Бриллианты Берии

Зинаида Николаевна вздрогнула от громкого зуммера телефона, взглянув на домработницу, торопливо приложила палец к губам. Лидия Анисимовна понимающе кивнула, виновато развела руками, несколько раз перекрестилась, на цыпочках подошла к аппарату, осторожно приподняла

трубку.

– Слухаем вас!

В трубке кто-то громко чертыхнулся и рявкнул:

– Позови Райх, и немедленно!

– А енто кто?

– Конь в пальто! Тебе что велели – позвать, вот и выполняй!

– Так нету её, сами дожидаемси.

– А я говорю – есть, со вчерашнего дня никуда не выходила. Зови!

– Не можу, нету никого. В театре, на репетиции, в Ленкоме, можа, – задыхаясь, заученно затараторила домработница и хотела положить трубку, но гавкающий голос уже не рявкал, а яростно ревел:

– Прекрати брехать, чучундра старая, она напротив тебя стоит, трясётся. Дай ей телефон, я её успокою!

– Так нету её, сами дожидаемси! – поспешно выпалила Лидия Анисимовна и швырнула трубку в аппарат. Услышав рычащий из неё голос, сообразила, что не отключила, брезгливо двумя пальчиками снова взяла трубку, бросила на рычажки.

– Опять грузинец ругаитси, Зинаида Николаевна, злющий, что зимой волчара голодный. Обзывают всяко, тварь грузинская. Кабы беды какой не стряслось, кавказцы, они мстительные! А?! Можа, и впрямь вам это, съехать на пока. Можа, к деткам в деревню!

– Ага, чтобы и их своей бедой прихлопнуть. А так, возможно, и обойдётся, только меня одну угробит.

– Ну, насчёт деток я погорячилась, а ежели…

– Куда? За каждым шагом следят, не скрываются. Как под зонтом хожу, к шее прилепленным. Ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни солнца увидать.

– Ну да, и сейчас говорит, мол, с вечеру никуды не выходила. Знают. А вы назло им, назло!

Не зря же при театре служите. Обрядитесь так, чтобы никто не признал, и…

– И что? Думаешь, страна большая?! В норе у суслика отыщут, сами не смогут, другие доносом укажут.

– Мир не без добрых людёв, спрячут!

– Наивная, меня убивать будут – никто не подойдёт, побоятся. Живём скотом в загоне перед бойней. Каждый за свою шкуру трясётся.

– Так ить друзьёв у вас сколько, друзьёв и энтих, военных и… разных приблудных. Неужто отшвырнут, отвернутся? Слова-то какие говорили,

ручку целовали, в любовях клялись! Сама слыхала…

– Вот именно: в любовях, – передразнила домработницу Райх, – всем им, как и этому, – Зинаида Николаевна кивнула в сторону телефона, – только одно и надо. Хотя, хотя, где живёт Арсений Семёнович Тамин, ты помнишь?

– Инженер-то, дружок Стамиланского?! Как не помнить, дом крайний по нашему Брюсову переулку. В коммуналке он там ютится. За ним послать хотите? Так меж вами ничего ж и не было? Старый он, да и в коммуналке иде упрячешься?

– Иде, иде, я б тебе сказала, иде! Всё ты про всех знаешь, всё понимаешь! А одной фамилии правильно выговорить который год не можешь. С

кем было, а с кем не было! Станиславского друг, Станиславского! Мемуаров ещё не написала? В истории не наследила? – неожиданно зло огрызнулась Райх.

– Так я ж малограмотная, следами историю мемарать! – не обращая внимания на тон хозяйки, ответила Лидия Анисимовна и направилась в

кухню.

– Погоди, не дуйся! – миролюбиво улыбаясь, остановила её Райх. – Сейчас пойдёшь к Арсению Семёновичу, скажешь, что у нас в ванной краны

сломались, пусть срочно придёт с инструментом, починить, поняла?

– Поняла, только как же я наговорю, что изломалось, коли всё целое? Изворачиваться зачем? Грех это…

– Скажешь, главное, чтобы он ящик с инструментом взял, а пока ты ходишь, я все краны сама переломаю, грешить не придётся, поняла?

– Поняла, как не понять, круши, не впервой!

– Да, чуть не забыла, Лидушка, на углу магазин «Главрыба», сначала туда завернёшь, иди медленно, очень медленно, поглядывай, кто за тобой наблюдать будет. Если карлика увидишь, немедленно возвращайся.

– Тетюнчика, что ли, худорылого?

– Его, страхолюдину. Если кто иной следить будет, не бойся, делай, что велено. Ещё рыбу купишь, любую, но очень большую, запомнила? С

большим животом!

– Так вы ж до рыбки не охотница!

– Охотница, ещё какая охотница, иди!

– Куды? Тетюнчик, а с ним ещё один жиденькой с утра на наши окна пялятся, к балкону примеряются, иди поглядь, на соседской крыше с

рассвету елозят, воробьёв стращают…

Зинаида Николаевна решительно подошла к окну, замерла, слегка отодвинула тяжёлые бархатные шторы, опасливо выглянула и резко отпрянула. Её губы мелко задрожали, на мгновенно побелевшем лице выступила испарина, одной рукой она вцепилась в подоконник, ладонь другой испуганно прижала к груди.

– Боже! Неужели! Боже! Лидонька, Лидочка, но они же должны вначале арестовать меня. Неужто, как Константина Сергеевича, отравят! Ли-

донька, Лидо…

Лидия Анисимовна едва успела подхватить падающую без сознания хозяйку. С трудом уложила её на диван, подложила под голову маленькую подушечку и бросилась на кухню. Когда вернулась, Зинаида Николаевна со страхом глядела на балкон. Её пересохшие губы шептали одну и ту же фразу: «Закрой, Лидонька, закрой, накрепко закрой, Лидонька, накрепко закрой, Лидонька…»

Лидия Анисимовна уложила на лоб Зинаиды Николаевны мокрое полотенце, достала из чулана молоток и долго заколачивала шпиндели на балконной двери. Закончив, вернулась к хозяйке.

– Бревном не вышибут, Зинаида Николаевна, конечно, ежель стекло порушат, так люди звон услышат, сбегутся, не посмеют, стало быть, не посмеют.

Райх прикрыла глаза, облегчённо вздохнула.

– Зиночка, а ты чего так напугалась энтого лилипутистого, да я его, только пусть сунется, да я его ногтёй…