ты знатно ему заплатил – побоями! Больше ничего не желаешь сказать?.. Нет?.. Суд выслушал обвиняемого. Значит, так: виновен в нанесении имущественного ущерба – раз. Усугубил свою вину, затеяв драку, – два. Причинил соседу телесные повреждения – три! Дело рассмотрено и признано вполне ясным.

Четверо судей закивали в ответ. Ипат повесил голову. Зря только начал выгораживать себя. Теперь накажут серьезнее. Недели две общественно полезных работ, а то и месяц…

Если в родной деревне, то еще ладно. Пусть насмехаются все, кому не лень, зато можно будет, наверное, отлучаться время от времени для ухода за скотиной. Если же суд назначит отработку в столице – кого бы нанять ухаживать за кенгуроликами? Они, конечно, твари неприхотливые, могут сидеть в загоне и три, и четыре дня, но за две недели без пищи и воды точно сдохнут.

– Объявляется приговор, – торжественно возгласил седовласый, в то время как секретарь заскрипел пером. – Ипат Шкворень из деревни Кривые Метелки, виновный в покоенарушении второй категории, в отсутствие смягчающих вину обстоятельств приговаривается к шести месяцам общественно полезных работ и поступает в распоряжение муниципального старосты по благоустройству столичных дорог. В случае отказа подсудимого от дополнительного предложения приговор вступает в силу немедленно. Утверждает ли приговор судейская коллегия?

Трое лысых и один пуховолосый вновь закивали.

Вязкая чернота растеклась перед взором Ипата. Шесть месяцев! Целых полгода мостить столичные улицы! Да за это время кенгуролики погибнут все до единого, тут и к ворожее не ходи. И нанять-то некого на такой срок, и нужен не какой-нибудь лоботряс, а человек понимающий. Где его взять, спрашивается? Да и денег не хватит на наем. Это что же – разорение?..

Именно так. Оно самое.

Ипата шатнуло. В голове часто-часто застучали молоточки. Э, погоди-ка… Что там было сказано о дополнительном предложении?

Где-то в бесконечности забрезжил слабенький лучик надежды, и Ипат потянулся к нему, как утопающий к соломинке. Какое такое дополнительное предложение? А ну-ка!

В маленькой, но светлой комнатке, куда его вывели на полчаса для ознакомления с врученным ему пространным документом, отпечатанным вручную, Ипат осознал старую истину: хрен и редька равно далеки от сахара по части сладости. Лучик померцал и угас. С третьего прочтения Ипат начал понимать, что ему предлагают, и покрылся холодным потом. Прочитав документ в четвертый раз, он понял, что это всерьез.

Обнадеживал лишь один параграф предложенного соглашения: на время отсутствия Ипата сохранность его движимого и недвижимого имущества гарантировалась, причем не кем-нибудь, а Советом архистарейшин Зяби. Это было хорошо. Но дело, в которое предлагалось ввязаться Ипату, было совершенно невозможным!

Нет.

Нет и нет!