Три мушкетера

– Кто-то! Кто же такой?

– Нищий.

– Так подайте ему милостыню, Базен, и скажите, чтобы он молился за бедного грешника.

– Он хочет непременно говорить с вами и уверяет, что вы будете очень рады видеть его.

– Не имеет ли он ко мне чего-нибудь особенного?

– Да, имеет. Он сказал: – если господин Арамис не захочет прийти сюда, скажите ему, что я из Тура.

– Из Тура? – сказал Арамис. – Извините меня, господа, но этот человек, верно, привез мне новости, которых я ожидал.

Он тотчас же вышел.

Атос и д’Артаньян остались вдвоем.

– Кажется, эти молодцы устроили свои дела; как вы думаете, д’Артаньян? – спросил Атос.

– Я знаю, что дела Портоса идут хорошо, а что касается Арамиса, то, признаюсь, я о нем никогда не беспокоился; но вы, любезный Атос, раздав так великодушно пистоли англичанина, которые по справедливости принадлежали вам, что вы будете делать?

– Я очень доволен, что убил этого негодяя, потому что я считаю благочестивым делом убить англичанина; но меня мучило бы раскаяние, если бы я взял себе его пистоли.

– Вы непостижимый человек, любезный Атос.

– Довольно об этом! Что это мне говорил де Тревиль, сделавший мне вчера честь своим посещением, что будто бы вы имеете связи с теми подозрительными англичанами, которым покровительствует кардинал?

– Тоесть, что я имею связь с англичанкой, о которой я вам говорил.

– Да, та блондинка, по поводу которой я давал вам советы, и вы, верно, им не последовали.

– Я представлял вам причины на это.

– По вашим словам, вы, кажется, надеетесь экипироваться за ее счет.

– Вовсе нет! Но я узнал, что эта женщина участвовала каким-то образом в похищении госпожи Бонасьё.

– А, понимаю, вы ухаживаете за одной женщиной, чтобы найти другую; это путь самый длинный, но самый приятный.

Д’Артаньян готов был все рассказать Атосу, но его удерживало одно обстоятельство: Атос был дворянин, строгий в делах чести, а в плане нашего влюбленного в отношении миледи были вещи, которые не заслужили бы одобрения Атоса, в этом он не сомневался; а потому он предпочел умолчать о нем, а так как Атос был вовсе не любопытен, то тайна д’Артаньяна осталась при нем.

Но оставим двух друзей и последуем за Арамисом. Когда Арамис узнал, что человек, желавший с ним видеться, был из Тура, он бежал домой скорее Базена и в одну минуту с улицы Феру пришел на улицу Вожирар.

Придя домой, он застал там действительно человека небольшого роста, с умными глазами, но покрытого лохмотьями.

– Вы меня спрашивали? – сказал мушкетер.

– Я спрашивал господина Арамиса. Это вы?

– Да. Вы имеете что-нибудь передать мне?

– Да, если вы покажете мне вышитый платок.

– Вот он, – сказал Арамис, вынимая из-за пазухи ключ и отпирая шкатулку черного дерева с перламутром. – Вот он, посмотрите.

– Хорошо, – сказал нищий, – отпустите вашего человека.

Действительно, Базен, подстрекаемый любопытством узнать, что скажет нищий его господину, спешил за ним и пришел домой почти в одно время с ним; но эта поспешность была бесполезна, потому что господин по желанию нищего дал ему знак удалиться, и он должен был выйти.

Когда Базен вышел, незнакомец осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что никто не может ни видеть, ни слышать его; отстегнув ремень, он распорол верхнюю часть своего камзола и достал оттуда письмо.

Арамис вскрикнул от радости, увидев печать, поцеловал надпись и с величайшим почтением распечатал письмо, в котором прочел следующее:

«Друг мой, судьба хочет, чтобы мы пробыли еще несколько времени в разлуке; но прекрасные дни молодости еще возвратятся к нам. Исполняйте ваши обязанности на войне, а я буду исполнять свои здесь. Примите от подателя этого письма то, что он вручит вам; ведите себя во время похода, как добрый и прекрасный дворянин, и думайте обо мне. Нежно целую ваши черные глаза. Прощайте, или, лучше сказать, до свидания».

Между тем нищий продолжал распарывать свои лохмотья и, вытащив из грязного платья своего один за другим пятьдесят двойных испанских пистолей, положил их на стол.

Потом он поклонился, отворил дверь и вышел, прежде чем озадаченный Арамис успел сказать ему что-нибудь.

Тогда Арамис прочел еще раз письмо и заметил, что в нем была приписка.

«Р. S. Вы можете принять подателя письма: это граф и испанский вельможа».

– Золотые мечты! – вскричал Арамис. – О, счастливая жизнь! Да, мы еще молоды! Мы еще дождемся счастливых дней! Тебе принадлежит моя любовь, моя кровь, моя жизнь, – все твое, неоцененная и прекрасная!

Он страстно целовал письмо, не обращая внимания на золото, лежавшее на столе.

Базен постучался слегка в дверь. Арамис не имел больше причины скрываться от него, и потому позволил войти.

Базен остолбенел при виде золота и забыл, что пришел доложить о приходе д’Артаньяна, которого привлекло к Арамису любопытство узнать, что это за нищий.

Д’Артаньян не очень церемонился с Арамисом и потому, видя, что Базен забыл доложить о нем, сам доложил о себе.

– Ах, черт возьми, – сказал он. – Если это груши, присланные тебе из Тура, любезный Арамис, то поклонись от меня садовнику, который разводит их.

– Ты ошибаешься, любезный, – сказал Арамис недоверчиво. – Это мой книгопродавец прислал мне за поэму в одностопных стихах, которую я начал тогда.

– Ах, да, правда; ну, твой книгопродавец щедр, вот все, что я могу сказать.

– Как, барин, за поэму платят так дорого! Это невероятно! – сказал Базен. – Вы можете сделать все что хотите, вы можете сделаться великим поэтом – мне это нравится: поэт почти то же что аббат. Ах, господин Арамис! сделайтесь, пожалуйста, поэтом.

– Друг мой, Базен, – сказал Арамис, – вы, кажется, вмешиваетесь в разговор.

Базен понял, что сделал дурно, опустил голову и вышел.

– А, – сказал д’Артаньян с улыбкой, – ты продаешь свои произведения на вес золота: ты очень счастлив, друг мой; но смотри не потеряй письмо, которое выставилось из-под камзола: оно, верно, тоже от книгопродавца.

Арамис покраснел до ушей, спрятал письмо и застегнул камзол.