Капитан и Хранители Души

–Сразу скажу, вы не первые, кто был выбран для особого испытания. От вас будет зависеть без преувеличения судьба всего человечества – говорил Бог.

Навигатор тем временем с интересом наблюдал за людьми, выбранными Капитаном для испытаний. Да, они сильно изменились. Раньше приходилось тратить немало времени, чтобы привести их в более-менее дееспособное состояние, а сейчас вон тот, видимо, Мыслитель, готов подойти и потрогать меня. Плохая идея, смертный, мгновенная аннигиляция, вспышка и первый реальный случай исполнения вашей поговорки, «места мокрого не осталось».

–В этой церкви будет положен некий артефакт. Скажем так, в вашей мифологии это описано как Царствие небесное, источник вечной жизни.

Лукавишь, подумал Навигатор, ты пошлёшь его в самый момент возникновения этой церкви, чтобы здесь образовалось место силы. И для них, в этом времени, это событие уже произошло. В их прошлом это уже свершившийся факт, и поэтому они сюда пришли, потому что для них она необыкновенная, они почувствовали, конечно, не сам Аккумулятор, но его отпечаток энергии, сконцентрировавшийся за несколько сотен лет. Только и я преподнесу твоим избранникам маленький сюрприз!

–Однажды этот артефакт позовёт вас, для вас это станет знаком судьбы. Не каждый может его почувствовать, но я надеюсь, я в вас не ошибся.

–Извини, Господь, или как правильно к тебе обращаться, Бог? Я до сегодняшнего дня не особо верил и в Библии несилен. В царствие небесное, человек, насколько я помню, попадает после смерти. Этот ваш артефакт он что, как портал. Я не горю желанием ходить среди живых мертвецов.

–Вы, люди, всегда разграничиваете вашу жизнь и смерть как что-то противоположное, не понимая, что смерть – это лишь часть жизни. Так же, как и рождение. Представьте, жизнь – это нож. Его лезвие всего лишь плоский, блестящий, холодный металл. Если он отполирован, вы можете посмотреться в него, как в зеркало. Вы можете щёлкнуть по нему и использовать его как камертон. Но не для этого он вам нужен, не это его предназначение. Вы можете взять безопасно нож за лезвие, не касаясь острия. Но не за безопасность вы его цените. Сколь широким бы не было лезвие, ценность его в его острие. Именно оно позволяет вам пронизывать материю, или разделять единое надвое. В руках убийцы он может отнимать жизни, а в руках врача исцелять.

Так, и оказавшись у последней черты, всё в человеке обостряется. Чувства, лучшие или худшие его черты, мечты, желания, склонность к самопожертвованию. Одни совершают подвиги, кто-то ценой своей жизни спасает других, мать даёт жизнь своему ребёнку, а кто-то предаёт всё ради возможности чуть дольше лелеять в себе чувства обладания и потребления. Именно эта черта, грань существования, даёт человеку такой заряд энергии, что он осознаёт своё предназначение и может сделать невозможное. То есть смерть – это как лезвие клинка. Отточенная тонкая грань.

–То есть всё так просто, жизнь даётся, чтобы умереть красиво? – спросил самый молодой из пятёрки. – Скажи просто, есть ли жизнь после смерти? Какой он рай, и существует ли ад?

–Нет, нет, конечно, нет, всё не так однозначно. Жизнь – это фундамент, смерть лишь расставляет точки над i. Вы можете воспользоваться этим моментом, чтобы прозреть, если ваша жизнь подготовила вас к этому. Либо просто развеять вашу энергию, питая вселенную.

–Ясно, понятно – вмешался, пользуясь завязавшейся дискуссией, ещё один из присутствующих, – Вернёмся к нашим баранам. Я правильно понял, стоит любому из нас прийти сюда, оттуда, куда вы нас там закинете, и найти этот ваш артефакт, и мы получим источник вечной жизни. Каждый или только первый нашедший? Это что квест такой?

Дьявол улыбнулся, узнав следующий тип божественных избранников.

–Да, всё так. С двумя «но». После начала испытания вы не будете помнить ни наш разговор, ни вообще о нашей встрече и её участниках. Если Акку… артефакт позовёт вас, как избранных, то вы окажетесь здесь, и наступит момент кульминации ваших жизненных сил, в вас будут кипеть эмоции, страх, любовь, ненависть. Скорее всего, будет решаться вопрос вашей жизни и смерти, проявится ваша истинная глубинная суть. Возможно, вы получите способность создать или совершить что-либо экстраординарное, питаясь энергией места Силы. И тогда решится, способны ли вы ради встречи с артефактом рискнуть всем, почувствуете ли вы его в этой пронзённой ткани жизни. А у нас появится шанс увидеть, что в людях выше: духовность или тяга к вашему материальному благополучию.

–…понятно, а у человечества появится шанс жить дальше. Мы сами-то хоть после окончания испытания вспомним, что это было?

Ага, и с этим всё ясно, подумал Дьявол.

–Я не могу сказать. Победитель последнего испытания ушёл от нас, выбрав свой путь. Хотя многие верят во второе его пришествие. Если он помнит, что он сделал для человечества, то возможно так и будет.

“Опять он о своём – подумал Навигатор – Ну не мог он достать до Аккумулятора, просто скрылся неведомым образом, спрятали его, его последователи. В конце концов, ходил по воде, как по земле, а потом провалился сквозь землю, как в воду канул!”.

–Итак, избранные – вступил в разговор, потерявший терпение, Дьявол. – Бла-бла-бла, резюмирую. Не упустите души прекрасные порывы, следуйте мечте и сделайте правильный выбор, докажите, что вы способны ещё развиваться в духовном плане, не буду вдаваться в детали, но нам это действительно важно и без всяких красивых слов и отвлечений на гуманность. Найдёте Аккумулятор… Упс, проговорился. Ну, поскольку вы всё равно ничего помнить не будете, полагаю, вся эта беседа была лишь для очистки совести вашего господа Бога. Прости меня, Господи!

Чёрная дыра, коей был Навигатор, слегка всколыхнулась и люди исчезли. Навигатор повернулся к Капитану.

–Как всегда, ты выбрал этих пятерых по принципу – Строитель, Учитель, Воин, Мыслитель и Кудесник – сказал Навигатор, когда благодаря его способности прокладывать путь сквозь измерения люди, словно растворились в воздухе, устремляясь к месту начала своего испытания.

–Можно и так сказать, но я думал, по-другому: Созидание, Любовь, Страсть, Мысль, Мечта.

–Прошлый твой фаворит, Учитель в той пятёрке, стал их символом на века. Ты точно увидел в этой пятёрке тот потенциал, на который ты можешь положиться? Как-то я не впечатлён, если честно, наверно пойду паковать вещи и собираться домой.

–Посмотрим, я не выбирал лучших из лучших, я верю, в каждом человек есть частичка, искорка энергии, способная стать пламенем, освещающим путь другим на протяжении многих лет или столетий.

–Слушай, Капитан. Раз уж это, возможно, последняя Жатва, ну и ты не особо торопишься, я позволил себе внести небольшую корректуру.

–Что ещё на этот раз, шельма ты этакая? Не зря они представляют тебя хладнокровной, подлой рептилией! – усмехнулся Капитан.

–В прошлый раз испытуемые встречались друг с другом, и если они могли что-то помнить, каждый по крохе, хоть как-то, вольно или невольно, навести друг друга, прийти сообща к мысли о цели…

–Давай, без всех этих туманных намёков и подозрений, что ты натворил? – прервал его Бог.

–Я воспользовался своими навыками и разнёс наших героев не только по разным местам, как в прошлые разы, но и по разным, случайно выбранным временам. К моменту зова они могут быть в совершенно разных возрастах. Ну и физически в этом измерении они, соответственно, не пересекутся. Для моего спокойствия.

–Надеюсь, никаких динозавров или людей подземелья какой-нибудь ужасно далёкой версии будущего? Всё должно быть ограничено временем существования церкви, точнее, временем нахождения в ней нашего артефакта! – пригрозил Капитан.

–Ну, ты же знаешь, что строение не определяет суть места Силы, – усмехнулся, пропадая Навигатор. – До встречи в первых рядах. Шоу начинается!

Тьма заклубилась, свернувшись в точку, и он исчез.

Глава 5. Зодчий.

Глупость и талант – от Бога. Остальное – от лукавого (с).

Михаил Туровский.

Симон не был удачливым. Это надо признать. И дело не только в том, что родители его погибли на пожаре, когда он был ещё совсем несмышлёнышем. Не только. Вот взять талантливость. Талант у него был, да и склад характера располагал к творчеству, но вот человек, который бы направил его в нужное русло, никак не попадался. Был он, может, и не очень острым на ум, но любопытным, а как начнёт, за что расспрашивать так любого достанет – что да как, да потом ещё, разве да разве? Дед, когда уже достанет его мелкий, аж с розгой порой за ним ковыляет, да ругает его передразнивая: «Рази, рази!» Ну, от этого его «разве». Так и приклеилось оно к нему из-за привычки часто употреблять в разговоре. Бывало, спрашивает кто мальца имя, а он – Рази.

Особый склад своего ума он и сам начал понимать с возрастом. Но так уж сложилось с детства, что жизнь его связана была, так или иначе, с рисованием, а вот подачу его нестандартную не принимали окружающие. Ещё мальцом, то солнце нарисует, вроде и красивое, а только синее отчего-то, а то ящерицу нарисует вроде и смешную, на двух лапах стоящую, да только рядом людишек добавит таких мелких, что страх не только за них, а и за себя, вдруг наяву рядом с такой окажешься.

При всём осознании, что дар его был особого рода, ещё был он усердным, аккуратным и усидчивым, этого у него не отнять. Первый его наставник по иконописи в церковно-приходской школе, куда сдал его дед, дабы избавится от лишнего рта, приводил его в пример сверстникам, как того, кто чего-то может достичь благодаря старанию своему и прилежности. Но время шло и у его шаловливых друзей под чутким руководством розог наставника, начинало получаться и вливались они в артель, а в работах Симы, как сам наставник констатировал, хоть и была «божья искра», но требуемый канонами церкви посыл не задавался. Вроде и краски подбирал толково и линии чётко выводил и там, где надо, а вот в целом не смотрелись даже поручаемые подмастерьям элементы фона икон. Зайцы, нарисованные им, вроде и замышлялись второстепенными элементами, но больно уж глаза их были забавными. Ёлки ветвями своими напоминали скорее зелёные бороды, а фон под святые письмена, сам по себе словно говорил что-то мазками, как беззубым шепелявым ртом. Поэтому и взрослые иконописцы не любили его и работать с ним не хотели, хотя если начистоту, порой думали, как бы этот отрок не нарисовал фон так, что им потом за свою работу стыдно бы не было. И ещё не нравилось им, что все непростые навыки, на обучение которым уходили у многих месяцы, схватывал Симон на лету, и тут уж чистая зависть превращала Симона в предмет притеснений, и при разборе подмастерье оставался он зачастую в стороне.

Так из иконописной артели перешёл он в ремесленную мастерскую, где уже больше не учили, а подгоняли, и вроде к качеству работ особо не придирались. Да только по неведомой даже самому Симону причине, слишком часто он витал в облаках и пытался из каждой поделки создать нечто особенное. А владелице торговой лавки, к искусству относящейся лишь опосредованно, это не очень нравилось, ей бы баклуш побольше, да по полкопейки продать, а на Симкины шедевры народ, конечно, заглядывался, да только денег выкладывать не торопился, даже цену иногда спросить боялся. И как только вышел он из возраста мальчика для битья, работающего за плошку похлёбки, собрал он свои вещички и подался на вольные хлеба.

Перешёл он к малярным да штукатурным работам, а при случае и столярно-плотницким. Меж тем, он вырос, уже и выпивал, и бит бывал за свои гулянки. Кляня свою неудачливость, по пьяни всё говорил своему невидимому оппоненту, что всегда хотел рисовать не как все, и что сны у него были о вещах нынешнему люду неведомых, но выразить саму суть этих особых вещей он не мог. И учителей хороших не попалось, и не понимал его никто.

Так, не обзаведясь семьёй к своим сорока, скитался он в поиске то работёнки, а то и просто выпивки. Раз оказался он в одной деревне да прослышал, что стройка там идёт, церковь строят, и купец, что строит, вроде и старается, да не очень у него получается. И, мол, виденье ему было от самого господа, как строить, и как красив, должен быть храм тот. Да только опыта в этом не имеет, а понять его никто не может, ни наши русские мастера не ужились у него, ни приглашённые заграничные.

И пошёл Симон попытать счастья, авось подфартит, работу найдёт, да на сезон, а может и не на один. Знал он к тому времени уже как подать себя, не стал с порога говорить, что в поисках работы, сказал для начала что, мол, слухи идут, что храм особый тут будет, не удержался, заехал по дороге.

–Как звать-то тебя? – спросил видать распорядитель купца, что храм строил.

Симон подумал, да фамилию решил не говорить, вдруг всплывёт где его не всегда безоблачное прошлое. И вспомнил кличку свою детскую, что от деда к нему прилипла

–Симон Разя я. Не слыхали про такого? Ну, может, ещё прознаете скоро.

Посыпал знаниями, в иконописной мастерской нахватанными. Вставил фразу, которая запомнилась давно ему и самому нравилась, о солнечном свете в храме, о том, что именно он символизирует Церковь, является символом света Божественного. И понял, попал, в самую точку. Глаза у тиуна загорелись, побежал он куда-то, видать за хозяином.

А Симон оставшись сам по себе, вдруг почувствовал такое вдохновение, какого с детства уже не чуял, когда ещё мечталось без оглядки, когда, выдавая фантазии за реальность, не было и мысли кого-либо обмануть, а лишь было желание чуток приукрасить серую бытность. И друзья, если и разоблачали какую выдумку, то заканчивалось это весёлым смехом, а не насмешками, а то и зуботычиной, как это бывало в кабацких спорах. Словно озарила его церковь эта. Заметив, что и мужики на него начали глядеть с интересом, он начал одному да другому советы подкидывать, благо в том, что не задерживался он подолгу на одной работе, была и положительная сторона. Впитывая, как губка все полезные навыки, у бывалых столяров да плотников, Симон хоть и не особо поднаторел в работе руками, зато тонкостей работы, как нынче говорят, «фичей» или «лайфхаков» набрался не от одного десятка мастеров. Да так в масть он выдал всё это на-гора, что мужики, вопреки старой русской традиции «не говори мне, как делать и я не скажу тебе куда идти», советы принимали, да ещё и благодарили. Поймал, короче, Симон такой кураж, что и сам внутри себя удивлялся до испуга: «Эко меня несёт!?»

А когда сам купец пришёл с ним пообщаться да расспросить, возьми, да и ляпни: «Иду к самому Рублёву, в артель проситься, хочу творить так, чтобы происходило духовное перерождение и совершенствование человека нашего русского, и утверждение православных людей в вере. От самого бога было мне виденье, что могу я творить с его помощью такое, чего раньше на Руси и не видели». Откуда и слова-то такие взялись в голове!

– Да тебя ж, мил человек, сам Бог-то ко мне и послал. И мне ведь было от Бога знамение, что построю я храм чудный во славу ему и Руси нашей. Да только стены-то построить одно, нашёл я люд мастеровой, а теперь красоту наводить, да каноны, ума не приложу как. Я ведь и сам к Рублёву посылал, да только занят он (схитрил, правда, купец, сказали возвратившиеся, что Андрей в ту пору слёг), да и уехал, так что и ты его не застанешь, в Москве он. Пойдём, мил человек, покажу я тебе свод наш, да задумку свою расскажу, может, ты мне как советом поможешь, как зодчий человек.

Симон аж от неожиданности оглянулся через плечо – ко мне ли обращаются? Уже и пожалел, что такой раж на него напал, ведь, как известно, лучшее – враг хорошего. Хотел подработку разнорабочим, а вышло эвона как, зодчим уж назвали!

– Да ты не бойся, если ты с кем ехал, – увидев его оглядку, сказал купец – мы сейчас же в деревню пошлём, да вас пристроим и на ночлег, и банькой с ужином уважим. Так что, пособишь? Я в долгу не останусь!