Тойво – значит надежда. Красный шиш

– А вы кто? – задал вопрос Антикайнен, внутренне холодея от ожидания ответа.

– Нет-нет, не подумай обо мне чего лишнего, – поспешно сказал собеседник. – Меня можно звать «Куратором», можно так не звать. Я, конечно, зло. Но не то Зло, которое творится ныне. Я – зло, как оборотная составляющая добра. Нынешнее Зло – это равнодушие, и это поистине ужасно.

Они допили свое пиво, и Куратор первым поднялся из-за стола.

– А ты не торопись. Тебе еще есть с кем поговорить. Я в тебя верю. Если бы не верил, то…

Он замялся, словно взвешивая про себя: говорить, или же – нет?

– То что? – не удержался от вопроса Тойво.

– Я бы тебя сожрал, – сказал Куратор и добавил. – Привет, Аполлинарий, не буду вам мешать.

Последняя фраза относилась к высокому человеку, с кружкой пива, подходящему к их столику.

– И тебе не болеть, – ответил тот, присаживаясь и протягивая для приветствия руку. – Меня зовут Аполлинарий.

Антикайнен посмотрел вслед удаляющемуся низкорослому человеку, лавирующему между столиками и стульями с грацией танцора или матадора, и вздохнул.

– Вы – добро? – спросил он.

– Я представляю организацию «Дуга» (об этом в моей книге «Радуга 1, 2»).

Время остановилось. Замерли люди за столиками, затихли звуки с улицы, пиво перестало литься в подставленные кружки. А потом все вернулось обратно: Тойво в одиночестве сидел за столиком перед пустым бокалом, вокруг тихо переговаривались прочие посетители, за дверью цокали копыта проезжающего по улице Марата извозчика, воробьи чирикали в кустах.

Что дальше?

Конец 1 части 3 книги. Август – Ноябрь 2016. M/V Deltagracht.

Северный Морской Путь.

Часть 2. Красный шиш. Поход на Кимасозеро.

Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет

шествием его.

– Ветхий Завет. Притчи. Гл 16. Стих 9 -

What do your mean «I hurt your feeling?»

I didn't know you had any feelings.

What do you mean «I ain't kind?»

Just not your kind.

– Dave Mustaine aka Megadeath -

Что ты подразумеваешь: «Я раню твои чувства?»

Я и не знал, что у тебя есть чувства.

Что ты имеешь ввиду: «Я нехороший?»

Просто не таков, как ты.

– Перевод -

1. Под шорох лыж.

Если человек никогда не стоял в своей жизни на лыжах, он становится беднее. Теряется полнота ощущений зимы, как таковой. Если человек никогда не видел настоящей зимы – это другой человек, и мир его другой, и ценности его другие.

136 молодых парней плюс еще один принадлежали этому миру, миру белого безмолвия. Они вкушали всю полноту ощущений карельской зимы, стало быть, обогащали свой внутренний мир. Как сказал человек, организовавший все это «обогащение»: «Мы попробуем. И у нас нет права на то, чтобы попытка наша не удалась». Человеком этим был двадцатитрехлетний Тойво Антикайнен, который, собственно говоря, и руководил всей этой экспедицией.

«Шух, шух», – шелестели лыжи, и звук повторялся, накладываясь друг на друга сто тридцать шесть раз и еще плюс один.

И больше никаких иных шумов, разве что от дыхания, исходившего паром на морозе.

И мысль, единая на всех, безмолвно повисла в воздухе, словно примороженная: «На кой черт я сюда сунулся!»

Осенью 1921 года Белое движение на приграничных с Советской Карелией территориях снова зашевелилось. Это было неожиданно. Для жителей черноземных областей, Кавказа и Средней, понимаешь, Азии – неожиданно. В Питере же не было человека, который бы сомневался, что если есть такое Белое движение, то оно не зашевелится.

Аниткайнен ждал, Куусинен не сомневался, прочие финны, курсанты Интернациональной школы красных командиров, только вздыхали. Еще не выбросили воды Финского залива последнего утопленничка времен Кронштадского восстания, а уже пора снова штыки точить и дула шомполами чистить.

Бокий пока больше не тревожил Тойво. По идее, принимая во внимание крайне условную договоренность между ними, Антикайнен просто обязан был сообщить товарищу Глебу о странной встрече с Куратором и Аполлинарием в пивной на проспекте Марата. О существовании этих двух личностей всеведущий чекист, скорее всего, не знал. Или знал, но не очень. Так, слышал краем уха про народную организацию «Дуга», работающую на добровольных, так сказать, началах. Ни зарплаты, ни целей, одни наблюдения над природными явлениями – чепуха на постном масле.

Знал бы Бокий – плакал бы Бокий. Как он упустил из внимания, что именно природа способна донести до нас глас и волю Господа? Не какие-то аномалии, типа «меряченья» или волн-убийц, порождающих смертельную для человека частоту ультразвука, а обычные восходы-закаты, дожди и громы-молнии. Ну, так наплевать, вероятно, Бокию на Господние помыслы, ему другие цели мнились, им другие задачи придумывались. Он Бога, то есть, Самозванца, задумал приручить. И, как говорится, Бог в помощь.

Аполлинарию того и надо: чтоб никто ни ухом, ни рылом. А они сами – знай себе, пишут историю. Про Куратора и говорить нечего: он сам по себе История.

Вот поэтому и не стал Тойво докладывать товарищу Глебу, решил не давать ему лишнего повода для лишних размышлений. Тому, действительно, было недосуг – вернувшийся из своей экспедиции к Ловозеру и Сейдозеру Барченко привез богатый материал по взаимодействию людей и Северного сияния. Точнее, по воздействию на людей Полярного «меряченья».

Шайтан-машина, которой заведовал сгинувший Тынис, не была секретным достоянием только его. По ее подобию тотчас же был сделан прототип, тотчас же усовершенствованный стараниями энергичного Барченко, тотчас же отправленный в Тамбовскую губернию, где и был подключен к питанию в электрической подстанции возле роддома имени крестителя Иоанна.

Зоной воздействия выбрали ближайшую деревню под названием Трындино, все население которой состояло из двадцати человек, не считая детей допризывного возраста. Сам-то Бокий на испытание не поехал. Сам-то Бокий сел возле телефонного аппарата и принялся ждать.

Младший научный сотрудник из роддома в установленное время отрапортовал: «Алес кляйн, алес гуд».

Ну и все, собственно говоря. Товарищ Глеб маханул стакан коньяку, подмигнул профессору Бехтереву, лохматившему свою бороду, и сказал в сторону:

– Молодец, Александр Михайлович. Что-то нашел, что-то сделал. По результатам и вынесем решение. То ли, понимаешь, на должность ученого консультанта Главнауки тебя выдвинем, то ли подвесим за шею до самой смерти.

Барченко, которому были обращены эти слова, вытянулся в струнку и промычал:

– Служу трудовому народу!

С тем и разошлись. А утром из-под Тамбова пришла телефонограмма-молния с грифом «Чрезвычайно секретно». Прочитав ее, Бокий почесал себе голову: