Я иду к тебе, сынок!

– Может, и так, да только плодами умных потом начинают пользоваться все, – засмеялся Виктор и тоже погрозил пальчиком. – Вы, Маша, тоже не так просты. Ну, всё, хватит разговоров, пора, как говорится, готовится ко сну.

– Если не секрет, кем вы работаете, Виктор? – спросил Семен Михайлович.

– Да какой тут секрет, обыкновенным снабженцем. По командировкам вот мотаюсь, есть-то хочется.

– А по какому, извините, профилю? – досаждал Семён Михайлович.

– Ну, диапазон у нашей фирмы настолько богатый, что всего не перечислишь, – уклонился от прямого ответа Виктор. Он встал, откинул верхнюю полку, всем своим видом показывая, что разговор на этом закончен. Но Семён Михайлович никак не мог угомониться:

– А как вы думаете, чем закончится эта чеченская кампания?

– Ну, ясно чем – миром. Другое дело, сколько она продлится. Вряд ли этот конфликт закончится скоро. Ведь известно, что оба противника молят Бога о победе, а помогает он лишь одному…

Мужчины стали укладываться, а Маша перед сном вышла в тамбур подышать свежим воздухом. За окном двери призраками мелькали лишь редкие островки леса на фоне заснеженных полей да бежали рядом с составом отсветы вагонных огней. Лязг сцепок, желтый тамбурный свет, поддувающий из щелей морозный ветер – все это навевало на неё мрачные мысли. То ей казалось, что зря она сорвалась с места, что все ещё образуется само собой, что Сашка ещё напишет письмо, в котором расскажет, как он сидел несколько суток «на губе», то вдруг ей мнилось, что её сына бьют кнутом, а он беспомощно извивается, привязанный к железным трубам, и ничего не говорит, а лишь мычит и стонет, и тогда душа её, исхлестанная и истерзанная этим же кнутом, рвалась ему на помощь. «Господи, – думала Маша, – так и с ума можно сойти! Ну к чему эти выдумки и фантазии! Я обязательно его найду, вот приеду, порасспрошу, что и как, и обязательно найду, где бы он ни был, даже на краю света, даже в преисподней. И меня ничто и никто не остановит на этом пути! Никто и ничто!»

Так подбодрив себя, Маша пошла спать.

6

Когда утром она проснулась, то в первую очередь осмотрелась и заметила, что Семёна Михайловича в купе уже не было – видно, он с дочерью сошёл с поезда, когда она спала. Виктора тоже не было, но его вещи лежали на месте. Маша быстро встала, убрала постель, глядясь в зеркало на стенке купе, причесала волосы и уставилась в окно.

Через несколько часов, по прикидкам Маши, поезд должен был быть в Моздоке. Дорога шла уже по предгорьям Кавказа, позади остались Сальские и Прикумские степи, а впереди открывались заснеженные вершины гор, которые словно специально выставляли для приезжающих свои зимние красоты. Маша подумала, что, возможно, здесь несколько недель назад проезжал и её Сашка, любовался горной грядой, теснинами и возвышенностями, заросшими лесами и густым кустарником; мелкими прожилками ручьев и речушек, играющими солнечными бликами. Иногда поезд въезжал в густое молоко тумана, и тогда стук колес становился глуше, вязче и сливался со стуком её сердца: тук-тук, тук-тук.

Маша как-то отдыхала здесь по путевке, в Пятигорске, вместе с Сашкой, которому тогда было всего четыре года. И вот, по иронии судьбы, он опять где-то здесь, но не для того, чтобы любоваться красотами гор и благодатных долин с многочисленными селениями, прилепившимися к склонам, глубокими ущельями, а воевать. Тогда, в бархатный сезон, они часто бродили по сказочно прекрасным горам, любовались бурлящими речками и ручьями, стекающими с тающих горных ледников, пили прозрачную, чистую студеную воду из минеральных источников и целыми днями валялись на траве и загорали под ласковым осенним солнцем. Народ здесь был доброжелательным, гостеприимным и радушным. И сейчас Маша просто не верила, что среди этих божественных красот и величия может идти война.

Дверь купе немного отодвинулась, в щель заглянул Виктор. Увидев, что она уже встала, он распахнул дверь во всю ширину и улыбнулся ей:

– Я думал, что вы ещё спите. С добрым утром, Маша. Скоро подъезжаем? – полувопросительно спросил он. – Как спалось?

Он сбросил с плеча махровое полотенце, уложил его в чемодан вместе с мыльницей и бритвенным прибором. Маша ответила:

– Спасибо, спалось хорошо. Скажите, Виктор, там очередь в туалет большая?

– Я полчаса стоял, да и сейчас там очередь.

– А кипяток там не готов? Чаю бы попить.

– Зачем чаю, у меня кофе есть. Сейчас организуем. – Он набросил поверх рубашки спортивную куртку, взял термос и вышел. Через минуту вернулся с парящим кипятком и радостно сказал:

– Живём! Литра нам хватит?

Маша вспомнила вдруг фильм «Судьба человека», в котором на вопрос немецкого офицера «А хватит ли тебе одного кубометра земли для могилы?», она ответила словами пленного солдата Соколова:

– Вполне, и даже останется.

Попили кофе, перекусили. Виктор потянулся к пиджаку, вытащил из нагрудного кармана чёрную, глянцевую визитную карточку и протянул её Маше:

– Возьмите, возможно, пригодится. Знаете, в жизни всякое случается… Здесь у меня адреса и телефоны. Вдруг понадобится какая-то помощь, звоните.

Маша взяла визитку, женским чутьём понимая, что со стороны Виктора это не дорожный флирт с малознакомой женщиной, а просто добрый жест.

– Спасибо, Виктор, возможно, воспользуюсь. Правда, у меня визитки нет, да и адреса постоянного пока нет, так что…

– Всё хорошо, я понимаю. – Виктор взглянул в окно. – Так, скоро будем уже в Прохладной.

Они уже переоделись и сидели, что называется, на чемоданах, когда поезд вдруг замедлил ход, а затем и вовсе встал. Стояли минут десять. Виктор занервничал и стал то и дело поглядывать на часы.

– Вот, чёрт, – выругался он. – Ещё не хватало опоздать, ведь меня должна ждать машина.

Вот Маша увидела в окно военных. Они ходили вдоль поезда с автоматами в руках, потом наверху, по дороге, тихим ходом прошла БМП. И на неё будто дохнуло ветром войны, ведь она впервые вот так близко увидела и вооруженных солдат, и военную технику. Вот в их вагоне застучали сапоги и захлопали двери. Маша осторожно отодвинула дверь купе и высунула голову, чтобы посмотреть, что там происходит. Справа стояла группа военных, один из них был офицер, о чем она догадалась по звездочкам на форменной куртке. Машину голову заметил низенький солдатик в камуфляже. Он стоял с автоматом наперевес, положив на него свои руки. Вот он неожиданно улыбнулся ей. Маша захлопнула дверь и почему-то шепотом сказала попутчику:

– Они там документы проверяют. Интересно, а обыскивать они будут?

– А у вас есть что-то незаконное? – с улыбкой спросил Виктор.

– Да нет, что вы, – отмахнулась Маша, – просто я думаю, что эта процедура не из приятных. Ведь они что-то ищут.

– Всё может быть, – вдруг грубовато ответил Виктор и отвернулся к окну.

Скоро постучали и к ним. Распахнув дверь, офицер представился:

– Командир взвода спецподразделения старший лейтенант Куганов. Извините – служба. Прошу предъявить документы.

Маша протянула проверяющему приготовленный паспорт. Он пролистал его, быстрым взглядом сверил фотокопию с оригиналом, спросил:

– Куда следуете, гражданка Святкина?

– К родственникам, – не моргнув глазом, соврала Маша. – Если хотите, я и адрес их дам.

Старлей недоверчиво покрутил головой, усмехнулся и вернул паспорт. Потом взглянул на Виктора, но Виктор вдруг сказал:

– Послушай, старший лейтенант, давай выйдем на минутку.

Старлей серьезно взглянул на него и ответил:

– Ну что ж, я не против.

Через открытую дверь Маша видела, как Виктор что-то шепнул проверяющему на ухо и показал какой-то документ. Старлей его бегло просмотрел, кивнул Виктору головой и пошел дальше. Виктор вернулся в купе радостный, даже возбуждённый, и, потирая руки, сказал:

– Скоро должны поехать. Это обыкновенная проверка. Сами понимаете, сейчас в поездах разные люди ездят: и наркоторговцы, и воры, и бандиты. Развелось их…

Словно в подтверждение его слов, внутри вагона что-то хлопнуло, словно по соседству кто-то мухобойкой прихлопнул муху. А через несколько секунд раздались невнятные крики и короткая автоматная очередь. Маша с Виктором приникли к окну. Снаружи поднялась суета, забегали солдаты, бээмпэшка взревела двигателем, выпуская из выхлопной трубы клубы черной гари, и, развернувшись, помчалась к голове поезда. Из-под вагона, в котором ехала Маша, метнулась чья-то фигура в зелёной куртке и пистолетом в руке, которая что-то истошно кричала на незнакомом ей языке. Пригибаясь, мужчина побежал к лесочку в низине, растопырив руки и виляя задом. Вот у его ног закипел снег, и сразу же вслед за этим до Маши донесся звук, словно кто-то наступил на сухие орехи, и они защёлкали под ногами.

Беглец захромал, потом, уцепившись рукой за правую ногу, упал и закричал что-то грязное и ругательное. Он крутил головой, будто ища чьей-то помощи, а потом, вращая бешенными, безумными глазами, искривил рот, закричал «Аллах акбар» и выстрелил из пистолета себе в рот.

Маша понимала, что находиться у окна опасно, что первая же случайная пуля могла угодить и в неё, но она наблюдала за этой трагической развязкой словно завороженная. Она воспринимала своё купе местом в кинозале, окно – экраном, а все происходящеё за ним – кинобоевиком. И лишь когда она увидела развороченный затылок мертвого кавказца и покрасневший от крови снег, словно на него кинули горсть рябины, Маша отпрянула от окна и задрожала – такой трагический миг от жизни к смерти она наблюдала впервые. Виктор не замечал её переживаний, он спокойно наблюдал за всем происходящим. Маша ещё подумала: «Вот настоящий мужик, ничего не боится». Виктор наконец подал голос:

– Всё-таки ушёл, гад. А вон ещё такие же.