– «Четырнадцать с судебной перспективой»…
Прокурор ушёл глазами «в параллельное измерение», и зашелестел губами: явно калькулировал. Спустя полминуты он «вернулся», и в заметно улучшившемся настроении.
– Четырнадцать дел в суд, да ещё в областной – это хорошо, Александр Сергеевич! Это очень хорошо! Когда думаешь заканчивать?
Лицо Иванова скривилось, как от зубной боли: как и любого следователя, малейшее упоминание о сроках «убивало» его «на месте».
– В этом месяце дам шесть «на выход». Остальные восемь – в следующем.
– На продление выходить не будешь?
– Не планирую.
– Молодец!
Под вздох облегчения и улыбку на лице прокурор откинулся на спинку кресла.
– Значит, план двух месяцев мы выполняем досрочно!
Пётр Николаевич не шутил: и у следователей прокуратуры тоже имелся свой план. Конечно, негласный, но от этого не менее требуемый исполнением. Планы «спускались сверху» в зависимости от категории района. Старогородской район считался самым бандитским в городе, а, значит, самым «плодоносящим». Отсюда, с каждого следователя прокуратуры этого района «область» требовала ежемесячно «выдавать на гора?» – в суд, то есть – не меньше трёх дел областной подсудности, и не меньше трёх дел – районной. Любое прекращённое дело, даже по реабилитирующим основаниям, даже под условием защиты чьей-то жизни и чести, считалось браком в работе и непроизводительным расходом служебного времени.
Обычно «район» – следствие прокуратуры, значит – «давал стране угля». Иной раз и с заметным перевыполнением плана. И тогда «район» хвалили в «области», особенно, если основу плана составляли дела областной подсудности. Ведь сторону обвинения по таким делам представляли «областники». Но бывали и «засушливые» месяцы, когда преступники, «как на грех», не проявляли должной активности, словно не осознавая высоких задач, стоящих перед родной прокуратурой. И тогда план не натягивался и не вытягивался, даже за уши. Следователям приходилось идти на всякие хитрости, чтобы только «закрыть цифры». В суд шла любая мелочевка, от уклонистов от военных сборов до оказания сопротивления работникам милиции, благо, что и с военкоматом, и с РОВД установились подлинно творческие отношения формата: «ты – мне, я – тебе».
Именно поэтому и не шутил сейчас прокурор: четырнадцатью делами областной подсудности Иванов закрывал личный пятимесячный план «по расстрелу». За это «область» могла с лёгкостью «отпустить» и недостачу дел «районного звена».
– А что с остальными?
Иванов презрительно скривил губы.
– А-а, мелочевка для района…
– Всё – в суд?! – просиял глазами прокурор.
– За исключением двадцать первого.
Теперь уже лицо Петра Николаевича сморщилось, как от зубной боли.
– Александр Сергеевич, ты не торопись…
– Торопись, не торопись, – махнул рукой Иванов, – а из ничего не сделаешь что-то. Ну, вот, не вижу я в этом деле никаких перспективных блёсток!
– Чего не видишь?
– Ну, криминала в действиях замдиректора.
– А, может, вместе увидим?
Голос прокурора дрогнул настолько искренно, что Иванов даже отказался от текста, ограничившись иронически-укоряющим взглядом.
– А, может, в бездействии увидишь?
Вопрос, казалось бы, шутейного звучания, был исполнен прокурором совсем не шутейно, и «на высоком идейно-художественном уровне». Пётр Николаевич по традиции хватался за соломинку. По этой причине Иванов окончательно решил пощадить самолюбие шефа, и дал ответ на полном серьёзе.
– Увидел бы, когда бы оно было. Так ведь нет его, Пётр Николаевич! Ну, не накачаешь этому бедолаге состав, как ни накачивай! Сплошной «воздух», Пётр Николаевич!
Иванов нахмурил чело, потряс давно не стриженой шевелюрой – и спустился октавой ниже.
– За компанию со всеми я бы ещё пустил его, и то не на первых ролях. Так ведь не дают – и не дадут!
– «За компанию»?
Прокурор оживился на манер гэдээровского артиста Фрица Дица, сыгравшего Гитлера в эпопее «Освобождение»: «Контрудар?! В Померании?!». Иванов даже не удержался от хмыканья – настолько похоже Пётр Николаевич сыграл… нет, не фюрера: надежду на чудо.
– За компанию – с кем?
– Генеральный директор, главный инженер, директор по производству, директор…
– Хватит! – обречённо махнул рукой прокурор: энтузиазма, как не бывало.
– Так ведь это ещё не всё! – «тут же послушался» Иванов. – Есть ещё и чины в главке, которым не только должностная инструкция, но и сам Бог велел…
– Я же сказал: хватит! – поморщился прокурор. – Александр Сергеевич, что у тебя за манера, такая: сыпать соль на раны!
– Так в медицинских же целях, Пётр Николаевич… виноват.
Почувствовав небольшой перебор, Иванов одной рукой прикрыл рот, чтобы уже обеими тут же отработать «Хэндэ хох!». Укоризненно покосившись одним глазом на следователя, Пётр Иванович тяжело вздохнул.
– Эх, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич… тут такие, понимаешь дела, а тебе всё шуточки!.. Лучше бы сказал, что делать будем?
– Тянуть резину!
Прокурор скрипнул зубами, и уже изготовился к ответной речи, но, взглянув на абсолютно серьёзного Иванова, передумал и отказался от намерения.
– Ты не шутишь, Александр Сергеевич?
– Я никогда не был так серьёзен, Пётр Николаевич.
– Поделись!
– Классика, Пётр Николаевич!
Вот теперь Иванов усмехнулся.
– ??? – частично ожил прокурор.
– «Или шах помрёт, или ишак сдохнет»! Помните Ходжу Насреддина, Пётр Николаевич?
На лице прокурора обозначилась слабая улыбка. Сомнение в его взгляде боролась с надеждой – и с переменным успехом. Наконец, Пётр Николаевич, как всегда, полурешительно-полуобречённо махнул рукой.