Пепел родного очага

Хункарпаша посмеялся над сыном:

– Ну вот, а ты говорил, что тебя уважают и даже боятся. А тебя даже последний санитар на порог не пускает.

Гусейн-Али не смутился:

– Так положено, они своего начальника боятся, я – своего, а тот еще кого-то. Так вот и живем всю жизнь под начальниками. Это вам хорошо, отец, над вами никаких начальников уже нет.

– А она? – спросил Хункарпаша, показывая большим пальцем на мать.

Гусейн-Али улыбнулся и сказал:

– Это самый хороший начальник, какого я знаю.

Потом им объявили, что начался врачебный обход, и они еще час протомились в вестибюле. Наконец к ним вышла медсестра.

– Можете пройти к больному. Только наденьте халаты и не шумите.

Гусейн-Али долго кряхтел, пока натягивал халат на свое грузное тело, и в палату так и пошел в халате на одном плече.

Амир лежал с закрытыми глазами, и когда открыл их, не сразу узнал своих родных. На бледном его лице расцвела кривая улыбка, и он прошептал:

– Бабушка, дедушка.

Сначала бабушка, потом мать поцеловали его в щёку и отошли в сторону. Отцу Амир просто пожал руку, а деда прижал к себе здоровой рукой и зашептал:

– Дедушка, ты меня не ругай, ладно.

Не ожидавший таких слов, Хункарпаша заморгал глазами и ответил:

– Да что ты, внучек, за что же тебя ругать-то. Ты ведь нас защищал. Я вот тоже воевал. Выходит и меня ругать надо? Нет, внучек, меня за это награждали. Глядишь, и тебе что-нибудь нацепят. – Амир улыбнулся. А дед, отстраняясь от внука, спросил: – Ты скажи хоть, как себя чувствуешь?

Амир оглядел всех счастливыми глазами и ответил:

– Клево.

Все засмеялись, а Амир добавил:

– Сказали, что через неделю выпишут. Рука почти не болит, так, чуть-чуть. Самое главное, кость не задело. – Внезапно губы его задрожали. – А в нашем отделении парня одного убили. Когда нас отправляли сюда, он еще живой был…

Хункарпаша слушал внука и ой как! понимал его. Он тоже помнил свое состояние, когда в их разведгруппе убило первого. Это был простой парень из Подмосковья, веснушчатый, веселый, дерзкий и бесстрашный. И убили его не в прямом бою, а уже тогда, когда они проползли линию фронта и видели бугры своих окопов. Тогда им не повезло, они возвращались пустыми, а тут кто-то из немецкого охранения просто так, наобум, пустил очередь из пулемета, и одна пуля угодила разведчику прямо в сердце. Разведгруппа тащила его до своих, еще не зная, что он мертв. Через каждые сто шагов они прослушивали его сердце, ощущали тепло его тела, им казалось, что сердце еще бьется. Тогда Хункарпаша несколько дней жил, словно в прострации: автоматически ел, ходил, смеялся, спал, но каждую минуту ощущал около себя еще живого подмосковного паренька и никак не мог поверить, что того уже нет на этом белом свете…

Бабушка долго лежала на груди внука и все плакала, а Амир гладил ее по седым волосам и успокаивал, подражая деду:

– Не надо, бабушка, плакать, ведь все хорошо, я жив и почти здоров. И зачем женщины всегда плачут: от горя плачут, от счастья плачут, от лука и дыма тоже плачут.

Поняв, что внук над ней подшучивает, Надия подняла голову, быстро отерла слезы и с негодованием посмотрела на Хункарпашу:

– Это ты учишь своих внуков смеяться над старшими! Я тут плачу, у меня сердце разрывается, а они смеются, негодники! – Она снова повернулась к внуку. – Если ты еще раз будешь смеяться над бабушкой, я насыплю тебе перца в пирожки с курагой!

Амир прижал здоровую руку к груди и простонал:

– Ой, бабушка, только не это! Это самое страшное наказание! Я так люблю пирожки с курагой. Простите меня, я больше не буду!

– То-то же, – ответила Надия, вставая с колен. – Женщины знают, чем пронять мужчин! Что бы они делали без нас, – добавила она, обняв пригорюнившуюся невестку.

12

Когда старики приехали домой, и пока бабушка ставила тесто для пирожков, чтобы отвезти их внуку, Хункарпаша пошел в старый дом, который когда-то купил им отец. Прибрал в сенцах садовый и огородный инвентарь, связал сухие мешки из-под картошки и убрал их в старый ларь. Сел за стол, набил табаком трубку и закурил. Вспомнил счастливые времена хрущевской оттепели, когда у них с Надией было уже четверо детей, и они не могли нарадоваться своему счастью.

Как-то раз, году в шестьдесят первом или в шестьдесят втором, когда они всей семьей сидели в старом домике и ели арбузы и дыни, во дворе появился незнакомый мужчина. Одет он был в вельветовую куртку с блестящими металлическими молниями на груди, хромовые сапоги и черные брюки. Усы, которые он, видно, только что начал отращивать, напоминали кусочек черной замши, приклеенный под носом. Хункарпаша видел в окно, как тот, затворив за собой калитку, с интересом оглядывал новый дом, гараж, сараи, поглядел на запертую дверь и, поняв, что хозяев дома нет, направился снова к калитке.

Хункарпаша поторопился остановить гостя и, выйдя из дому, поспешил за ним следом. Тот уже вышел за калитку и пересек улицу, когда Хункарпаша крикнул:

– Эй, дорогой, вы кого-нибудь ищите?

Тот остановился, словно споткнулся на ровном месте, медленно повернулся и, внимательно оглядев Хункарпашу, ответил:

– Здравствуйте. Я ищу хозяина этого дома.

– Я хозяин, – отозвался Хункарпаша. – Вам что-то от меня надо?

Тот растерянно развел руками, подошел к Хункарпаше и, еще раз внимательно оглядев его, ответил:

– Сам не знаю. Мы когда-то жили в этом доме. Правда, дом был совсем другой, совсем старый.

Хункарпаша вспомнил, как отец говорил ему, что здесь жила семья его, Хункарпаши, дяди, отцова брата. Он сначала задумался, потом спросил:

– Погодите-ка, как ваша фамилия, откуда вы родом и кто ваши родители?

Незнакомец ответил, и Хункарпаша засиял:

– Дорогой, да знаешь ли ты, что мы с тобой братья!? Ведь наши отцы тоже братья, родные братья! Понимаешь, нет?

Гость удивленно заморгал глазами.

– Я этого не знал, я думал, здесь живут совсем чужие люди.

Хункарпаша стиснул своего брата в объятиях и сквозь слезы зашептал:

– Как я рад, как я рад тебе! Ведь мы думали, что вас давно уже нет никого в живых. Проходи, проходи, – подталкивал Хункарпаша брата в спину, – дорогим гостем будешь.

Через несколько часов братья сидели за обильным столом, пили вино и говорили, и говорили. Гость спросил, как здоровье его родных, как они живут, как их дети. Хункарпаша приуныл.

– Мать умерла прошлой осенью, дай ей Аллах райские кущи, отец болеет, но еще держится. Все живут в нашем родовом селе. А как вы, как дядя, тетя, сестры, брат? Ведь мы ничего о вас не знаем, слышали только, что забрали вас, а за что, куда…

Брат тоже свесил голову.

– Я тоже много не знаю. Ведь когда нас забрали, мне было только двенадцать лет. Я тогда совсем ничего не понимал…