Бриллианты Берии

– Весьма спорно, доченька. Выражаясь современным языком, он был его художественным руководителем, идейным вдохновителем. А театр ос-

новал, как это ни парадоксально, Савва Морозов.

– Савва! Тот богач, который спонсировал коммунистов?

– Да, Виленочка, он самый. Раньше таких, как он, называли скромненько – меценат, слово «спонсор» ещё не изобрели. О Савве Тимофеевиче многие помнят как о человеке, материально поддерживавшем партию большевиков. Обычно ещё добавляют, что Морозов был очень богатым текстильным фабрикантом. В советский период коммунисты не очень-то охотно припоминали о нём. Оно и понятно. Когда он однажды отказался финансировать их очередную авантюру, они его и убили. Но если рассматривать историю объективно, у Морозова на самом деле кроме фамильной ткацкой фабрики феноменального мирового уровня имелись многочисленные собственные рудники, лесозаготовки, химические заводы, больницы, даже газеты. Только благодаря его деньгам возник

и сумел выжить знаменитый МХАТ. Это мнение твоего прадеда, доченька, свидетеля тех событий.

Сегодня большинство специалистов, занимающихся изучением истории российского революционного движения, не без веских оснований полагают,

что МХАТ начался с того момента, когда Савва Морозов взялся активно помогать Константину Сергеевичу и его труппе. Мечтать о своём театре

может каждый, а вот создать дано единицам. Годами Станиславский искренне и наивно надеялся, что деньги даст на театр его богатая родня, но

они сочли затею родственничка безнадёжно бесполезной и не поддержали, токмо высмеяли. Константина в семье считали, сказать мягко, человеком со странностями. Это сегодня имя Станиславского многое значит для театралов. А тогда…

В общем, в театральный бизнес родственники не поверили, кстати сказать, совершенно справедливо. Морозов сам подыскал подходящее здание в

центре Москвы, оплатил и многие годы практически содержал артистов на свои деньги, поскольку сборы за спектакли не окупали даже декораций,

содержание театра было крайне убыточным. Зато в знак «благодарности» Станиславский и его партнёр Немирович-Данченко, едва их дела пошли в

гору, буквально выжили Савву Тимофеевича из правления. Впрочем, подобных «аплодисментов» миллионер-меценат получал в своей жизни немало. Заслуги Саввы Морозова не только моментально забыли, но и постарались стереть из памяти потомков завистливые и жадные до славы и

почестей художественные руководители.

– Предположим. Мы-то здесь причём? МХАТ основан, кажется, в 1898 году, больше ста лет прошло. Не пойму, для чего ты мне всё это рассказываешь?

– Не торопись, дослушай! Постарайся понять эпоху, в которую жили люди, их характеры, обстоятельства, заставившие их совершать те или иные поступки. Потому что, пока создавался МХАТ, судьба свела двух в равной степени гениев и злодеев на одной сцене. Станиславского

и Мейерхольда. Они были совершенно разные, эти художники, хотя Мейерхольд в молодости был учеником Станиславского и играл Треплева в

одном из первых и самом главном спектакле молодого Художественного театра, «Чайке». Потом их пути разошлись, но переплетались постоянно.

Вместе они создают театр-студию на Поварской, но в 1905 году, перед открытием, Станиславский внезапно отказывается работать с Мейерхольдом.

Студию пришлось закрыть, причём Станиславский, как утверждает наш прадед, потерял половину своего состояния.

Кажется осенью 1920 года Мейерхольд возглавил театральный отдел Наркомпроса. Он носил френч, красную звезду на фуражке огромный и маузер… Вот таким был грозным и революционным. Мейерхольд при-

зывал бороться с академическими театрами и создавать новое искусство – авангардное, экспериментаторское. И в 1923 году он создаёт свой театр, который без ложной скромности называет своим же именем. Так появляется Государственный театр имени Всеволода Мейерхольда, прозванный

москвичами ТИМом. Одновременно в его личной жизни происходят очень важные для нас события. Век прошёл, а мы его эхо до сих пор слышим.

– Ты хочешь сказать, что…

– Ещё раз прошу, дослушай, говорить будем вместе. Я же пока только констатирую то, что произошло. Разведясь со своей тихой, покладистой женой Ольгой Мунт, с которой прожил 20 лет, и оставив троих детей, он женится на роковой Зинаиде Райх.

– Почему роковой? Потому что до этого она была женой Сергея Есенина, родила ему двоих детей и бросила поэта?

– Нет, конечно! Как утверждает наш прадед, Зинаида была признанной красавицей, но явной истеричкой и очень свободолюбивой женщиной.

– Ещё бы, даже Есенин по ней страдал, помнишь, как он ей писал: «Любимая, меня вы не любили…»

– И не только он. Поклонников у Зинаиды было более чем достаточно, даже среди высших партийных боссов. Нравилась она многим, особенно домогался её Лаврентий Берия, тогдашний глава НКВД.

– Берия, Станиславский, Мейерхольд, Райх. Вот это ромбик. Мама, не томи. Здесь не школа, и я не твоя ученица. Прости, но ты мне совсем запудрила мозги порыжевшими датами с именами вековой давности.

– Дотерпи, совсем капелька осталась.

Алевтина Дмитриевна достала ещё одну книгу с полки.

– Так вот, в апреле 1937 года Зинаида Райх

написала, на первый взгляд, очень странное письмо Сталину, кое-что из письма я тебе зачитаю:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!.. Я с вами все время спорю в своей голове, все время доказываю вашу неправоту порой в искусстве… вас так бесконечно, бесконечно обманывают, от вас скрывают и врут, что вы правильно обратились к массам сейчас. Для вас я сейчас тоже голос массы, и вы должны выслушать от меня и плохое и хорошее. Вы уж сами разбеётесь, что верно, а что неверно. В вашу чуткость я верю.

…Сейчас у меня к вам два дела. 1-е – это всю правду наружу о смерти Есенина и Маяковского. Это требует большого времени (из– учения всех материалов), но я вам все, все расскажу и укажу все дороги. Они, – для меня

это стало ясно только на днях, – «троцкистские». О Володе Маяковском я всегда чувствовала, что «рапповские», это чувствовала и семья его (мать и сестры). …я хочу, чтобы «развертели» это вы, ибо я одна бессильна.

…Задумала я еще на 5 мая свидание с вами, если вы сможете…

Привет сердечный, Зинаида Райх».

Алевтина Дмитриевна всхлипнула, захлопнула книгу, затем снова открыла и подошла к окну. Вилена терпеливо ждала, пока мать успокоится.

– Письмо, доченька, попало к Берии. Он догадался, о чём на самом деле хочет рассказать Сталину Райх. 20 июня 1939 года Мейерхольд был арестован, а незадолго до этого закрыт его театр. Ему предъявили абсурдное обвинение в шпионаже в пользу Японии. После многодневных избиений,

проводимых подонками-следователями Родосом и Ворониным, режиссёр вначале виновным себя признал, но в суде заявил, что оговорил себя в

ходе истязаний. Он заявлял, читаю: «Следователь всё время твердил, угрожая: «Не будешь писать (то есть – сочинять, значит?!), будем бить

опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного, окровавленного, искромсанного тела». И я всё

подписывал…»

Доченька, хочу заметить, никто, кроме Станиславского, не пытался помочь погибающему Мейерхольду! Никто, кроме того, кого он считал своим врагом.

– А ты не ошибаешься?

– Слушай и вникай. 1 февраля 1940 года Военная коллегия приговорит Мейерхольда к расстрелу. А ещё раньше, 17 декабря 1937-го, театру

Мейерхольда был вынесен своеобразный приговор – в газете «Правда» появилась статья Платона Керженцева «Чужой театр» с грязной критикой,

больше похожей на донос, «буржуазных формалистских позиций» ТИМа. 8 января 1938 года первый приговор привели в исполнение – театр ликвидировали «как чуждый советскому искусству». И тут ему, опальному, обречённому, приходит на помощь Станиславский. Он приглашает бывшего