Камни прошлого

– Да, прав был папа, что с возрастом женщины всё больше полагаются на косметику, а мужчины – на чувство юмора. Но юмор без мудрости, товарищ, простите, не знаю вашего звания, что анекдот без изюминки.

– Следователь Лаврищев, – протянул руку Марии Сигизмундовне следователь.

– Рад знакомству, Лаврищев, – неожиданно ответил мальчик, вцепившийся в мамину руку.

И все рассмеялись.

Первый раз «тупейный художник» вырезал профиль Марии за традиционный полтинник. А потом, когда она появлялась в его поле зрения, всегда цокал языком, вырезая её женский профиль с классическим греческим носом абсолютно бесплатно. Грек протягивал смущённо улыбавшейся женщине свою скороспелую, умерено художественную работу и приговаривал при этом не то с армянским, не то с грузинским акцентом: «Этот профиль, уважаемая, клянусь ножницами свободного художника, мог бы украсить даже чисто золотую монету Древнего Рима! Или даже нашу советскую «синенькую» достоинством в 25 карбованцев. Какой нос!.. Греческий нос!

Видя, что клиентке не очень нравится слово «нос, он поспешно поправился:

– Выдающийся, категорически заявляю вам, мадам, носик!..»

– Мадмуазель, а не мадам, – на правах курортного ухажёра поправил следователь Лаврищев. – У мадмуазель не нос, а носик.

– Как у богини любви! – добавил тупейный художник, зная по опыту, что лестью можно брать любые неприступные крепости. Но добавил ни к селу, ни к городу: – Курортной.

– Что – курортной? – не понял Игорь.

– Как у богини курортной любви, – пояснил мастер художественных профилей.

РАЗНОГЛАЗЫЙ КУПИДОН

«…И даже дьявол у себя в аду хотел иметь таких послушных ангелочков».

    (Приписывается Данте Алигьери)

«Богиня любви» была уже не в том возрасте, чтобы вестись на такие примитивные комплименты, но сладкая лесть, даже если она груба, всегда найдёт лазейку в женскую душу. Аристократической – по своей природе, о чём говорила и сложно-составная фамилия Семионова-Эссен – натуре неожиданно пришлись по вкусу медвежьи ухаживания этого рано лысеющего мужика из провинции. В нём она, жадная до таких редких в столице плотских наслаждений, инстинктом прирождённой охотницы почувствовала в Лаврищеве неутомимого любовника. «А что ещё нам, бабам, и нужно на курорте? – думала Мария, оценивая атлетическую фигуру Игоря. – Жизнь даётся один раз, а прожить её надо так, чтобы было, как говорит её отец Сигизмунд, «чтобы было, что вспомнить на пенсии».

Её молодое сердце уже билось в предчувствии будущих жарких ночей, разгоняя застоявшуюся в народном суде горячую кровь, в которой, если провести генетический анализ, было намешано столько еврейских, немецких, русских, украинских и даже турецких кровяных телец, что всё вместе это действительно представляло собой опасную для мужчин взрывчатую смесь.

Правда, первое свидание «богини курортной любви» с молодым следователем, от которого исходили флюиды физически выносливого неутомимого самца, чуть не оказалось последним. Торжественность момента испортил кудрявый шаловливый мальчик, сын богини, который всегда был рядом с мамой. Он всюду и всегда был с ней. Как домашняя собачка болонка на длинном поводке. Мальчику, на вскидку, Лаврищев дал лет пять или шесть, не больше. Его кудрявая головка, пухлые ручонки и ножки напоминали старомодных купидонов, которых когда-то рисовали местные художники-самоучки на фото-виньетках. Это был бескрылый купидончик, симпатичный ангелоподобный ребёнок. И даже небольшое косоглазие и разноглазие (у мальчика были разными по цвету глаза) не портили виньеточного облика малолетнего сына Марии.

– Лаврищев, – протянул при руку мальчугану Игорь Ильич, когда принял приглашение его мамочки навестить их в двухкомнатном «люксе».

– Это мы уже слышали, – сказал мальчик. – А я – Семионов-Эссен.

И он спрятал свою руку за спину, не ответив рукопожатием.

– Имя? – спросил Лаврищев, как на допросе.

– Юлиан, – буркнул мальчик, недобро глядя на незнакомца, приклеившегося к его маме.

– Юля, значит, – сказал Игорь, доставая мятную конфетку из белых штанов, купленных на Мурыновке перед самым отъездом на курорт.

– Сам ты Юля! – обиделся пацан, разворачивая слипшуюся от жары карамель «Театральная». – Я – Ю-ли-ан. Усёк, Лаврищев?

– Усёк, – машинально ответил Лаврищев, удивляясь контрасту между формой и содержанием. Голос у купидончика был низкий, с хрипотцой.

– Ты не Юлиан, – пошутил следователь. – Ты – вождь краснокожих. Угадал?

– Сам ты краснорожий, – бросил мальчик. – Я – Ю-ли-ан! Меня так отец назвал. В честь кино «Семнадцать мгновений весны». Смотрел, Лаврищев?

– А при чём тут фильм и Юлиан? Он же тебя не Штирлицем назвал…

– Тундра! Фильм-то по книге, а книгу написал Юлиан Семёнов. А я по маме – Семионов-Эссен. Юлиан Семионов-Эссен. Звучит?

– Усёк и звучит…Наверное, тоже хочешь писателем стать?

– Мороженого, Лаврищев, хочу. Крем-брюле, с красной вишенкой сверху.

– А где твой папа, Юлиан?

– Свалил от нас на Север и на дно залёг, как подводная лодка. Так бабушка Катя говорит. А мои алименты говорит дедушка Сигизмунд, заныкал. Ему на пропой, а нам с матерью на жизнь не хватает. Мать в суде работает, зарплата там – крохи с барского стола…

Мария на полуслове оборвала сына:

– Юлиан! Перестань сейчас же говорить всякие гадости! Не то пойдёшь и вымоешь рот с мылом! К тому же дяде это совершенно неинтересно, кто там не платит нам алименты…Он за другим к нам в гости пришёл.

– Кто к нам с мечом приходит…

– Юлиан! – повысила голос мать. – На тебе рубль на мороженое. Иди погуляй. Я дяде твой альбом с марками покажу…

– Я сам покажу!

– Нет, иди погуляй.

– Один? – удивился Юлик.

– Ты уже большой. И можешь гулять в кафе-мороженом на целый рубль.

– Что, отец с Севера алименты прислал?

– Забудь про отца! За-будь!

– Но почему же, – возразил Лаврищев. – Мы таких отцов, скрывающихся от алиментов, берём за одно место и быстро на чистую воду выводим…

– За яйца? – поинтересовался мальчик.

– Что – за яйца? – не понял Лаврищев.

– За что берёте-то?

– Юлиан! – одёрнула его мать. – Веди себя прилично! Что о тебе подумает дядя следователь.

– А мне плевать, что он подумает, – насупился Юлиан, засовывая рубль в карманчик матросского костюма.

Лаврищев удивился не по годам бойкому на язык мальчишке, но уточнил в воспитательных целях: