Треволнения Сени Пчелкина. Попытка пошутить

– Не, не, не, – громко запротестовал Сеня. – Тебя из пионеров не исключали, за хулиганские наклонности?

– А что, – довольно расхохотался предполагаемый бывший хулиган.

– Давайте поразмыслим, как следует, каждый про себя, а потом объединим усилия и выберем, что-нибудь подходящее, – очень серьезно предложил Юра, и все без колебаний согласились, в том числе и Гена, глухо храпнувший в этот самый момент.

В комнате воцарилась рабочая тишина. Уткнувшиеся в подушки «литераторы», надеясь друг на друга, не слишком-то напрягали свои мыслительные ресурсы, пытаясь перебирать в памяти все, что приходило в голову. Откровенно говоря, пытался что-то приготовить лишь всегда ответственный, жадный до разносторонних познаний Юрка Лаптев, но и у него ничего не получалось. Сеня начинал подводить своих «соратников по творчеству», бессовестно не сопротивляясь наползающей дреме. Вовке в голову приходили очень уморительные анекдоты, и он, было, подумал, что это и есть выход – зарифмовать как-нибудь, да и все дела. Но, как назло, анекдоты вспоминались на редкость нецензурные, а если убрать мат, то и смысл тут же бесследно улетучивался, анекдот становился несуразной глупостью. – Вот, чертовщина-то получается – без мата никуда, – подумалось Вовке, но тут вспомнилось, то, что надо, так он подумал.

– А давайте анекдот смешной срифмуем, здорово должно получиться, – словно догадываясь о том, что товарищам нужно помочь в борьбе со сном, громко выпалил Вова. – Только я не умею.

– Ты чего орешь-то, разбудишь ветерана, – промямлил, выходя из полудремы, Сеня. – Давай, свой шедевр.

– Ну, говори, – поддержал Юрка.

– Значит, анекдот такой, – сделав наисерьезнейшее лицо, поведал Вова Лизин:

«Собирается пара на костюмированный бал. Жена интересуется, – милый, ты кем хочешь быть на балу? – Чудовищем, – отвечает муж. И спрашивает, – а ты? – Тогда я, красавицей, – гордо отвечает жена. И допытывается у мужа, – а ты маску-то купил. – Сегодня в магазин заеду, – отвечает муж, и немного подумав, заботливо добавляет, – не беспокойся, в таком случае я и тебе попутно, маску прикуплю», – закончил Вовка, из последних сил выдерживая неизменным, каменное выражение лица.

Сеня скорчился от смеха на кровати, и, наверное, этим сломил стойкость Вовки, который тут уж не стал удерживать себя, и расхохотался заразительнее слушателя. Юрка, тоже, довольно громко одноразово хихикнул, но не решился повторяться, а задумчиво спросил, – зачем красавице маска-то? Комнату, на мгновение поглотило абсолютное молчание, завершившееся взрывом и последующими несвязными воплями, что с родни лошадиному ржанию, переходящему в истеричный визг. Успокаивались постепенно. Так, что один успел подумать, о двух других, – с какими редкостными дуралеями, жить придется, да и ракетчик не лучше, храпит без задних ног, белым днем.

– Нет, Вова, я думаю, что про женскую красоту ни слова писать не нужно, девчонки не поймут. Согласен Юра? – вовсе успокоившись, деловито заговорил Сеня.

– Сам понял, – спокойно согласился Вовка, – может, все-таки, про деревню попробуем чуть переделать, да и посмотрим, куда кривая выведет.

– Кривые, обычно, не выводят, а наоборот, так заведут, что и не выберешься, как не старайся, – осторожничал Юрка. Однако он тут же добавил, – «хорошо в деревне летом» – годится, и «пахнет сеном» – тоже не плохо, если найдем рифму для окончания, то можно отправить, для первого раза сойдет.

– Это получается, что с «летом» нужно рифмовать, – безошибочно догадался Сеня.

– Значит, « летом – конфетам, котлетам, винегретом»; ерунда, какая-то, – скривился Вовка. И, поправив очки, он добавил, – да я-то что лезу, давайте сами, рифмоплетствуйте.

– Что обязательно деревенщину раскатывать? Может что-то другое, попробуем, – безнадежно пожав плечами, спросил Сеня у, сосредоточенно хранящего молчание последние несколько минут, Юрки.

– Нет, тема подходящая; деревня, собаки, сено и запахи. Вот так пойдет?

– «Хорошо в деревне летом,
сеном пахнет, лают псы.
С приветом!»,

– прочитал Юра, и умолк в ожидании реакции.

– Ну, вы даете профессор. Псы с приветом, что это значит, глупые псы что ли, так на цепь посади, любой спятит, даже ученый пес, и даже мы с тобой, – подтрунивал Вова над Юркиным незамысловатым творением.

– Так не собачки с приветом, – оправдывал своих любимых персонажей, не принятый на ура, автор.

– Ну, это любому олуху ясно, что ты и мы заодно, «с приветом», даже вон тот, спящий красавец, – изощренно издевался, безжалостный критик Лизин Владимир.

– Вова, прочти внимательно, «С приветом!» – отдельное предложение, да еще с восклицательным знаком. Это значит – привет девочкам. Они нам поздравление, а мы им привет, – все обстоятельно растолковал автор, начинающий самоутверждаться по месту проживания.

– Только нужно все знаки препинания правильно расставить – девчонки не гуманитарии, как и мы, могут превратно истолковать наши литературные потуги, – сказал Сеня, слегка подмигнув и кивая главному «критику», дабы не протестовал. Дескать, для первого раза сгодится, от нас-то с тобой, все равно, толку нет. «Критик» еще раз бегло просмотрел записку. Он свернул ее в транспортное состояние, прикрепив к нитке, несколько раз подергал, для надежности. Отпустив послание в путь-дорогу, Володя неопределенно пожал плечами, и небрежно отмахнулся, как бы говоря, – я тут не виноват – моя хата с краю. Бумажка еще долго болталась на ветру, то раскачиваясь поперек окна, то кружась пропеллером, словно подсказывая отправителям, – заберите меня пока не поздно, от греха подальше, может быть, срама избежите. Но, почувствовавшие некоторое облегчение «соавторы», разбрелись по кроватям, и принялись, молча ожидать ответа, заодно восстанавливая изрядно истраченные интеллектуальные ресурсы.

– Господа студенты, – прервал Володя, слегка разбавленную Генкиным размеренным похрапыванием, тишину, – я тут анекдот по инерции вспомнил, брат рассказывал, про студенческую жизнь.

– Валяй, – бесстрастно бросил Сеня, – время хоть убьем, пока девчонки расчешутся. О, а письмецо-то, наконец, ускакало, – глянув в окно, доложил он. – Они долго ожидали – могут мгновенно ответить, по припасенной заготовке, так что, рассказывай, не тяни быка за хвост.

– Профессор со студентом, вдвоем, выжили в кораблекрушении. Судов не видно, берега не видно, плавают пять часов. Профессор обессилил и говорит: – все Иванов, наверное, не выживем, ты о чем в этот час думаешь, излагай, не стесняйся. – Стыдно мне профессор, – отвечает студент, – помните, когда вы мне неуд по гидравлике вкатили, я вас за глаза, прилюдно, говном обозвал. А вы о чем думаете? – Эврика, – подумав, ответил профессор, – вот было бы хорошо, если б ты меня тогда правильно назвал. – Вовка, лишь мгновение ожидал реакции, и одновременно с Сеней сорвался в нервный смех.

– Вы что тут разорались? – проявил себя, видимо выспавшийся Гена. – Чего ржете, как жеребцы у водопоя? – еще раз спросил он, не иначе как, желая присоединиться к веселью, но, не догадываясь о причине нескучной суматохи.

– Да тут, Вовочка травит, – отозвался Сеня.

– Ну и что, выжили? – озабоченно поинтересовался Юрка, заставив, весельчаков, сосредоточенно замолчать, и скосить взгляды друг на дружку.

Гена протирая глаза, пристально разглядывал по очереди всю троицу, и, не пожелав влезать в весьма странную в его понимании ситуацию, спросил, – как у нас дела, на поэтической ниве? В этот момент сверху донесся звонкий, хотя и не очень слышимый девичий смех.

– Сейчас, наверное, узнаем, – подумал Сеня. Он, поочередно кивнул в сторону потолка и окна, а, вслух добавил, – смотрите, сейчас прилетит ответ, на крыльях любви. И действительно, через мгновение послание свалилось с небес до уровня соответствующего середине оконного проема, слегка подпрыгнув, призывно закружилось, будто на предварительно скрученной нити.

– Ох, хо-хо, – страдальчески выдохнул Володя. Одним движением притянув к себе записку, он изрек, – давай рифмоплет; накуролесил – тебе отдуваться, – и, словно по установившейся уже традиции, не глядя, протянул бумажку Юрию.

– Отнюдь, – активно, в знак протеста, закивал Юрка, – каждый свою руку приложили, а меня к позорному столбу.

– Да бросьте вы, раньше срока, – Генка решительно выхватил из Вовкиных рук записку, и четко, по-армейски жестикулируя указательным пальцем правой руки, прочел:

– Собаки лают, это здорово,
Сеном пахнет – глубоко.
Поезжай к себе в деревню,
И соси там молоко.

Генка произнес последнюю строчку захлебываясь истеричным хохотом. – Это как же вы девчушек раззадорить смогли, что они вам такую оплеуху всадили. Даже и не знаю, толи я правильно поспал, толи, зря оставил детвору, без присмотра. Беда, – он наклонился к своим запасам, и по-прежнему похохатывая, предположил, выхватив из полумрака бутылку настойки, – думается, другого пути у вас, побитая братия, нет, как только взбодриться аперитивом.

Подавленно улыбающаяся компания, не нашла резона протестовать, и, через некоторое время, Геннадий, вынув из-под кровати третью бутылку, торжественно произнеся, – угощаю!

– Это ты вовремя подсуетился, – въедливо подметил Сеня, имея в виду, что закуски, возможно, еще хватит на эту бутылку, а потом все – два сырка на четверых.

– А как? Для творческого вдохновения в самый раз, – невозмутимо согласился Генка. – Без поднятия настроения ни черта не сообразим, а если так, то лучше сразу эту затею бросить, чтобы вовсе кончеными чудиками не выставить себя.

– Нет, остановка, чревата полным фиаско. Ни в коем случае – не выход, – слегка ломая язык, констатировал Юрка, нетрезво прищуривая оба глаза по очереди. – Так что, наливай.

– А, бог с ним, для вдохновения не получится, значит, с горя напьемся. Как, все-таки, они нас размазали, как известку по стенке – прилип и сохни, – потянуло Вовочку на странноватые метафоры. А Сеня, молча, согласился с большинством, лишь обреченно присовокупил свой стакан к трем уже наполненным.

– Ну, господа «литераторы», бодрствующему поэту, гораздо проще сочинять, чем спящему, так что приступим, пока не захрапели, – напомнил о предстоящей муке творчества Юра.

– Да не переживайте, так-то уж, сейчас навалимся скопом, да как выдадим чего-нибудь, – резво обнадежил компанию Вовочка.

– Ага, про дворняг деревенских, что лают, сена нанюхавшись, – съехидничал Сеня, и бойко расхохотался, заразив этим и Юрку. Тот, однако, не стал растягивать веселье до бесконечности, видимо чувствуя, что долго не протянет в борьбе с «зеленым змием», и тогда останется главным виновником вселенского срама.

– Нет, мужики, тут нужно, что-то высоко поэтическое, но едкое. Например, в стиле куртуазных маньеристов, – едва ворочая языком, выдал отличник Юрий Лаптев.

– Это что, про войну с Америкой, что ли? – криво улыбаясь, осведомился Вова.

– Вов, ты обалдел, какая Америка, какая Война? – вскочив на ноги, пошатываясь, возбужденно запротестовал Юрка.