Дети Бафомета

– Он должен сделать страшное, – ответила Ушка, чувствуя, как холодеет сердце.

Девочка-выдра, словно предчувствуя свою судьбу, громко заплакала.

УА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Ушка посмотрела на череп, прикреплённый к поясу лиса, и увидела, как в пустых глазницах загораются зелёные огоньки. Ей захотелось встать, сорвать череп с пояса лиса, выкинуть в болото и никогда больше о нём не вспоминать, но она так и не смогла заставить себя это сделать, как не могла заставить себя рассказать о том, что Безымянный Козёл являлся ей во сне и наяву.

А не смогла зайчиха это сделать потому, что, как только она протянула лапу к черепу, в её голове прозвучал знакомый страшный голос:

– Даже не смей об этом думать!

– Что? – подумала зайчиха.

– Не смей, сучка ушастая! Я спас вас! Вы обязаны меня отблагодарить, тем более он обещал меня отблагодарить! Нужно отвечать за свои слова!

– Но он не обещал тебе убивать её! – мысленно возразила зайчиха.

– Он обещал мне кровь, а чья это кровь – решаю я!

Острозубка, заметив, как остекленел взгляд Ушки, с тревогой спросила:

– Ушка, что с тобой?

Вздрогнув, зайчиха пришла в себя и, смущаясь, ответила:

– Ничего, просто мысли дурные в голову лезут.

Она закурила и краем глаза взглянула на череп: огонёк в его глазницах не горел.

«Наверное, я схожу с ума, – подумала Ушка, – я схожу с ума».

– Ты не сходишь с ума, – сказал Безымянный Козёл в её голове.

Где-то с полчаса они сидели, не говоря друг другу ни слова и слушая всхлипывания девочки-выдры. Наконец, Красноклык, тяжело вздохнув, отвязал череп и повесил его на стену хижины. Он развёл огонь в глиняной жаровне, достал из рюкзака бутылку водки, выпил залпом почти половину содержимого и, повернувшись к Ушке и Острозубке, сказал:

– Выйдите.

– Зачем? – встревожено спросила мышка.

Зайчиха крепко схватила её за запястье и, не глядя в глаза, потащила из хижины. Острозубка попробовала упереться ногами, но Ушка была намного сильнее и с лёгкостью вытащила её наружу и отвела на другой конец деревни.

– Что он хочет с ней сделать? – спросила мышка, пытаясь заглянуть зайчихе в глаза.

– Узнаешь ещё, – отворачиваясь в сторону, ответила Ушка.

То, что лис должен был сделать с девочкой, было неправильно, жестоко и бессердечно, но он не мог поступить по-другому, и зайчиха каким-то внутренним чутьём понимала, что Красноклык обязан принести её кровь Безымянному Козлу, иначе он найдёт способ отомстить. А в том, что месть черепа будет страшной и неминуемой, Ушка не сомневалась: она слышала его голос у себя в голове, она видела его во сне, она видела, как загораются зелёные огни в пустых глазницах. Безымянный Козёл был реален, и им придётся ему подчиняться.

– Что он хочет с ней сделать? – повторила вопрос Острозубка.

Из хижины донёсся вопль девочки-выдры. Она кричала без слов, задыхалась и переходила на визг. Мышка дёрнулась, пытаясь вырваться, но Ушка лишь крепче сжала её запястье.

– Отпусти!

Острозубка вцепилась свободной лапой в куртку Ушки, трясла её, стучала по груди, но та не реагировала.

Девочка снова закричала, послышался громкий топот, и она выскочила из-за хижины. Полностью голая, девочка бежала к ним с расширенными от ужаса глазами, а за ней, держа в правой лапе занесённый тесак зайчихи, мчался Красноклык.

Острозубка вскрикнула и, попытавшись ещё один раз вырваться из цепкой хватки Ушки, инстинктивно вцепилась в её лапу острыми зубами. Зайчиха фыркнула от боли и разжала лапу, а мышка бросилась к девочке, но, не успела она подбежать к несчастной, как её настиг Красноклык. Острозубке в лицо ударила струя тёплой крови, а голова девочки отлетела в сторону. Мышка упала на колени перед трепыхающимся трупом, а Красноклык, подставив ладони, набрал в них тёплой крови и медленно пошёл в хижину с Безымянным Козлом.

– Я хотела, чтобы она пошла с нами, – плакала Острозубка, сидя в луже крови.

Ушка подошла к ней сзади и положила лапу на плечо. Мышка дёрнулась, вскочила на ноги и, уставившись на зайчиху ненавидящим взглядом, проорала:

– Вы чудовища!

Ушка хотела что-то возразить – мол, ты и сама убила крыса на свалке, но поняла, что убийство крыса и принесение в жертву девочки нельзя сравнивать, а про Безымянного Козла рассказывать было рано, да и Острозубка вряд ли бы в это поверила.

Зайчиха молчала, опустив глаза, а мышка, пятясь спиной от неё, продолжала кричать:

– Вы чудовища! Вы чудовища! Вы чудовища!

Она отступила на тропинку, по которой они пришли, развернулась и, крикнув: «Ненавижу!», убежала на болото. Ушка бросилась за ней, но она была не такая манёвренная, как юркая мышка, поэтому так её и не нагнала и, минут через десять бега, тяжело дыша, остановилась.

Присев на корточки, чтобы отдышаться, зайчиха увидела что-то тёмное в воде у самой тропинки. Она пригляделась получше и увидела Острозубку, облепленную жирными пиявками. Мышка, по всей видимости, оступилась и упала в воду, а так как вся её одежда была перепачкана кровью, то пиявки моментально в неё вцепились.

Зайчиха вытащила потерявшую сознание Острозубку из воды, стряхнула с неё жирных, насосавшихся крови пиявок, потрогала шею и, убедившись, что мышка жива, взяла её в лапы и пошла в сторону деревни.

Красноклык сидел возле тела девочки-выдры. Его хвост лежал в луже крови, а над головой лис держал отрубленную голову и, задрав лицо вверх, с наслаждением глотал крупные капли. Он облизывался, фыркал и был настолько увлечён, что не сразу заметил Ушку.

– Кайфуешь? – спросила зайчиха.

Лис опустил голову и повернул к ней запачканное кровью лицо с красными глазами.

– Что с ней? – медленно, словно ему было тяжело говорить, спросил Красноклык.

– Пиявки, – ответила зайчиха.

– А, пиявки, – понимающе кивнув, сказал лис, – эти кровососы очень быстрые и жадные.

Он положил голову девочки рядом с телом и, поднявшись, подошёл к зайчихе и мазнул её окровавленным пальцем по губам.

– Попробуй, Ушка, – прошептал он, – тебе понравится.

Зайчиха облизала губы и почувствовала солоноватый вкус чужой крови, пьянящий и волнующий, отталкивающий и притягательный одновременно. Ушка слизала остатки и, глядя в красные глаза Красноклыка, прошептала:

– Ещё.

Лис не заставил просить себя дважды: улыбнувшись, он наклонился, зачерпнул ладонью кровь из лужи и поднёс её к губам зайчихи. Ушка с жадностью слизала с его ладони маслянистую, уже успевшую остыть кровь, а лис, когда она закончила, вытер остатки об её лицо.