Волчара

Она странно на меня поглядела, но потом все-таки решилась.

– Однажды, – сказала она, – я разговаривала с одним моим хорошим знакомым. Точнее, с его духом. И попросила его об одолжении. Я хотела знать, когда умру. Выяснилось, что духи могут не так уж много и способны предвидеть жизнь людей только на короткий срок. Но в просьбе дух не отказал. Для этого он и придумал эту стрелку. Так вот, если стрелка повернется на 180 градусов, значит, вскоре я умру.

С тех пор, по ее словам, мама, твоя бабушка, и жила с компасом над головой. В конце жизни она захворала, но почти всегда оставалась бодрой и оптимистичной. Я забыла эту историю и, как любую привычную вещь, перестала замечать этот компас. Но 17 июля 1994 года вечером она позвала меня. Ты знаешь, у нас в доме мы не ходили друг к другу пожелать спокойной ночи. Я решила, что маме, скорее всего, нужно что-нибудь принести. Мама уже лежала в постели. Безо всяких предисловий она задала мне странный вопрос, как будто это было самое главное, что должно меня интересовать: «Мы точно закончили с юридическими формальностями о моем домике, который я переписала на Мишу?» Я кивнула. А мама стала задавать мне какие-то сутяжнические вопросы о ее собственности, как будто она настоящий стряпчий. Я даже рассердилась, но, по мере возможности, ответила. Она успокоилась и неожиданно сделала то, чего не делала давно. Она обняла меня и поцеловала. Я была тронута, но не более того. Честно говоря, по телевизору в то время начинался сериал, который я хотела посмотреть, а потому была в некотором нетерпении. А ночью твоя бабушка умерла. Во сне. Не хочу вспоминать то, что я испытала, но одно помню отчетливо. Случайно я посмотрела на потолок. Синяя стрелка смотрела на юг. И до меня дошло, что мама-то еще вчера знала о близком приходе смерти, и те вопросы задавала, чтобы удостовериться, что ничего из ее небольшого наследства из семьи не уйдет.

Дух сказал: «Уф! – и откинулся на стуле. – Все. Притомился я, братцы».

Ким не удержался и прокомментировал:

– И Шахерезада прекратила дозволенные речи. – А затем обратился к нам: – А вы еще нахально утверждали, что я врун. Да я мальчик по сравнению с ним. И в подметки ему не гожусь.

Мы все дружно и невнятно загалдели. Мы даже чуть не поссорились, поскольку все были уверены, что именно его мнение о рассказе Духа самое умное и оригинальное.

– А я ведь не говорил, что моя история окончена, – неожиданно произнес Дух. – Это только начало.

Но в тот вечер продолжение мы не услышали.

На следующий день стало ясно, что скрытый скептицизм нашей команды к вечерним разговорам исчез. Девчонки притащили с собой одеяла и, укутавшись, расселись поудобнее. Мы, глядя на них, поступили так же. Я достал из своего загашника коньяк. Вообще-то мы, мужики, предпочитали водку, но перед отъездом мне пришло в голову, что, может, дамы не захотят пить приготовленное для них вино, и, не говоря никому ни слова, сделал запасец. Гришка откуда-то приволок маленькие, буквально на тридцать грамм рюмочки. Мы предвкушали развлечение.

Дух нарочно пришел в комнату последним и чопорно всем кивнул.

– Боюсь вас разочаровать, – сказал он. – То, что вы услышите, может показаться вам псевдонаучной лекцией. А мне не хотелось бы упасть в ваших глазах, – он повернулся к своей девушке, – особенно, в твоих, Тася.

Было видно, что той это приятно. Но она одернула кавалера.

– Хватит выпендриваться, Дух. Не тяни уже, начинай.

Мы, переглянулись. Тася назвала Духа нашей кличкой, чего раньше не делала. Эдак и Машка, глядишь, станет звать меня Зверьком, а я это прозвище не очень любил.

– Как вы догадались, – возобновил свой рассказ Дух, – мама меня сильно озадачила. Я пытался эту историю не вспоминать, как глупую и неправдоподобную, но мои мысли не хотели меня слушаться. Тогда был не лучший период моей жизни, и мне нужна была какая-то отдушина, чтобы отвлечься от неприятных для меня реальностей. Я стал размышлять о спиритизме и загробной жизни. Можно было, конечно, пойти в библиотеку или залезть в интернет, но из этого ничего не вышло. Как выяснилось, во всех источниках за интригующим началом всегда следовал скучный конец. Или критика, не оставляющая камня на камне на идее загробного мира, или, наоборот, восторги по поводу бездоказательных рассказов, заканчивающиеся предложением обратиться за подробностями к колдуну, целителю, медиуму и т. п. В конце концов, я решил, что у меня и у самого есть голова.

На этом месте мы с большим сомнением дружно покачали головами. Дух усмехнулся.

– Можете смеяться надо мной сколько угодно, но, в отличие от других исследователей, у меня было огромное преимущество, которое в миру называется невежеством. Я, конечно, имел общее представление о предмете, почерпнутое в основном из художественной литературы и кино, но был свободен от шор всяких авторитетов и принятых концепций.

– Ты еще скажи, что «Гамлета» прочитал, – заметил я.

– И «Гамлета» тоже, – спокойно отреагировал Дух. – В первую очередь я подумал о том, что загробный мир – это ужасное место. Ведь в нем одновременно сосуществуют души всех когда-либо существовавших людей, то есть неандертальцев, шумеров, египтян и прочее. И пытался представить, каково египетскому фараону общаться со слесарем-сантехником ДЭЗа № 863 из Бибирево. Но не только это смущало меня. Традиция утверждает, что духи в какой-то степени, если не полностью, сохраняют черты нашей индивидуальности. А мы, слава богу, ой какие разные. И не только по статусу и образованию, но и, что намного серьезнее, по характеру и интеллекту. А значит, после смерти меня ждет встреча с моим покойным абсолютно придурошным двоюродным дедушкой Федей, от общения с которым уже через две минуты хотелось повеситься. У меня даже мелькнула мысль, что в этом-то и заключается ад. Представьте, вы умерли, и ваша душа попала на «тот свет» прямиком в объятия отшлепавшей вас в детском садике воспитательницы Марьи Ивановны, побившего вас в пятом классе Костика и притеснявшего вас ненавистного начальника Игоря Леонидовича. Или, того пуще, людей, которых вы когда-то обидели. И деться-то вам некуда. Я понял, что, в сущности, в моем представлении потусторонний мир выглядит достаточно абсурдно, а потому его существование маловероятно. Но это был лишь умозрительный аргумент «против». И я вовсе не был первым скептиком, исследовавшим вопрос. Но все равно миллионы людей верили и верят в загробный мир. И я решил пойти на контакт с духами.

Мы просто пораскрывали рты.

– Да-да. Для приобретения опыта я сходил на один спиритический сеанс и посидел в компании с истерическими дамочками средних лет. Когда вернулся домой, то, как Ленин, первым делом сказал: «Мы пойдем другим путем». Я полагал, что вокруг каждого из нас просто обязаны витать мириады душ умерших самого разного времени и происхождения, занятых своими загробными делами, а вероятнее всего, вовсе не проблемами оставленного ими мира. Для меня спиритизм, основанный на допущении, что человек способен вынудить дух к контакту, неубедителен с точки зрения логики. Нельзя вызвать дух, к примеру, покойной бабушки, если она по случайному стечению обстоятельств не находится поблизости и при этом не против того, чтобы ее побеспокоили. Я рассуждал. Если контакт духа с человеком – это скорее инициатива и добрая воля первого, а не наоборот, то нужно просто найти способ обратить на себя внимание. И у меня возникла бредовая идея. Для чего, в принципе, подумал я, изобрели компьютер?.. И, ничтоже сумняшеся, отбарабанил на экране послание. Я такой-то, такой-то. По таким-то причинам заинтересовался спиритизмом и возможностями контакта с потусторонним миром. И если, мол, среди находящихся поблизости духов возникнет желание к общению, буду рад увидеть ваше сообщение. И оставил текст открытым. Я ничем не рисковал. Более того, если моя логика была верна, то я еще и получил бы подходящего собеседника, то есть знающего русский язык и умеющего пользоваться компьютером или хотя бы печатать на машинке. Несколько дней ничего не происходило, а затем появилась надпись безо всяких предисловий и приветов: «Трудно поверить в вашу бескорыстную любознательность. За вашим обращением, скорее всего, скрывается только желание узнать, есть ли жизнь после смерти. Считайте, что ответ вы получили».

Я протестующе поднял руки.

– Дух! Всему есть граница. Не станешь ли ты на самом деле утверждать, что вступил в контакт с духами?

Девчонки энергично закивали в знак поддержки, а Ким замкнулся в неопределенном молчании.

Дух встал, подошел к двери и, чуть повозившись с замком, распахнул ее настежь. Было уже поздно. В глубине за бревенчатыми стенами дома и неширокой полоской снега, таинственно сливаясь с черным, с утра покрытым тучами небом, скрывался лес. Из дверей потянуло холодом. Разыгравшееся воображение подсказывало, что он должен быть могильным, но это был всего лишь холод мерзнущего зимнего леса. И, тем не менее, наши современные, ничего не боящиеся девчонки зябко поежились.

– Да, черт возьми. Я вступил в контакт с духами, – просто сказал Дух. – И, возможно, я являюсь единственным в мире настоящим специалистом по загробной жизни.

– По этому поводу не грех и выпить, – добавил я, но публика меня не поддержала. Она погрузилась в размышления. А что, если Дух действительно говорит правду…

Дух изучающе разглядывал нас.

– Я то, о чем вы сейчас думаете, уже проходил. Вначале я был слегка в шоке, а потому первые пару дней после получения ответа вообще не приближался к компьютеру. Боялся. Боялся, что запись и вправду существует, и боялся, что ее вдруг не окажется. Но, наконец, решился и взглянул на экран. Все оставалось по-прежнему. Это и обрадовало, и огорчило. Огорчило, что никакого активного интереса к моей персоне духи не проявили. Не поинтересовались, куда я пропал и почему не пишу. Но я все-таки преодолел колебания и дрожащим пальцем отстучал вопрос. Не буду говорить какой. Он слишком личный, чтобы делиться им, к тому же ответ на него я так и не получил. Точнее, мне ответили, но это был не ответ. И вскоре я понял, что у духов, очевидно, есть своя этика, и свое вмешательство в личную жизнь смертных они стараются свести к минимуму. Для меня, например, абсолютно бессмысленным было бы ждать, что дух расскажет, где закопан клад, или какие номера лотереи станут выигрышными. Духи лишь до некоторой степени согласны приоткрыть завесу тайны их существования и поведать о своем мире совсем немного. Я, кстати, до сих пор не знаю, общался ли я только с одним конкретным духом или с несколькими по очереди. Они избегали раскрывать свои личности, хотя, как объяснили, это вовсе не невозможно. Они так и остались для меня во множественном числе. Отвечали они нерегулярно и не сразу. Мой вопрос мог долго оставаться без ответа, пока не появлялась очередная запись.

Как вы понимаете, после этого нашей компании было о чем поговорить, но, как и в предыдущий раз, Дух предпочел на сегодняшний день закончить, объясняя это тем, что тогда ничего не останется на завтра. Мы не возражали, хотя спать никому еще не хотелось. Я, кстати, забыл рассказать, что вчерашняя ночь прошла забавнее предыдущей. Когда мы с Духом уже совсем собрались укладываться, к нам, стесняясь, подгреб Ким.

– Ребята! – жалобно попросил он. – Вы сегодня не поспите здесь со своими девочками? А я там с Нелли.

Мы состроили ханжеские физиономии. В створе дверей виднелась мордашка его подружки, которая по этому случаю приняла безразлично-вызывающее выражение.

Я померил руками ширину кровати.

– Ким, здесь сантиметров восемьдесят, не больше. На двоих не хватит.

– Вообще я не понимаю, в чем проблема. Нельчик! – позвал я. – Приходи спокойно и ложись с ним. Мы клянемся не подглядывать.

Нелли презрительно на меня посмотрела, а Ким возмутился.

– Ты что, Зверек! Охренел совсем?

Мы с Духом рассмеялись, после чего Мишка великодушно проговорил:

– Ладно-ладно, голубки, пользуйтесь нашей добротой. Занимайте жилплощадь и воркуйте себе на здоровье. Наслаждайтесь халявным интимом в ущерб друзьям.

Так оно и вышло. Мы спали вчетвером с нашими девушками, а Ким со своей Нелли занял свободную комнату. Было тесновато, но я бы погрешил, сказав, что мне не было приятно чувствовать рядом с собой и обнимать Машку.

А на следующую ночь, к моему удивлению, вновь произошла подобная история, но с другими персонажами. Машка вдруг сказала, что хочет, чтобы я остался с ней на ночь. А девчонки, мол, уйдут. Они вроде бы как уже заранее договорились, что будут уступать по мере надобности друг другу комнату. А я в очередной раз удивился женской предусмотрительности. Мы, мужики, этой темы не касались, хотя, понятное дело, каждый прикидывал, как в случае необходимости он исхитрится уединиться.

И эту ночь я провел с Машкой. Я, честно говоря, по ней соскучился. Физически. Не то чтобы с момента беременности она совсем меня отвергала, как это делают некоторые женщины, но доступ к телу, прости меня бог за похоронное словосочетание, ограничила. Однако не в тот раз.

Наконец, устав, Машка затихла, прижавшись к моей груди. Мы лежали спокойные и умиротворенные, и я потихоньку начал подремывать.

– А что он за человек? – неожиданно спросила Маша. – Дух, – пояснила она. – Ты ведь говорил, что он из военных, а для тебя это всегда означает «дуболом». А он выглядит интеллигентным, образованным и умным человеком.

Я засмеялся.

– Ты, Машенция, упрощаешь. Я вовсе не считаю военных дуболомами. Не военные дуболомы, а система, которой они служат, дуболомная, Хотя другой она, вероятно, и не может быть. Что же касается Духа, то мне легче рассказать, каким он был мальчишкой в шестнадцать лет, а не какой он сейчас. Тогда это был немножко замкнутый, непокладистый, драчливый, но хороший пацан. Отходчивый и жаждущий, чтобы все было по справедливости. И очень-очень неглупый. Но я плохо знаю Духа, которому под сорок. Мы много лет не интересовались друг другом, да и сейчас в нашей компании не принято лезть в душу. Так проще. А его автобиографические данные мне известны. Немудрено, что он образован. Дух закончил ВИЯЗ.

– ИнЯЗ? – с уважением переспросила Маша.

– Нет. ВИЯЗ. Военный институт иностранных языков. Очень блатное заведение. Потом где-то там отслужил. Точно не знаю, но, по обрывкам разговоров по пьянке, кажется, был, как принято говорить, в горячих точках. Работал в институте востоковедения. Не женат. Точнее, разведен. Скромен. Единственное, чем иногда хвастается, разрядом мастера спорта по стрельбе.

Я подпустил в голос таинственности.