Пустотa

– Не знаю, как сказать, – смущённо начал я, – но у меня тут неопознанный объект по азимуту примерно … – я прикинул на глаз, – …шестьдесят градусов, высота где-то градусов пять над горизонтом.

– В каком смысле «неопознанный объект»? Что ты имеешь в виду? – в её голосе зазвучало беспокойство.

– Не знаю, что-то блестит в лучах солнца, расстояние… трудно сказать, может несколько тысяч километров. Оно здесь, понимаешь? Оно движется по орбите Титана! Слушай, нужно направить туда радар, немедленно! Нужно снять параметры орбиты, пока оно не ушло за горизонт!

– Чёрт, сейчас! – выругалась она. – Нужно запустить систему, мы же всё повыключали!

– Скорее, оно вот-вот скроется! – поторопил я.

Прошло несколько минут, я следил за тем, как странная звёздочка тускнела, медленно погружаясь в атмосферу Титана.

– Даша?

– ДА!

– Ну что там у тебя?

– Уже почти готово! – воскликнула она.

«Звезда» сверкнула в последний раз и растворилась в жёлто-голубой дымке.

– Поздно, объект скрылся, — выдохнул я. – Что бы это ни было, мы его упустили.

Мы оба молчали какое-то время. Первой тишину нарушила командир.

– Федь, тебя отнесло почти на двести метров, возвращайся, это приказ, – устало сказала она.

Я дернул джойстик управления ранцем, развернулся и дал импульс в направлении корабля. Какое-то время летел молча, вновь и вновь прокручивая в голове все произошедшее, потом все-таки спросил:

– Чёрт, что это было?

– Не знаю, может, какой-то мусор, – неуверенно сказала Дарья.

– Здесь? Возле Титана?

– Может, что-то отвалилось от нас…

– Если бы что-то отвалилось от нас, мы бы это заметили, к тому же оно явно летело по совершенно другой орбите, нежели мы, – не согласился я.

– Может быть, фрагменты от какой-то предыдущей миссии, «Кассини», например.

– Не неси ерунды.

Я медленно приближался к кораблю.

– Вообще, ты уверен, что оно было здесь, на орбите Титана? – с сомнением спросила Дарья. – Может это был какой-то из спутников Сатурна?

Я погасил скорость и ухватился за поручень возле шлюза, задумался.

– Да, может быть. Наверное, то была одна из этих ледяных глыб. Их тут вокруг летают сотни. Но всё же… – Я втянул себя внутрь. – Мне кажется, оно двигалась слишком быстро. Жаль, я не взял с собой камеру.

***

– Пятнадцать секунд до включения двигателей, – сообщил Рик Харрис.

Мы находились в кабине «Дедала», готовясь вот-вот дать тормозной импульс для схода с орбиты. Я сидел в кресле справа, в качестве второго пилота. Пока Рик управлял шаттлом, я следил за работой систем и параметрами полёта. В принципе, учитывая уровень автоматизации челнока, с ним вполне мог бы управиться и один человек, однако считалось, что дублирование и разделение обязанностей между несколькими членами экипажа должно повысить наши шансы в случае нештатной ситуации.

– Есть наддув главных баков, давление в топливной системе в пределах нормы, держится стабильно, – доложил я.

– Десять секунд.

– Система зажигания готова.

– Три… две… одна… запуск!

Нас придавило к креслам перегрузками, корпус челнока начал вибрировать. Старые добрые детонационные химические двигатели «Дедала» работали совсем иначе, нежели сверхсовременный термоядерный движок «Армстронга». Простая реакция окисления, известная человечеству ещё с неолита, толкала сейчас нас прочь с орбиты. Да, такой способ перемещения был намного менее эффективным, чем использование раскалённой до десятков миллионов градусов плазмы, зато он не требовал того колоссального количества энергии и сложного оборудования, которое было необходимо для поддержании реакции ядерного синтеза.

– Есть зажигание, тяга пятнадцать процентов, давление в камерах сгорания стабильно, – сверяясь с показаниями приборов, сказал я.

– Принято, до завершения манёвра тридцать секунд. Отклонения по тангажу и рысканью в пределах нормы, – сообщил Рик.

Спустя полминуты двигатели отключились, и на борту «Дедала» вновь воцарилась невесомость. Мы закончили торможение и, сбросив часть нашей скорости, начали снижаться по суборбитальной траектории. Остаток кинетической энергии должна была погасить плотная атмосфера спутника, в которую мы теперь неуклонно погружались.

– Начинаю разворот, – сообщил Харрис.

Он нажал несколько кнопок на панели автопилота, зашипели двигатели ориентации, поворачивая челнок носом вперед.

– Вход в плотные слои через три часа, – сказал пилот.

– Отлично, есть время, чтобы немного вздремнуть, – раздался в наушниках голос Трофимова.

– Знаешь, мне всегда было интересно,Егор, тебе и правда всё настолько по барабану или просто прикидываешься? – спросила Катрин Розенберг.

– Конечно, нет, моя дорогая Кэти, на самом деле у меня сейчас от волнения поджилки трясутся, так что вся эта напускная бравада призвана лишь скрыть данный факт от вас.

– О, это было откровенно! – оценила Кусто.

– Народ, не забивайте эфир болтовнёй, иначе нам придётся вас отключить, – пригрозил я.

– Извини, шеф, – ответил Егор.

Желтый шар Титана становился всё крупнее, мы медленно снижались, постепенно приближаясь к его поверхности

– Высота шестьсот, прошли условную границу атмосферы, – сказал я.

– Скоро начнётся веселье, – вздохнул Рик.

Челнок все глубже и глубже зарывался в газовую оболочку Титана. Я много раз летал на подобных шаттлах дома, но ощущение от посадки на этот далёкий спутник Сатурна нельзя было сравнить ни с чем, что я испытывал раньше. Земля – по-настоящему огромная планета, самая крупная из всех в нашей Солнечной системе, если не брать в расчёт газовые гиганты, конечно. Колоссальная орбитальная скорость – почти восемь километров в секунду, делала торможение при входе в её атмосферу очень жёстким: четыре, пять, а в нештатных ситуациях и все восемь джи для Земли было нормой. Титан же хоть и является одной из самых крупных лун в Солнечной системе (второй после Ганимеда), всё же он был намного меньше нашей планеты, более чем в три раза уступая ей в радиусе и на целый порядок в массе. Первая космическая на Титане составляет чуть более полутора километров в секунду, а благодаря низкой силе тяжести давление атмосферы по мере приближения к поверхности возрастает не столь резко, как на Земле, так что торможение об неё можно сравнить с падением в мягкий, пушистый сугроб свежевыпавшего снега, в то время как торможение об атмосферу Земли больше напоминает удар с разбегу о бетонную стену.