Пустотa

Мы продолжали снижаться, приближаясь к жёлто-оранжевому дымчатому мареву, раскинувшемуся под нами. До высоты примерно триста пятьдесят километров воздействие атмосферы не ощущалось. Казалось, мы всё так же летим в вакууме, однако это было не так. Я видел по приборам, как постепенно падала наша скорость.

– Выпускаю тормозные щитки, – сообщил пилот.

В задней части «Дедала», поперёк воздушному потоку, выдвинулись четыре решётчатых панели. Мы все ещё были слишком высоко, чтобы самим почувствовать торможение, вызванное их работой, однако цифры на указателе скорости стали уменьшаться заметно быстрее.

На высоте примерно трёх сотен километров мы влетели в слой плотного оранжевого смога, который закрывал собой всю поверхность Титана, делая её недоступной для визуального наблюдения.

– Высота двести, пора отключать РСУ, – сказал я.

– Да, давай.

Я щёлкнул переключателем, вырубив наши маневровые двигатели. Теперь, когда воздух был достаточно плотным, весь наш полёт управлялся только за счёт отклоняемых аэродинамических рулей челнока. «Дедал» из космического корабля постепенно превращался в самолёт. Рик плавно отклонил рукоять управления влево, челнок, как и положено, завалился на левое крыло.

– Аэродинамическое управление в порядке, – доложил он, вновь выравниваясь.

Мы замедлялись всё сильнее, на высоте примерно сто километров Рик заложил несколько крутых виражей, отклоняя шаттл влево и вправо, он гасил нашу скорость. Перегрузки силой в одну-две единицы давили на нас. После долгих месяцев жизни при марсианской силе тяжести даже такое сравнительно небольшое ускорение переносилось непросто.

– Мы почти над зоной посадки, удаление примерно сорок километров на северо-запад, – сверившись с данными навигационной системы, сообщил я.

– Да, вижу, – согласился Харрис.

Сбросив скорость до примерно пятисот километров в час, он направил нос челнока почти вертикально вниз. Сила тяжести Титана в семь с лишним раз слабее земной, в плотной атмосфере это позволяло нам отвесно пикировать, не набирая при этом скорости.

– Высота тридцать, запускаю атмосферные двигатели, – защёлкав переключателями, сказал я. – Воздухозаборники и задние сопла открыты, температура обоих реакторов семьсот градусов, система охлаждения запущена, начинаем раскручивать турбины. – Я вдавил кнопку запуска движков. Набегающий поток воздуха, ударив в лопатки компрессоров, за несколько секунд раскрутил их до холостых оборотов.

– Готово, турбореактивные двигатели запущены, параметры давления и температуры в норме, – сообщил я.

Вдруг челнок довольно ощутимо тряхнуло. Затем ещё раз и ещё раз. Космоплан начало кидать из стороны в сторону

– Чёрт, что это, что происходит? – раздался по внутренней связи перепуганный голос Максимильяна Барбьери.

– Расслабься, просто небольшая турбулентность. Ты что, никогда на самолётах не летал? – ответил ему Рик.

– Высота двадцать пять километров, приближаемся к облачному слою, – сказал я.

Мы продолжали наше почти отвесное снижение, за лобовым окном перед нами расстилалось бесконечное, насколько хватало глаз, море облаков. Они клубились, завихряясь под воздействием атмосферных потоков. Я невольно залюбовался этой картиной, она напомнила мне о далёком доме, где я сотни раз наблюдал подобное во время своих полётов. И пускай облака Титана не были белоснежными, а отливали жёлтым, и состояли не из воды, а из смеси углеводородов, всё же они были столь же прекрасны, как и их земные собратья. Мы стремительно приближались к ним, пока наконец не ворвались в их гущу на скорости почти пяти сотен километров в час. Лобовое стекло кабины тут же расчертили тонкие струйки жидкости. Турбулентность усилилась, впрочем, здесь в этом холодном, почти не прогреваемом Солнцем мире она была значительно слабее, чем на Земле, и не представляла совершенно никакой угрозы для нас.

– Высота пятнадцать километров, – сообщил я.

– Выравниваюсь. – Харрис потянул на себя рукоять.

Нас вновь вдавило в кресла перегрузками. Мой напарник плавно вывел челнок из пикирования, перейдя в горизонтальный полёт на высоте примерно десяти километров. Мы продолжали лететь сквозь густую кучевую облачность, метан, сконденсировавшийся в жидкое состояние, нещадно бил в лобовое стекло «Дедала», похоже, что мы попали в мощный ливень. Наконец мы снизились до нижней границы облаков, тучи, закрывавшие нам обзор, постепенно расступились, открывая нашему взору поверхность. Это был мрачный и тёмный мир – плотная облачность и смог в верхних слоях атмосферы практически полностью блокировали солнечный свет, так что даже в самый разгар местного дня здесь царили сумерки.