– Ничего не выйдет. Издателей нет, а без них деньги контора не выплатит.
– Почему не выйдет? – изумился Грин. – Выйдет, еще как выйдет! Я подожду прихода издателей и сам поговорю с ними. Не люблю я эту людскую разновидность, но разговаривать с ними люблю.
Он снял пальто, повесил его на спинку стула, кряхтя взобрался на диван. Вскоре он повернулся лицом к спинке дивана и легкое всхрапывание послышалось в комнате.
Раздался телефонный звонок. Звонил издатель, я рассказал ему ситуацию.
– Ладно, – сказал недовольный Борис Соломонович Залшупин, – позвоню немного позже.
Позвонил позже. Ничего не изменилось, вопрос не разрешался. Раздраженный издатель предложил мне выдать настойчивому писателю пятьдесят рублей и «сплавить» его.
Я разбудил Грина и сообщил о решении издателя. Увы, Грина это не устраивало. Он, твердо убежденный в своем праве, требовал все сто.
Новый звонок по телефону, печальная информация и рев издателя.
– Дайте ему сто рублей, пусть отвяжется.
Получив сто рублей, Грин снисходительно похлопал меня по плечу и назидательно сказал: «Вот как нужно с ними действовать, иначе эти людишки не понимают. Не забудьте, что мы торгуем своим творчеством, силой мышления, фантазией, своим вдохновением! Пока!»
И. Хейсин о А. Грине. Воспоминания об Александре Грине. Л, 1972
В июле 1916 года Александр Грин ненадолго приезжал в Вятку и жил у мачехи в доме Нурминских на Кикиморской улице (в настоящее время улица Водопроводная, 12) около двух недель.
В декабре 1916 года за непочтительное высказывание о царствующей династии Романовых в ресторане Александра Грина выслали из Петрограда в Финляндию, в поселке Лунатиокки, расположенный в 70 километрах от Петрограда.
Узнав о Февральской революции 1917 года писатель пешком ушел в Петроград, где стал активно печататься в журналах.
В 1917 году у А.С. Грина было 54 публикации, в 1918 – 35. Он печатался ежемесячно в «Огоньке», «Новом Сатириконе», «Биче», «Свободном журнале», «Синем журнале», «Петроградском голосе», «Чертовой перечнице», «Честном слове», «Мире», «Журнале для всех», «Пламени», «Всевидящем Оке», других изданиях.
В 1918 году А.С. Грин жил в Москве на Якиманке, у своего товарища Николая Вержбицкого, работал в «Газете для всех», «Честном слове», других изданиях.
Лето 1918 года Грин провел под Москвой, в Барвихе.
А. Андреев. Жизнь Александра Грина
Надо было писать, зарабатывать на жизнь. Быстрее всего дело оборачивалось в еженедельных журналах. Туда можно было принести рассказ или стихотворение и тут же получить от редактора записку в бухгалтерию с просьбой – выдать подателю такую-то сумму. Суммы были невелики: за рассказ размером в пол-листа Грину платили 60–70 рублей.
В нашей комнате было темновато. Для работы мы занимали места на двух смежных подоконниках – Грин слева, я справа. Работали молча. Грин писал на отдельных небольших листках, разборчивым почерком, с небольшим количеством поправок.
Когда мы жили в Барвихе, у Грина не было никаких средств к существованию. Чем он жил в это время, трудно было догадаться. И имущества у него никакого не было, кроме чемоданчика со сменой белья и куском мыла.
Устроившись на балконе у крестьянина-дачевладельца, он спал на войлоке, брошенном на сундук. А днем, свернув войлок в трубку, на этом же сундуке писал и ел, сидя на низенькой скамеечке. Хлебных карточек у него не было. Да и хлеба в то время выдавали по сто граммов в день.
Иногда Грин ночью уходил в поле и выгребал руками картофелины величиной с грецкий орех. Ел их сырыми, немного подсаливая. Варить было нельзя – хозяин, узнав об этом, немедленно выгнал бы постояльца.
Н. Вержбицкий. Воспоминания об Александре Грине. Л, 1972
Осенью 1918 года А.С. Грин переехал в Петроград.
А. Андреев. Жизнь Александра Грина
Помню, осенью 1918 года Александр Степанович сказал мне:
– Я женился, переехал к Марии Владиславовне Долидзе. Я там хозяин, сижу за обеденным столом в кресле. Завтра у нас прием – гости.
Я порадовалась за Александра Степановича: значит, у него опять есть домашний уют. Но брак этот длился недолго. Зимой я получила от Александра Степановича письмо, в котором он просил навестить его, так как он вновь одинок. Я нашла Грина на Невском, между Литейным и Надеждинской, на третьем дворе. Комната была маленькая и в мороз нетопленная. Но я ничем не могла помочь Александру Степановичу, так как в 1918–1919 годах мы, как и все петроградцы, голодали. Я принесла только две большие тыквы. Спросила его, почему он уехал от Долидзе.
– От меня стали прятать варенье и запирать буфет. Я не приживальщик; не моя вина, что негде печататься. Я потом все бы выплатил. Я послал всех куда следует и ушел.
В январе 1919 года Александр Степанович переехал в хорошую комнату окнами в сад, на 11-й линии Васильевского острова, в дом, ранее принадлежавший богачу Гинцбургу. Когда стало известно, что все дома в Петрограде будут национализированы, родственница Гинцбурга, охранявшая дом, предложила его «Обществу деятелей художественной литературы». В «Обществе» принимал деятельное участие М. Горький. В его состав входило большинство тогдашних крупных писателей: Ф. Сологуб, А. Блок, К. Чуковский, В. Шишков, Д. Цензор и другие. Большинство жителей этого дома принимало активное участие в советских журналах того времени. А. Грин участвовал в художественном отделе журнала, издававшегося Ленинградской милицией.
«Общество деятелей художественной литературы» просуществовало недолго, его члены разошлись по вновь образовавшимся организациям: Союз писателей, Союз поэтов», Цех поэтов, Дом искусств.
Александр Степанович прожил в доме «Общества» до лета 1919 года, когда его призвали на военную службу.
В. Абрамова. Воспоминания об Александре Грине. Л, 1972
Весной 1919 года Грин был призван в Красную Армию и год прослужил в караульном полку в городе Острове Псковской губернии. В армии А.С. Грин заболел тифом и его перевезли в Петроград.
А. Андреев. Жизнь Александра Грина
Осенью 1919 года Александр Степанович, как не достигший сорокалетнего возраста, был призван в армию. Военная служба никогда не привлекала его: ни в молодости, когда он добровольно пошел в солдаты, вынужденный к тому мрачно сложившимися обстоятельствами, ни теперь. Часть, в которую его назначили, вскоре была переброшена в Псковскую область, к городу Острову; километрах в тридцати от него находился фронт. Воевали с белополяками. Александр Степанович был причислен к роте связи и целые дни ходил по глубокому снегу, перенося телефонные провода.
Однажды, изголодавшийся, грязный, завшивевший, обросший бородой, в замызганной шинели, с маленьким мешком за спиной, тусклым зимним утром сидел он в небольшой красноармейской чайной, битком набитой разговаривающими, поющими, ругающимися людьми.
Выйдя из чайной, Грин поплелся в сторону железной дороги. Именно поплелся, так как от слабости подгибались ноги. На станции поездов не было, лишь на третьем пути стоял санитарный поезд без паровоза. На одной из вагонных площадок Александр Степанович увидел врача.
– Ваш поезд куда уходит? – спросил Грин.
– В Петроград, – угрюмо ответил врач.
Александр Степанович попросил осмотреть его. Внимательно прослушав больного, врач буркнул: «Туберкулез», – и приказал санитару вымыть, остричь и положить Александра Степановича на койку. Через час Александр Степанович в чистом белье лежал в чистой постели.
Ночью поезд двинулся. Александр Степанович спал мертвым сном. Остановка в Великих Луках, – врачебная комиссия. Александр Степанович получает двухмесячный отпуск по болезни. Довезли до Петрограда. Жилья нет, все живут холодно и голодно. Александр Степанович ночует то у тех, то у других знакомых. Температурит. Больницы переполнены. Температура сорок. Боясь умереть, как многие тогда умирали, он идет за помощью к М. Горькому.
Н. Грин. Воспоминания об Александре Грине. Л, 1972
Александру Грину помог Горький, 15 марта 1920 года назначенный председателем Центрального комитета по улучшению быта ученых – ЦЕКУБУ.
А. Андреев. Жизнь Александра Грина
Ни крова, ни еды у Грина не было. Плохо одетый, голодный и больной, он пошел к Алексею Максимовичу и рассказал ему о своем тяжелом состоянии. Горький, видя, что Грин болен, дал ему записку в лазарет, в Смольный. Через три дня, когда выяснилось, что у Грина не грипп, а сыпной тиф, он был переведен в Боткинские бараки, где и пролежал 28 дней. Отсюда Грин послал Горькому два письма. В одном из них он просил Алексея Максимовича прислать ему меда и чая, а в другом было завещание на случай смерти – передать все литературное имущество первой его жене Вере Павловне Гриневской, которая тогда находилась в Казани.
«Дорогой Алексей Максимович! У меня наметился сыпняк, и я отправляюсь сегодня в какую-то больницу. Прошу Вас, если Вы хотите спасти меня, то устройте аванс в 3000 рублей, на который купите меда и пришлите мне поскорее. Дело в том, что при высокой температуре (у меня 38–40 градусов) мед – единственное, как я ранее убеждался, средство вызвать сильную испарину, столь благодетельную. Раз в Москве (в 1918 году), будучи смертельно болен испанкой, я провел всю ночь за самоваром и медом; съел его фунта полтора, вымок необычайно, а к утру был здоров.
В смольнинском лазарете известно, куда меня отправили. Во втором письме мое завещание. Жена живет Зверинская 17б кв. 25, но еще не приехала из Казани и вестей о ней давно не имею.
Горячо благодарный Грин.