Тойво – значит надежда. Красный шиш

– Ага, – проворчал Хейконен. – Вернемся домой с отращенными пузами.

Курсанты, которых решили оставить в деревне, не протестовали. Дело-то житейское! Они сдали лыжи, автоматы, вооружились трехлинейками, которые тоже были в отряде, без сожаления расстались с белыми маскхалатами, и старший получил первое донесение Тойво, которое надлежало в краткие сроки отправить Седякину. Способ отправки не оговаривался.

«Лоси» ушли первыми, хотя часть пути к деревне Лазарево должна была пройти по узкой санной дороге в одну колею. Тем не менее далее намечался поход по лесу, что было само по себе достаточно большим испытанием. А расстояние до Лазарево было примерно таким же, что и с Масельги до Поросозера. Это была уже пограничная территория, белые шиши затаились где-то поблизости.

Для пущей важности, километров через десять, Тойво сыграл тревогу. Мышцы к этому времени уже перестали ныть, вошли в рабочий режим, так что можно было побаловаться.

– Враг слева! Развернуться в цепь вперед! – крикнул он, отмечая, как его слова дублируются командирами взводов и отделений.

Красные шиши разом повернули налево, срывая с плеч автоматы, делая быстрые шаги и падая под прикрытие стволов сосен, осматриваясь. Пулеметные расчеты мигом выдернули и привели в боевую готовность пулеметы. Впрочем, вряд ли удалось бы из них стрелять – уж больно сильный был мороз!

– Доложить рекогносцировку! – посыпались команды от взводных.

– Первое отделение – враг не обнаружен!

– Второе отделение – враг не обнаружен!

– Пулеметный расчет – готов к стрельбе, цели не выявлены!

Ну, и так далее. Если столкнуться с лахтарит лицом к лицу, то все получалось по боевой науке. Но кто сказал, что финны воюют по боевой науке? Школа шюцкора – вот их стратегия. В условиях города, открытой местности она бесполезна, зато в лесу – она оправдана на все сто процентов.

Красноармейцы, поднявшись на ноги, двинулись цепью в сторону мифического врага, готовые вступить в бой в любую секунду. Тут уж не до условностей, типа мороза. Любого наземного противника они обнаружат и сметут перекрестным кинжальным огнем.

А не наземного? Тойво обратил внимание, что те его бойцы, что когда-то подобно ему получившие выучку шюцкора, дула своих автоматов держат направленными на кроны сосен. Правильно, опасаться следует, в первую очередь «кукушек» и их прицельного боя по командирам.

Все, дальнейшего углубления отряда от маршрута допускать не следует.

– Отбой тревоги! Вернуться на позиции!

Курсанты нехотя поворачивались вспять – уж больно хотелось популять в лахтарит, уж больно не хотелось снова нудно и утомительно брести на лыжах.

Сразу же начали поступать доклады о том, что сделано, что видено и что можно еще предпринять. Антикайнен принял информацию к сведению, но обсудить ее с кем-то сразу не мог: заместитель его, Кумпу, сейчас чешет где-то по лесу, лыжню прокладывает. Так, это неправильно – в случае реальной встречи с реальными белыми шишами, те попытаются выявить и уничтожить командира любой, так сказать, ценой. Нужен заместитель здесь, в маршевом отряде, среди «коней».

– Командир взвода Суси! – сказал он. – Назначаетесь начальником штаба нашей группы. Заместителем остается товарищ Кумпу.

– Яволь, мин херц, – ответил Суси. Точнее, просто подумал так, на деле отделавшись уставной фразой. Большая должность – больше ответственности. Это он помнил еще по подразделению шюцкора в Иматре, которым командовал в свое время.

– Всем бойцам объявляется благодарность за слаженность и оперативность действий! Молодцы, красные шиши!

– Ура, – ответили те и снова выстроились в походном порядке. Бодрости у них добавилось: конечно, монотонность убивает не только любовь, монотонность убивает само ощущение жизни. На днях предстоит проверка в условиях, когда обратной дороги уже не будет.

Тойво опять укололо острое чувство вины перед своими товарищами. Укол пришелся бы прямо в сердце, если бы он не увернулся: изгнанным из родной Суоми парням просто необходимо было встретиться со своими обидчиками – чтобы сразиться с ними и победить. Так что кольнуло где-то под лопаткой, да и забылось.

Один доклад привлек его внимание. Красноармейцы из пулеметного расчета, будучи в самом хвосте колонны, разворачиваясь в атакующий строй, заметили, как дернулся в лесу какой-то зверь. Дернулся и удрал, породив лишь снежные брызги из-под копыт. Один из шишей не поленился и дошел до того места, где этот зверь стоял. Так вот, копыт у него не было, зато были лапы весьма зловещего вида – как у матерого волка. Только вот передние конечности, если судить по следам, были несколько шире расставлены, нежели задние. Или грудь у него очень широкая, или это не волк. «Тварь какая-то», – сказал боец, а Тойво тотчас вспомнил, что сказал о твари вчера перед сном друг Оскари. Типа – наблюдает кто-то.

Да и сам он видел странного зверя на занесенном снегом льду посреди озера. Впрочем, тут нет так уж и далеко до загадочной горы Воттавары с камнями-менгирами и скрученными деревьями. Почему бы какому-нибудь животному не мутировать?

Однако больше волновать должны двуногие твари финского подданства.

Оставшуюся часть маршрута проделали на одном дыхании, даже почти догнали «лосей». Им, конечно, пришлось туго: лавировать между деревьев, выбирать наиболее пологие спуски с встречающихся горок, которых здесь было немало, да еще и держать курс на крошечную деревеньку Лазарево.

Мороз, пожалуй, угнетал даже больше, чем вчера. Единственной радостью было лишь то, что снег в такой жесткий минус не выпадает, да и ветра нет вовсе.

Иной раз из-под снега с шумом взмывали встревоженные тетерева, бестолково сослепу метались туда-сюда и улетали куда-то прочь, в свое тетеревиное завтра. Их можно было настрелять на ужин, но Антикайнен еще в самом начале пути запретил громкие разговоры, не говоря уже о выстрелах не по делу. Помимо дичи только белки, сердито цокая, показывались на сучьях осин и елей. Лес вымерз, как вымерз и весь мир.

В Лазарево разместилось едва ли с десяток домов, так что с приходом отряда здесь, вдруг, сделалось многолюдно. Местные жители занимались, в основном, охотой и рыбалкой. Старики, женщины и дети. Взрослых мужчин почти не было. Питались тем, что добывали сетями, силками и запасали летом и осенью.

– А куда мужчины делись? – удивлялся Тойво. – Война что ли всех подобрала?

Оказалось, не война, а образ жизни. Здесь жили люди, которые добывали себе пропитание вдалеке от родных очагов. И зимой, и летом уходили мужчины к Белому морю на промысел. Летом нанимались сельдь ловить, зимой – морского зверя бить. И добираться-то до морского берега – все ноги стопчешь – а все равно уходили. Потому что так было заведено.

Деревня хирела, много ли справят хозяйство женщины и подростки? А мужики все равно сбивались в ватаги – и ходу! Туда идут, вошь на аркане ведут, обратно – кому как повезет. Дома отдыхают, бражку лакают, солеными грибами закусывают. Отдохнут, в банях отмокнут – и снова в путь. «Зато не коробейничают!»

Из беломорских деревень, да архангельских поселков коробейники по всему северо-западу шастают. Уходят мужчины, запасшись всякой чепухой в коробе, и торгуют ею по базарным дням, меняют на другую чепуху. «Вы кто такие будете?» «Поморы мы». «А что торгуете, поморы?» «Иголки, нитки, ситечка отрез».

Сваренной солдатской кашей наелись все жители Лазарево, взявшие на постой красноармейское воинство. Белофиннов они не видели, те обходили захудалую деревеньку стороной – стратегического значения не имела, с местных жителей не поживиться.

– Ну, что будем делать? – вопросил командиров Антикайнен, когда они собрались вечером на беседу. Совещанием это назвать никак не получалось – дисциплина, конечно, была, вот субординации – никакой, потому что обучались все одному и тому же в одном и том же учебном заведении. – Мы, типа, уже в тылу врагов, оккупировавших Советскую Карелию. Завтра выдвинемся на Гонги-Наволок, а там – рукой подать и до Пененги, где, вполне вероятно, финнов преизрядно.

– Предлагаю двигаться дальше двумя группами, – сказал Суси.

– Предлагаю предложение товарища Суси поддержать, – согласно кивнул Кумпу. – Каждая рота пойдет своим путем.

Конечно, чем меньше народу, тем больше кислороду. Но помимо этого возрастает мобильность отряда. Да и скрытность тоже.

– А «лосей» нам выделите? – поинтересовался командир первой роты Хейконен.

– Само собой: пятнадцать человек во главе с Вяхя пойдут с тобой, остальные со мной – двинутся перед Каръялайненом, – сказал Кумпу.

– Пора бы уже и разведчиков пускать по маршруту, – снова добавил Суси.

Вот ведь каким рассудительным сделался волчара[21 - Susi – по-фински «волк».]! Все собравшиеся с уважением посмотрели на парня из Иматры. А Тойво мысленно похвалил себя за то, что назначил такого человека командиром штаба.

Итак, порешили, что завтра с утра выйдут две группы. Первая рота двинется через озеро Талвис, что севернее, вторая – через озеро Чиасъярви. В Гонги-Наволоке отряд вновь соберется, чтобы разведать пути к Пенинге, а потом – как вдарить по деревне! Ни одного белофинна упускать нельзя. И развлечение, и проверка шишей в настоящих боевых условиях.

– Давайте споем по такому случаю! – торжественно предложил Каръялайнен. – Интернационал!

– Да пошел ты в пень! – подавляя зевок, сказал Оскари. – Сам пой, что хочешь, хоть Марсельезу, а других под такое дело не впрягай.

– А какие слова в этой Марсельезе? – спросил командир второй роты, но от него только отмахнулись: шел бы ты, в самом деле, в пень, певец несчастный!

– Ладно-ладно, – нисколько не обиделся тот, ушел к своему ночлегу и, не выдержав, вполголоса в сенях взвыл:

It was a Monday,

A day like any other day.

I left a small town