– Не черта меня просить! – видимо, продолжила истерить Сонька. – Всем расскажу, какой ты подлец!
Олег развёл руками, обращаясь в мою сторону (в смысле: вот ведь, я говорил) и удалился за деньгами.
– А-а-а-а, – вяло догадался я, – можешь не рассказывать, – небось, Олег какую-нибудь постороннюю девку трахнул. Мне бы ваши проблемы.
Сонька вытаращила глаза от удивления.
– Как ты так сразу догадался? Это для тебя не проблема?
Я пожал плечами.
– У нас двое детей, мы живём уже двенадцать лет вместе, – запричитала Сонька, – а теперь я выясняю, что этот кобель к девкам каждую неделю бегает, а на меня, значит, внимания вовсе не обращает.
Вернулся Олег, протянул мне портфель, набитый купюрами.
– Можешь не пересчитывать.
Я засобирался.
– Нет, погоди, – вдруг заупрямилась Сонька, – посиди немного с нами, расскажи, как это у тебя так получается, чтобы такое ерундой казалось? Может, я что-то не понимаю в жизни? Просвети, ты ж у нас главный кобель и общепризнанный философ.
– Посиди с нами, – взмолился Олег, измученный смутой. В его глазах я обнаружил такую щенячью жалость; им обоим нужен был кто-то посторонний, чтобы личную свару притормозить.
– Хорошо. Дайте попить что-нибудь.
Мне принесли чашку кофе.
– Вы, как я полагаю, желаете всё-таки сохранить семейные отношения?
– Я – да! – с готовностью заявил Олег, а Сонька закусила губу и отвела взгляд.
– Вот, – продолжил я, – только яркий секс вам, значит, не удаётся. Так он почти никому в семье не удаётся. Вы себе представьте, что самец, проживающий рядом с самкой, всегда имеет доступ к ней. Если бы это всякий раз приносило запредельное удовольствие, то семья бы только этим бы и занималась, пренебрегая малоприятным долгом добывания хлеба насущного для себя и детей, ими наделанных. А жизнь у нас всего одна. Почему же не пользоваться невинными радостями?
– Значит, ему – можно, а мне нельзя? – опять округлились глаза у Соньки.
– Кто сказал, что нельзя? – продолжил я. – Пусть Олег, если сам не хочет, так сам наймёт тебе плейбоя так, чтобы только безопасного. Вот это будет по-честному.
Оба покраснели как раки. Сонька сердито вперилась взглядом в Олега. Тот съёжился так, что показалось, – стал меньше ростом.
– Ну, ты… – Сонька приумолкла на секунду, подыскивая для меня ругательное слово, – предатель!
– Точно! – не обиделся я. – Я и сам так считаю. И не вижу в том ничего ужасного, поскольку все люди – предатели по определению. Это не более чем закреплённый природой в человеке фактор биологического выживания. Как это не странно слышать, но предатель должен лишь стараться не нарушать закон, если обстоятельства позволяют. Парадоксально, но, по-моему, одно другому не противоречит.
– А что… – сказал Олег, обращаясь к Соньке, – я же тебе говорил, что любовные утехи – это всего лишь такой вид спорта, полезный для здоровья. Адюльтер, извращения всякие – это всего лишь условности, достояние человеческой культуры.
– Ну, нет, – засмеялся я, – насчёт извращений ты не обольщайся. На поверку оказалось, что у обезьян есть всё, чем так гордится наша продвинутая культура. Я, пожалуй, пойду, если у вас больше нет ко мне вопросов.
Олег махнул рукой и ушёл в кухню.
Тут мне пришла в голову одна мысль, которая, как оказалось, была достаточно здравой. Я спросил у Соньки, а каким же образом она выследила Олега?
Тут Сонька рассказала мне, что сделала это через одно дорогое частное сыскное агентство, которое ей порекомендовала подруга. Я спросил, не даст ли она мне адресок для решения некоторых моих личных надобностей. Она порылась в сумочке и сунула мне весьма потёртую визитку с адресом и телефоном. Сказала, что надо предварительно позвонить, а по прибытии предъявить это. На оборотной стороне визитки она поставила свою подпись.
Далее она поинтересовалась, зачем мне это всё. Я что-то наплёл ей такого, что сейчас и не вспомню. Что-то про свою новую любовь, за которой надо последить со стороны некоторое время, чтобы, не дай бог, в какую-нибудь историю не вляпаться с её прежними обожателями.
– Эх, какие же вы, мужики, стервы, – заключила она.
Я не стал спорить.
Они оба хлопали глазами мне вслед, провожая меня с порога. Я подозревал, что после моего визита в башках у них осталась у каждого только по одной точке. Похоже на перезагрузку у компьютера, подумал я.
На карточке, которую оставил Олегу, сумма была в два раза больше, чем та, которую я нёс в портфеле. Пусть порадуется, думал я, мне – всё равно, а он деньги любит. Будет ему вроде «золотой парашют», если я не вернусь к своей прежней жизни. Как я понимал, активность на этой карточке мои недруги обнаружат в скором времени. Однако я был в том уверен, что они, скорее всего, не станут его беспокоить. Понятно, что я в моей ситуации не стал бы посвящать его в мои дальнейшие планы. Но под колпак его, конечно, скоро возьмут. Ничего, прикинул я, пускай злые силы эти свои силы попусту расходуют. Мне – только на руку.
Теперь я был полностью свободен и ничем не связан. Домой – нельзя, на работу – нельзя, никому звонить нельзя. Выкинул я все свои «симки» из прежней жизни. Теперь оставалось срочно «рвать когти».
Однако ещё одно дело оставалось сделать перед этим. Рисково это было, конечно. Но, прокрутив всю логику обстоятельств в голове, наверное, раз в двадцатый, я всё-таки ещё значительнее укрепился в данной необходимости.
ДОРОГОСТОЯЩЕЕ АГЕНТСТВО
– Слушаю вас, – объявил мне пожилой мужик, восседая за канцелярским Т-образным столом.
После того как я передал ему визитку, подписанную Сонькой, он обозначил себя как Вячеслав Николаевич. Я же про себя решил, что он – «Шарик», поскольку он был лыс, как бильярдный шар, и к тому же постоянно еле заметно то ли улыбался, то ли над чем-нибудь усмехался. Если вам доведётся ещё когда-нибудь снова увидеть белые бильярдные шары, то всмотритесь пристальнее, – они все слегка над вами посмеиваются. Если бильярдный шар попадает в лузу после удара, то он посмеивается над вашей удачей, понимая её непостоянство, а если не попадает, то в открытую смеётся над неудачником.
Я оглядел кабинет. Всё здесь дышало весом, уверенностью и слегка сознательно намекало о советском прошлом. Этим он хочет сказать, что он бывший кагэбэшник, догадался я. Что ж, в сочетании с информацией от «сарафанного радио» это сильно облегчало, так сказать, процесс оценки взаимных статусов собеседников. В принципе, не столько пошлость, сколько простая экономия времени.
Я представился как «Серафим», – он понимающе кивнул.
– Мне в интернете надо человека найти, – сказал я.
– Борис, – позвал он, надавив на кнопку селекторной связи, – подойди сюда, твоя тема.
Пришёл Борис и сел напротив меня.
– Должен сразу предупредить, что тарифы у нас не совсем обычные, – сказал он.
Я ответил, что это мне известно.
– Что-нибудь желаете рассказать немного о себе? – спросил он и добавил: – От этой информации сильно зависит величина оплаты наших услуг для тех клиентов, кто приходит к нам впервые.
– Нет, – ответил я.
– Зря, – сказал он, – но и это допустимо.
– Более того, – заявил я, – прошу не вести никаких видео- или аудиозаписей нашей беседы и стереть всё, если что-то было записано до этого момента.
Он посмотрел на меня и сказал, что они не ведут слежки за клиентами.
Борис был молод, но пухловат и с классическим нездоровым румянцем, отличающим «сисадминов» от «юзеров». Уровень его компьютерной продвинутости обозначала талия, которая доползла почти до подмышек.