– Это как же управлять-то такой штукой?
Все жители деревни Трындино станцевали хором на деревенском большаке танец-кадриль, дети в состоянии прострации принесли им топоры и даже ледорубы, припрятанные до поры до времени в подполах и сенях, и разбежались кто куда.
Взрослые переглянулись между собой и сказали:
– Геть на кичку, братья и бабы! По зову Полярной звезды!
И – ну, рубить друг друга топорами, осаживать ледорубами, поминая нехорошими словами былые карательные рейды в Тамбовской губернии красного командира Тухачевского. С его именем на устах все и умерли от потери крови.
А дети добежали до роддома и там, спрятавшись под столом с родильным оборудованием, перевели дух.
– Ребята, – спросили их роженицы. – Вы чего тут делаете? Вам не сюда нужно.
– А куда? – удивились трындинские дети.
– Так на подстанцию бегите. Там и сидит злыдень немецкий.
Они туда сразу и побежали, а когда прибежали, то смекнули: поздно! Немец, не дождавшись подмоги, удавился проводами от своей шайтан-машины. Впрочем, немца не жалко, к тому же младшего научного сотрудника – они теперь по Питеру десятками шлялись, все на работу хотели устроиться.
Бокий распорядился изловить всех детей, подвергшихся воздействию «меряченья», определить их в спецучереждения при спецподразделениях НКВД, все ледорубы в деревне собрать и подготовить для дальнейшего использования. Не знал об этом Лева Троцкий, а то насторожился бы заранее.
Бехетерев удручился после эксперимента в Трындино, но, подумав, предсказал:
– У тех рожениц по соседству с подстанцией, вполне вероятно, родятся дети с уникальными способностями. Их надо отслеживать.
Действительно, годы спустя из родившихся во время эксперимента или сразу после такового шестерых мальчиков и одной девочки выросли очень даже незаурядные люди. Все сделались политиками, а девочка приложила руку к становлению одной из самых первых коррупционных государственных организаций: Союзу Писателей СССР и его подотделов местных разливов. Конечно, пока какое-то влияние на него оказывали писатели-фронтовики Второй мировой войны, все было пристойно, но со временем все они вымерли, а Устав остался. Вместе с Уставом развелись подхалимы, поэтессы и публицисты. Девочка, точнее, уже очень даже взрослая тетя, это предвидела и этот процесс поддерживала. Такое дело, брат.
Ну, а Барченко выступил с отчетом в Институте мозга, наметил перспективы, покручинился над сложностями и необратимостью контроля процессов и пообещал дальнейшие исследования и изыскания. Сразу после этого он снова отбыл в очередную экспедицию к Сейдозеру, так что не успел занять место ученого консультанта Главнауки.
Зато должность заместителя «по научным исследованиям» осталась за ним, а это, в некотором роде, даже значительней, нежели кафедра в Институте мозга у Бехтерева. По крайней мере, руки развязаны, не надо протягивать их в поисках милостыни. Просто сунул ладонь в карман, зацепил пачку банкнот, отслюнявил себе сколько-то и – полный порядок.
В среднем на экспедиции Барченко тратилось по сто тысяч рублей. Если эту сумму перевести в американские рубли, то получится сущий пустяк – 600 тысяч долларов. Интересно, что можно сделать в Сейдозере на такую сумму? Изловить всех окрестных саамов, вывести в резервацию, а на месте их былого компактного проживания устроить пансионаты и аттракционы: «Почувствуй себя жертвой Северного сияния»?
Да, Бокий отмывал баблосы, да, всему Советскому правительству от этого было вкайф. Только «Револьверной оппозиции», собственно говоря, на блюдечке с синей каемочкой доставившей финские деньги в мифическую партийную кассу, было не вкайф – ничего из материальных благ им не обломилось.
Однако этого знать не следовало никому постороннему. «Чем больше знаешь, тем больше теряется смысл»[1 - Слова героини Джульетты Льюис из фильмы «Wayward Pines».].
Барченко доложил Бокию, не прошло и двух недель с момента второй своей экспедиции, что «вот, пожалуйста, пирамиды». Не такие, как в Египте, но древнее. Даже древнее тех, что прячутся на берегах реки Ока под Рязанью, и гораздо древнее тех, что стоят по дороге Дюнкерк – Париж. А про балканские, канарские и американские – и говорить не стоит, потому что «тайна сия великая есть».
Ну, да пес с ними, с заграничными – туда не добраться – можно исследовать «нашенские». И начать следует с Сейдозера, потому что далеко от центра, в отличие от реки Оки, и контроля никакого. Следовательно, никто и мешаться не будет. Гиперборея, как был убежден Барченко, существовала – и существовала именно здесь. Точнее, здесь можно обнаружить останки некогда громадной страны, где арии и борусы, где время течет по другому, где законы физики от этого меняются, где можно было говорить с Творцом, минуя посредников. А также здесь вполне возможен доступ к сердцу Тибета, к Шамбале. «Кто владеет Тибетом, «сердцем мира», владеет и всем миром», – сказал позднее генеральный секретарь «Аненербе» Вольфрам Зиверс с подачи профессора Карла Хаусхофера.
То есть, осень 1921 была напряженным временем для руководимого Бокием шифровального отдела. Поэтому ни о Кураторе, ни об Аполлинарии никто не выведал. Не до них было.
А Тойво поутру следующего дня после беседы с ними подговорил начальника училища Инно и комиссара Ровио организовать тренажерные занятия по лыжной подготовке. Те сначала удивились, а Инно еще, как водится, нахмурился:
– Снега-то нету – какие лыжи?
Антикайнен был готов к такому вопросу, поэтому ответил без раздумий:
– Лыжи – не просто стал и поехал. Лыжи – это вопрос равновесия, лыжи – это вопрос работы определенных мышц. Допинг, в конце концов!
Нет, про допинг он ничего не сказал, а то бы подлецу Макларену из 2016 года в своей действительности делать бы было решительно нечего – нечем крыть.
– То есть, раз мы допускаем возможность проведения боевых операций в зимнее время, значит, нам следует кое-что проделать сейчас, чтобы потом не оказаться в затруднительном положении, – продолжал Тойво. – Это положение может привести к поражению, что нас, коммунистов, не устраивает до посинения. А особенно не устраивает красных финнов, для которых лыжи – часть культуры. Здесь же мы ее пока лишены. Правильно, товарищ Куусто?
Ровио, стремительно начинающий полнеть со своего положения в структуре училища, откашлялся и важно кивнул:
– Я тоже тряхну стариной и приобщусь к лыжной подготовке.
Вот и договорились. Товарищ Инно только махнул рукой.
– Let it be, – сказал он. – All we need is love. Занимайтесь, коли наберутся желающие. Только в свободное от занятий и строевой подготовки время.
– А еще нам двести пар лыж нужно высотой 207 – 210 сантиметров, – не стал медлить Тойво. – Лыжная смола, желательно тоже финская. И соответствующее количество лыжных палок высотой от 165 сантиметров. Это на перспективу.
Он поспешил внести разъяснения, потому что круглое, как блин, лицо Ровио начало вытягиваться.
– А пока желательно найти несколько мотков аптекарской резины.
Товарищ Инно даже хмуриться перестал. Он призвал на помощь весь свой скудный опыт контактов с аптеками и с трудом припомнил, что это есть такая в ладонь шириной эластичная резина, очень прочная, песочного цвета. Из нее в детстве рогатки было делать хорошо – дальнобойность получалась убойная.
– Плечевой пояс будем тренировать, – не дожидаясь вопросов, сказал Антикайнен. – Чтобы было эффективнее работать по снегу с лыжными палками. На манер английских тренажерных эспандеров.
И он показал, как использовать отрезанную полосу аптекарской резины: пропустить ее через березу или столб, ухватиться за концы и с усилием натягивать, имитируя как попеременный лыжный ход, так и одновременный бесшажный. Особенно здорово у него получилась имитация последнего, когда зараз обе руки отводишь назад – и снова вперед. На них начали оборачиваться проходившие по своим делам товарищи командиры и снующие туда-сюда товарищи курсанты.
– Все-все, достаточно, – заметил Ровио. – Очень наглядно. Еще не так поймут. Будет вам аптекарская резина.
– А лыжи, палки, смола?
– Тоже будут, – вздохнул комиссар. – К первому снегу – непременно.
В октябре 1921 года в Восточной Карелии вспыхнуло антисоветское восстание. Как говорится, неожиданностью это не было. Белогвардейская организация «Звено», насчитывающая более шести тысяч человек, выдвинулась на передний край борьбы с «ненавистными Советами». Каждый десятый в ней был беженец Кронштадского бунта. А как же иначе?
В «лыжную секцию», как ее окрестили курсанты, народу собралось предостаточно. В основном, конечно, это были финны. Киргизы и узбеки зимой предпочитали передвигаться мелкими перебежками. Русские ребята вообще считали это баловством и потерей времени. Зачем нужны лыжи, когда «броня крепка и танки наши быстры»?
Главным фактором, на который надеялся Тойво, была загадка. Никто не знал, зачем нужна лыжная подготовка. Но в училище не бывает ничего просто так. Значит, нужно быть готовым к самым неожиданным заданиям партии. Если бы набиралась секция подледных пловцов в проруби – и то народу бы было предостаточно. Конечно, киргизы и узбеки предпочитали бы вообще не прыгать в воду, а русские ребята и это считали бы баловством и потерей времени. Зачем плавать, коль есть броня и танки?
Да еще шинели всем выдали нового очень модного образца. Их сразу окрестили «шинель с разговорами» – какой-то древнерусский стрелецкий покрой с переходящими с одного борта на другой малиновыми мостиками. Конечно, на парадах это впечатляло, зато в бою – отличная мишень для неприятельского стрелка. А лыжникам Тойво пообещал полушубки, ватные штаны, валенки и маскхалаты.
Короче говоря, народ в секцию собрался знающий и толковый. Были, конечно, несколько человек ни разу в жизни не стоявших на лыжах, но они истово клялись, что овладеют лыжным ходом в сжатые сроки. Честное партийное!
Только товарищ Ровио не пришел ни разу. Некогда, видно, ему было – комиссарские дела и все такое.
Новое карельское восстание было также опасно, как и предыдущее. Питер мог вновь оказаться под ударом, прочие империалисты могли под такое дело вновь броситься отвоевывать Советские территории. Все могло вновь повториться, как в девятнадцатом тревожном году.
Посоветовались вожди, выкурили трубку мира и порешили: быть войне. Напасть на мятежников с трех сторон, набить их, как следует, и закрыть вопрос с мятежами раз и навсегда.
– Я понимаю, что с севера и с юга наши войска начать наступление смогут. – сказал Троцкий. – Это, если я не разучился считать, две стороны. С третьей, с запада продвижение наших войск серьезно осложнит Онежское озеро. Так что мне лично непонятно: что это за третья сторона?