Насильники

Насильники
Александр Валентинович Амфитеатров

Женское нестроение #14
«Въ то время, какъ мы, передовые россiяне ХХ-го в?ка, жуемъ и пережевываемъ вопросъ о женскомъ политическомъ равноправiи, съ т?мъ, чтобы, въ конечномъ результат? жеванiя, выплюнуть постыдное «н?тъ», – нравы милаго отечества нашего весьма зам?тно и ув?ренно пятятся къ в?ку Х-му: къ древлянской патрiархальности, которая умыкала женъ y воды, жила обычаемъ зв?ринымъ и срамословила предъ матерями и снохами своими. Тонъ этому восхитительному попятному движенiю общественнаго темперамента дали, конечно, безстыдства разнузданныхъ хулигановъ, на служб? y погромной политики, воинствующей подъ знаменемъ «Все позволено». Пресловутое паломничество черной сотни за оптовою индульгенцiей отъ iерусалимскаго патрiарха с?ло на мель. Но оно, собственно говоря, и не нужно было, – лишняя роскошь…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

Александр Валентинович Амфитеатров

Насильники

Прочиталъ я объ отвратительномъ преступленiи на Николаевской жел?зной дорог?, разоблаченномъ, благодаря студенту Феликсу Борецкому….

– Опять!.. Когда же этимъ свинствамъ конецъ будетъ?

Въ то время, какъ мы, передовые россiяне ХХ-го в?ка, жуемъ и пережевываемъ вопросъ о женскомъ политическомъ равноправiи, съ т?мъ, чтобы, въ конечномъ результат? жеванiя, выплюнуть постыдное «н?тъ», – нравы милаго отечества нашего весьма зам?тно и ув?ренно пятятся къ в?ку Х-му: къ древлянской патрiархальности, которая умыкала женъ y воды, жила обычаемъ зв?ринымъ и срамословила предъ матерями и снохами своими. Тонъ этому восхитительному попятному движенiю общественнаго темперамента дали, конечно, безстыдства разнузданныхъ хулигановъ, на служб? y погромной политики, воинствующей подъ знаменемъ «Все позволено». Пресловутое паломничество черной сотни за оптовою индульгенцiей отъ iерусалимскаго патрiарха с?ло на мель. Но оно, собственно говоря, и не нужно было, – лишняя роскошь. Они, паломники эти, давнымъ-давно само себ? все позволили. Сейчасъ по Руси мечется, будто стая б?шеныхъ волковъ, не одна сотня, быть можетъ, даже не одна тысяча, сполоумленныхъ проклятымъ девизомъ этихъ челов?коподобньтхъ павiановъ – Карамазовыхъ, которымъ карамазовщину прививаетъ политика не только ласкательной и заигрывающей, но даже взяточной безнаказанности. Все позволено, – лишь бы «м?ткiй твой кистень» пребылъ съ нами во вс? дни, всегда наготов? засвистать надъ враждебнымъ станомъ «погибающихъ за великое д?ло любви»! Россiя переживаетъ сейчасъ времена, очень похожiя на т?, когда по Италiи бродили стада двуногаго сброда, которыя народъ выразительно называлъ «сволочью Бурбона». Встр?ча съ сими челов?кообразными несла для мужчины грабежъ и смерть или ув?чье, a для женщины – непрем?нное изнасилованiе. И на нихъ не было никакого суда – ни челов?ческаго, ни божескаго. Потому что re Bomba авансировалъ имъ уголовную амнистiю, a папа Пiй IX отпущенiе гр?ховъ прошлыхъ, настоящихъ и будущихъ. При всей своей гуманности, при всемъ своемъ отвращенiи къ пролитiю крови, Гарибальди разстр?ливалъ «сволочь Бурбона», именно какъ б?шеныхъ волковъ.

«Сволочь Бурбона», въ Италiи, была арьергардомъ и отраженiемъ армiи и полицiи деспотическаго королевства, развивавшихъ т? же нравы. Русскимъ, пережившимъ 1905–1907 годы: ужасы черносотенныхъ погромовъ и усмирительныхъ экспедицiй, тутъ комментарiи излишни: sapienti sat!..Позволю себ? напомнить читателямъ маленькiй эпизодъ изъ исторiи еще первой Думы, нав?рное, забытый ими, – такъ мимолетно скользнулъ онъ въ отчетахъ, да и приключился-то онъ чуть ли не въ предпосл?днее зас?данiе покойнаго «парламента». Кто-то изъ депутатовъ требовалъ интерпелляцiи по поводу отчаянныхъ телеграммъ изъ Подольской губернiи, что «солдаты насилуютъ д?вушекъ и разбиваютъ сундуки». Противникомъ интерпелляцiи выступилъ Михаилъ Стаховичъ. Онъ съ жаромъ доказывалъ, что Дум? незач?мъ отвлекаться отъ очередныхъ занятiй, такъ какъ запросъ, возбуждаемый по поводу подольской телеграммы, не принадлежитъ къ числу сп?шныхъ…. До какого отчаянiя въ стран? своей надо дойти, чтобы провозгласить вопросомъ второстепенной категорiи и несп?шнымъ къ разр?шенiю протестъ противъ изнасилованiя женщинъ: есть, молъ, y насъ счеты кое съ ч?мъ поважн?е!.. На чувств? русскаго челов?ка, уже н?сколько л?тъ одержимаго, изо дня въ день, чудовищными впечатл?нiями совершенно сказочной д?йствительности, набился претолстый мозоль, который болитъ только въ томъ случа?, если на него наступаютъ прямо и непосредственно.

Когда вся Россiя полна была шумомъ по д?лу Спиридоновой, прiятель, возвратившiйся изъ Ниццы, разсказывалъ мн? разговоръ, случайно слышанный имъ на Promenade des Anglais, между двумя няньками, завезенными изъ Россiи катать вдоль моря въ колясочкахъ какихъ-то высокопоставленно-рахитическихъ д?тей. Русскiя ?етиньи чрезвычайно интересовались участью Спиридоновой, ужасались ея жестокими страданiями, ругали ея палачей и очень одобряли лицъ, энергически развивающихъ ея защиту. Но и критиковали.

– Вишь! – сказала одна изъ ?етинiй – какъ господа кр?пко взялись, когда это самое д?ло дошло до своей сестры…

Стр?ла простодушная, несомн?нно неумышленная, но т?мъ бол?е бол?зненно ранящая нашего брата, интеллигента, прямо въ сердце. В?дь, в?рно, правда это, господа. До того прочно рабство, стол?тiями воспитаннаго въ насъ и не усп?вшаго еще перевоспитаться, стараго классоваго чувства, со вс?ми натертыми мозолями его симпатiй и безразличiй, что даже для такой примитивной эмоцiи, какъ возмущенiе нарушенiемъ женской чести, русскому обществу необходимо было дождаться, чтобы это д?ло, какъ выражается ниццская ?етинья, «дошло до своей сестры». Д?ло Спиридоновой всколыхнуло негодованiемъ всю Россiю, a потомъ Европу и Америку, потому что была опозорена интеллигентка, гимназистка, революцiонерка. Сколько исключительныхъ условiй, отягчающихъ вину, чтобы мерзости Жданова и Аврамова произвели должное впечатл?нiе. Все, что пережила Спиридонова, безпред?льно ужасно. Но, увы, не одна Спиридонова въ Россiи. – Какъ водится y насъ, затрепавъ своимъ внимаыiемъ единичный актъ насилiя до того, что онъ сталъ нарицательнымъ, общество гипнотизировалось имъ, почти не отв?чая на т? вид?нiя, однородныя и еще бол?е чудовищныя, которыя клубятся позади этой гипнотизирующей точки. Спиридоновыхъ въ Россiи была не одна, a сотни. Но эти, сотнями исчисляемыя Спиридоновы, не учились въ гимназiяхъ, не участвовали въ политическихъ партiяхъ, не стр?ляли въ чиновниковъ, – словомъ, для интеллигенцiи, для образованныхъ людей, пишущихъ въ газетахъ и пропов?дующихъ съ трибунъ и ка?едръ, он? не были «своими сестрами». И вотъ б?да ихъ, къ стыду общества, оказалась – какъ-будто – въ полъб?ды. Она оставалась предметомъ теоретическихъ негодованiй, безъ всякаго перехода въ практическiй протестъ д?йствiемъ. Эги несчетныя, темныя Спиридоновы страдали, гибли, позорились не за борьбу, не за войну съ правительствомъ, a просто потому, что он? женщины, что y нихъ есть женская честь, которую можно отнять, и есть достаточно вооруженныхъ скотовъ, охочихъ до этого занятiя, которымъ женская честь предавалась въ наградное пользованiе – въ род? прибавки къ пайку, что ли, или приварка какого-нибудь.

Мы возмущались Спиридоновскимъ б?дствiемъ. Но много ли въ Россiи женщинъ были гарантированм отъ того, что вся спиридоновская исторiя не будетъ прод?лана съ ними, при томъ, съ гораздо большею легкостью, быстротою и удобствомъ, такъ сказать, въ упрощенномъ изданiи, ч?мъ прод?лывали господа Аврамовъ и Ждановъ, все-таки, хоть сколько-нибудь да ст?сненные – ну, просто хотя бы соображешями о томъ, что вв?рена имъ не какая-нибудь случайная, заурядъ преступница, a важная политическая арестантка, которая и въ тюрьм? не беззащитна, потому что за ея судьбою сл?дятъ глаза многихъ… Изъ того, что Аврамовъ и Ждановъ посягнули на Спиридонову, сл?дуетъ, что эти господа, не т?мъ будь помянуты, были исключительно дерзкимн и безстрашными по части какой бы то ни было отв?тственности. Эти господа, – что называется, о двухъ головахъ. Но надъ т?ми злополучными сестрами Спиридоновой, которыя «не свои сестры», изд?вались и ругались совс?мъ не исключительные изверги рода челов?ческаго, a просто с?рая солдатская блажь, одур?вшая отъ крови, пожара, бойни по команд? и любезной терпимости начальства ко всякому пороку.

Безчисленныя, безъотв?тныя, беззащитныя женскiя жертвы солдатскаго разврата – быть можетъ, самый большой русскiй ужасъ нашего времени, страшн?йшiй даже массовыхъ убiйствъ, которыя од?ваютъ трауромъ города и села нашей родины.

Семья въ Россiи не естъ соцiальное правило, но лишь своеобразное государственное отличiе, даруемое за политическую благонадежность и отнимаемое за сомнительность оной. Еще въ т? дни, когда Оболенскiй, посл? знаменитыхъ безпорядковъ въ Харьковской и Полтавской губернiяхъ, положившихъ начало русской аграрной революцiи, с?къ и истязалъ усмиренныхъ крестьянъ, генералъ, начальствовавшiй экзекуцiоннымъ отрядомъ, по окончанiи с?куцiи, безцеремонно говорилъ выпоротымъ мужикамъ: «Теперь вы больше намъ не нужны, ступайте, хохлы, въ степь, a казаки позабавятся съ вашими бабами».

И хохлы, подъ берданками, шли въ степь, a деревня наполнялась воплемъ пресл?дуемыхъ бабъ… Мн? разсказывали очевидцы, что несчастныхъ позорили всенародно, въ солдатскомъ кругу, a вельможное начальство, укрывшись для приличiя въ избу получше и почище, смотр?ло изъ оконъ, попивая шампанское, хохотало и отпускало каламбуры… А мужики, безоружные, стояли въ степи, подъ дулами берданокъ… Вотъ тема беллетристу-психологу, не боящемуся натуралистическихъ картинъ…

Читая газетные отчеты и частныя писъма объ усмиренiяхъ солдатами и, въ особенности, казаками русскихъ окраинъ, можно подумать, что тамъ дерутся съ крестьянами не люди и даже не черти, a полки переод?тыхъ въ с?рыя шинели и въ черкески сладострастныхъ обезьянъ. Что же? Въ индiйской ми?ологiи былъ и такой случай. У Вишну былъ союзникомъ обезьянiй царь Гануманъ, онъ командовалъ обезьяньей армiей и даже благополучно поб?дилъ кого-то. Ну, такъ вотъ, я думаю, что въ моментъ своей поб?ды эта обезьянья армiя вела себя, все-таки, лучше, ч?мъ казаки въ Закавказьи, и ни о какомъ Гануман? нельзя разсказать того, что вытерп?ла бумага оффицiальнаго отчета по сл?дствiю о злоупотребленiяхъ казаковъ-усмирителей, произведенному г. Вейденбаумомъ въ Шушинскомъ у?зд?. Если бы эти вещи не были засввд?тельетвованы оффицiальнымъ дознанiемъ, всегда склоннымъ смягчать происшествiя, непрiятныя для правительственной репутацiи, до минимумовъ д?йствительности, эти строки можно было бы принять за отрывокъ изъ романа какого-либо сумасшедшаго эротомана, въ род? знаменитаго маркиза де-Садъ. Отчетъ г. Вейденбаума заключаетъ въ себ? такiя грязныя подробности, что прочитать ихъ вслухъ съ эстрады или съ ка?едры не поворотится самый см?лый языкъ. А это уже не «революцiонная сказка», но оффицiальный отчетъ!

«Командированная кавказскимъ нам?стникомъ сл?дственная комиссiя, подъ предс?дателъствомъ Г. Д. Вейденбаума, объ?хала пострадавшiя армянскiя селенiя, свыше пятнадцати. Удостов?рены факты грабежа и насилiй; изнасилована родильница. Г. Вейденбаумъ лично пос?тилъ эту несчастную женщину. Въ Гюнэ и въ Чертаз? констатированы многочисленные факты физическаго насилiя, грабежи и поджоги. Въ Сус? обнаруженъ большой грабежъ и фактъ поголовнаго избiенiя крестьянъ, изнасилованiя одиннадцати женщинъ и растл?нiя параличемъ разбитой дв?надцатил?тней д?вочки, которую изверги вырвали изъ объятiй старика-д?да. Разсл?дованiе фактовъ произвело на комиссiю невыносимо тяжелое впечатл?нiе. Сообщенiя епископа Ашота объ ужасахъ не только подтверждаются, но бл?дн?ютъ предъ д?йствительностью. Н?тъ селенiя, гд? бы не были сожжены дома со вс?мъ имуществомъ. Въ Туг? сожженъ двухъэтажный домъ Муселяенца, съ хл?бнымъ амбаромъ и складомъ мануфактурныхъ товаровъ. Везд? казакамъ давалась полная свобода. Въ н?которыхъ селенiяхъ н?сколько дней грабили, избивали, истязали, изнасиловали женщинъ и д?вицъ, вырывая ихъ подъ часъ изъ рукъ отцовъ, братьевъ и мужей, ловя ихъ въ горахъ, въ садахъ и въ л?сахъ, Р?дко кто избавился отъ побоевъ, истязанiй, ограбленiя, a изъ женщинъ спаслась отъ позора лишь часть уб?жавшихъ или скрывшихся въ секретныхъ м?стахъ домовъ. Въ селенiи Сосъ умеръ отъ побоевъ Аванесъ Аирапетянцъ. Товарищу прокурора было заявлено объ этомъ, но сл?дствiя и вскрытiя произведено не было до сихъ поръ. Мать Аванеса, семидесятил?тняя старуха, изнасиловава пятью казаками. Въ селенiи Азох? казаки требовали отъ Хосрова Карапетянца отдать жену. Получивъ отказъ, они повалили ее и изнасиловали. Одна азохская женщина изнасилована на глазахъ д?тей, зат?мъ ее заставили ц?ловать половые органы. Уничтожено казаками многое, чего не могли они взять. Награбленныя же вещи, навьючивъ ими лошадей, они отвезли въ переселенческое селенiе Скобелевку, частью же продавали дорогой. Пострадали преимущественно т? селенiя, которыя подвергались раньше нападенiю татаръ. Въ селенiи Чертаз? саблей казака раненъ священникъ, y другого священника ограбленъ сосудъ со Св. Тайнами. Есть при смерти избитые, неизлечимые, изув?ченные, преждеврменные роды, выкидыши, случаи смерти новорожденныхъ. Въ горахъ многiя женщины сд?лались истеричными. Паника настолько сильна, что, когда комиссiя подъ?зжала къ селенiямъ, женщины, несмотря на предупрежденiя быть спокойными, б?жали въ горы и въ сады. Названныя селенiя окончательно разорены и опустошены на глазахъ м?стныхъ военныхъ и административныхъ властей. Отрядъ былъ подъ начальствомъ полковника Веверна, офицеровъ Бирюлкина, Гаджiева, въ сопровожденiи у?зднаго начальника Фрейлиха, мирового посредника Ермолаева, пристава Фота. Ермолаевъ по свид?тельству многихъ, поощрялъ казаковъ, a н?которые дома самъ обливалъ керосиномъ и поджигалъ».

    (№ 76 «Тифл. Листка»).

Прудонъ говорилъ, что изнасилованiе женщинъ – неизб?жное зло вс?хъ войнъ и осадъ: во всякой цивилизацiи, все равно, женщины поб?жденныхъ – добыча поб?дителей. Но даже въ городахъ, взятыхъ самымъ дикимъ штурмомъ, гнусности, подобныя описаннымъ въ отчет? Вейденбаума, бывали только какъ отвратительныя исключенiя. Солдаты Суворова не бол?е свир?пствовали въ Измаил? и сволочь Бурбона во взятомъ съ боя Рим?, ч?мъ русское казачество среди мирнаго населенiя шушинскихъ армянъ. Комментировать тутъ нечего. Отчетъ говоритъ самъ за себя. Пьянство виномъ и кровью свело съ ума толпу людей. И вотъ – мы свид?тели эпидемiи какого-то повальнаго садизма, насильническаго щегольства развратомъ не нормальнымъ, противнымъ, на зло и на перекоръ естественному инстинкту, – rien n'est sacrе pour un sapeur! – н?тъ, молъ, ничего такого, на что казакъ не см?етъ посягнуть! Дв?надцатил?тняя д?вочка, семидесятил?тяяя старуха, родильница, паралитическiй уродецъ – вс?хъ въ одну кучу!.. Надругательство утонченное, фокусническое, именно садистическое, – не только порывъ къ грубому наслажденiю, но и злорадное, б?совское желанiе унизить, насладиться страданiемъ, позоромъ, оплеванiемъ жертвы… Еще Достоевскiй отм?тилъ, что садизмъ – частое явленiе въ русскомъ старчеств?. Ну, судя по отчету Вейденбаума, хороша бываетъ и воинственная молодежь. О такихъ фактахъ, какъ изнасилованiе параличныхъ, семидесятил?тнихъ старухъ, ц?лованiе половыхъ органовъ и т. п., до сихъ поръ мiръ узнавалъ только изъ психопатологическихъ наблюденiй Крафтъ Эбинга, Маньяна, Тарновскаго, по лечебницамъ нервныхъ и психическихъ больныхъ. Это сумасшедшiй домъ, адъ половой психопатiи, вырвавшiйся на волю!

Ну, да ужъ хорошо. Кавказъ, – край, такъ сказать, экзотическiй, a армяне суть «бунтовщики», съ коими христолюбивому воинству предписывается поступать, какъ съ воюющей стороной, и даже хуже, ибо войны им?ютъ хоть какiе-нибудь свои международные законы, a войны гражданскiя подъ наблюденiемъ Женевской конвенцiи не состоятъ. Обратимся внутрь Россiи, въ тихую украинскую ночь. «Знаете ли вы украинскую ночь? Н?тъ, вы не знаете украинской ночи!»

Городъ Конотопъ. Десять часовъ вечера. Молодая телеграфистка Ц. возвращается со службы домой.

На Дворцовой улиц? ее встр?тили два донскихъ казака и остановили ее грубыми окриками: «куда идешь? Пропускъ есть?» Зная, что подобные вопросы предлагаются казаками вс?мъ встр?чнымъ, г-жа Ц. совершенно спокойно отв?тила, что пропуска y нея н?тъ, но что, если они сомн?ваются въ ея личности, то могутъ дойти вм?ст? съ ней до почтово-телеграфной конторы, гд? начальникъ и удостов?ритъ, что она служащая. Казаки долго молчали. Тогда Ц. снова повторила свою просьбу отпустить ее домой или же, въ крайнемъ случа?, отправиться въ полицiю и не держать на улиц?. Казаки переглянулись, и одинъ изъ нихъ, сходивъ за ч?мъ-то въ ближайшiй дворъ, заявилъ своему товарищу:

– Теперь можемъ расправляться, какъ хотимъ!..

Предчувствуя что-то недоброе, д?вушка снова начала упрашивать отпустить ее. Тогда одинъ изъ казаковъ, обнаживъ свою шашку и приложивъ ее къ ше? перепуганной Ц., крикнулъ:

– Вы знаете, что намъ дано право рубить! Идите за нами, a тамъ скажутъ, какъ съ вами поступить.

Само собой, что посл? такихъ аргументовъ д?вушка пошла за ними безпрекословно. Казаки повели ее въ пустую чайную, но, уб?дившись, что она заперта, повернули на базаръ и стали подыскивать соотв?тствующiй ихъ нам?ренiямъ торговый нав?съ. Въ это время проходжлъ какой-то челов?къ, и y д?вушки появилась надежда на спасенiе, но казаки ударили этого незнакомца палкой, и онъ пустился б?жать. Теперь все было кончено и потеряно. Безлюдная площадь, темная, глухая ночь, слабая д?вушка – два вооруженныхъ зв?ря-казака. Ц. бросилась на кол?ни и стала умолять казаковъ пощадить ее, но одинъ изъ донцевъ, побуждаемый своимъ товарищемъ «работать быстр?й», ударилъ ее обнаженной шашкой по голов?, схватилъ за шейный платокъ и бросилъ на уже разостланную шинель…

Казаки чередовались…

Наконецъ, они встали, и она нашла еще въ себ? силы снова умолять ихъ – отпустить ее, хотя бы теперь. Они о чемъ-то пошептались, и одинъ изъ нихъ заявилъ ей, что проводитъ ее до дому. Они повели ее въ конюшню и тамъ начали «угощать» ею своихъ товарищей.

Ц. была въ безпамятств?.

Когда уже не было желающихъ, ее привели въ чувство и потащили въ полицiю.

Дорогой имъ встр?тился ея отецъ. Старикъ искалъ ее по всему городу. Ц. увид?ла отца, и съ ней сд?лалась истерика. Казаки посп?шили скрыться. На сл?дующiй день о всемъ происшедшемъ было залвлено полицiи, и началось разсл?дованiе.

Освид?тельствовавшiй врачъ удостов?рилъ, что Ц. «не бол?е сутокъ тому назадъ лишена невинности и что грубое насилiе надъ ней производилось много разъ подрядъ. Потерп?вшей было предъявлено н?сколько казаковъ, среди которыхъ она сразу узнала своего главнаго, перваго насильника, того, что все грозилъ ей шашкой – В?нцова. Зат?мъ она припомнила еще двухъ – Вяликова и Латошникова. Остальныхъ же она узнать не могла, – во-первыхъ, тогда было темно, во-вторыхъ, она долгое время находилась въ состоянiи безпамятства.

Военный судъ приговорилъ В?нцова къ 10-тил?тнимъ каторжнымъ работамъ, двухъ же остальныхъ оправдалъ. Гражданскимъ истцамъ предоставлено право искать съ осужденнаго въ порядк? общихъ установленiй.

Конотопскiе насильники, все-таки, по крайней м?р?, какъ будто получили возмездiе за свои безобразiя, хотя россiйское правосудiе, по обыкновенiю, и зд?сь обрушило громы свои на «стр?лочниковъ», a истинные виновники катастрофы остались безнаказанны и въ сторон?. Въ конц?-концовъ, что сд?лалъ В?нцовъ? Только то, что ему было разр?шено начальствомъ. Онъ дисциплины не нарушилъ и самовольно д?вицы Ц. не насиловалъ. Какъ истинный служака, онъ сперва отправился въ офицерскую, заручился тамъ разр?шенiемъ изнасиловать д?вицу Ц. (удивительно, какъ еще разр?шенiемъ лишь на словахъ, a не на бланк? полковой канцелярiи!) и только уже тогда приступилъ къ «д?йствiю по команд?»:

– Теперь можемъ расправляться, какъ хотимъ.

По-моему, это конотопское изнасилованiе еще бол?е ужасный показатель деморализацiи, ч?мъ шушинскiй адъ. Адъ – такъ онъ адъ и есть. Люди обезум?ли, превратились въ дьяволовъ и совершають безсознательныя дьявольскiя мерзости. A тутъ – все спокойно, хладнокровно, въ порядк? дисциплины, съ разр?шенiемъ по команд?, – изнасилованiе по вс?мъ правиламъ воинскаго артикула… Я долго искалъ въ газетахъ, будутъ ли привлечены къ отв?тственности офицеры, подъ командою которыхъ находились В?нцовъ, Латошниковъ и Вяликовъ. Но напрасно. Въ каторгу пошелъ «стр?лочникъ». Начальники движенiя остались безв?стны и безнаказанны.

Какъ бы то ни было, въ удовлетворенiе телеграфистки Ц. была сыграна хоть комедiя правосудiя. Я ув?ренъ, что В?нцовъ находится въ глубочайшемъ недоум?нiи, по какимъ, собственно, причинамъ онъ присужденъ въ каторгу? Онъ «спросился», ему разр?шили, онъ исполнилъ, – и вдругъ въ Сибирь. «Нешто моя вина? Спрашивай со старшаго»…. Ho o старшихъ исторiя умалчиваетъ и ?емид? не приказываетъ разговаривать.

И самъ В?нцовъ то понесъ отв?тственность только потому, что, подобно Спиридоновой, телеграфистка Ц. – опять-таки – «ваша сестра», интеллигентка, и y нея оказался родитель, съ которымъ шутки плохи: ум?лъ дойти до суда… A сколько, быть можетъ, тотъ же В?нцовъ, Латошниковъ или Вяликовъ до того случая, какъ имъ попасться въ своихъ мерзостяхъ, спокойно и безнаказавно перепортили безотв?тной «ихней сестры», городской и деревенской, м?щанской и крестьянской д?вки, y которой отцы безотв?тны и беззащитны, какъ она сама?.. Въ особенности, жутко поставленъ роковой вопросъ о женской чести въ м?стностяхъ съ инородческимъ населенiемъ. Военные постои въ Польш?, Литв?, Закавказьи, Прибалтiйскихъ губернiяхъ, въ черт? еврейской ос?длости, – вс? опозорены надругательствами надъ честью туземныхъ женщинъ, настолько откровенными и гласными, что факты эти, когда д?лались достоянiемъ печати, то даже не вызывали хотя бы формальныхъ опроверженiй.

Стоитъ, молъ, разговаривать о такой обыденщин?! Вы бы еще о томъ, что дважды два не пять, a четыре! И – опять – нечего уже говорить объ адахъ на земл?: объ изнасилованiяхъ подъ громъ такихъ острыхъ моментовъ реакцiи, какъ кишиневскiй, одесскiй или б?лостокскiй погромы. Тамъ люди были зв?ри. Они не всегда будутъ зв?рьми. Пройдетъ экстазъ зв?рства, они очнутся, и для многихъ изъ нихъ, быть можетъ, ужасомъ на всю жизнь останется воспоминанiе о неисправимыхъ подлостяхъ, въ которыя они увязли, наглотавшись ядовъ провокацiи, – водки, клеветы, анархiи, произвола насиловать жизнь, честь, имущество. Гораздо страшн?е та спокойная, самоув?ренная, сознающая свою постоянную силу и «права», обыденщина безраскаянной власти вадъ женщиною, которую вкрапило въ с?рую, трусливую жизнь запуганной русской обывательщины наше проклятое время.

Въ майской книжк? «Русской Мысли» въ воспоминанiяхъ г. Пана «Изъ недавняго революцiоннаго прошлаго» я встр?тилъ такой эпизодъ. М?сто д?йствiя – жандармская комната на станцiи Окницы, гд? арестовали г. Пана.

Я улегся на скамейк? и сталъ дремать. Спать я не могъ, м?шалъ св?тъ; а, главное, разговоры приходившихъ и уходившихъ жандармовъ; не ст?сняться же имъ было меня, комната эта была м?стомъ отдохновенiя для отдежурившихъ свои часы жандармовъ. Зд?сь они выпивали, обм?нивались новостями. И мн? пришлосъ весь остатокъ ночи прослугаать сквозь дремоту такую пакость и мерзость, что и сейчасъ, какъ вспомню объ ихъ разговорахъ, душа содрогается,

– Былъ я вчера y жидка Мойши. «Ты чтожъ, – говорю ему, – такой-сякой, сукинъ сынъ, жидъ паршивый, подводить вздумалъ? Гд? же твоя Хайка, что ты мн? об?щалъ? Что-жъ ты, – говорю, жидюга, думаешь, что я теб? спущу твою кражу?» Да далъ ему подзатылъника. Жидъ и затрясся. «Что-жъ вы, господинъ жандармъ, деретесь? Хайка сама не хот?ла идти, я ее къ вамъ посылалъ». A тутъ и Хайка пришла. А я тогда былъ здорово выпимши, и здорово же она мн? тогда, чертовка, приглянулась. Я къ ней, облапилъ ее… пищитъ, жидовская морда, кусается. Разобрало меня: наклалъ ей въ шею такъ, что даже разрев?лась. Ушелъ я отъ нихъ, пригрозилъ жиду, что арестую его. Ну, да Хайка отъ меня не уйдетъ!

– Да что съ нею церемоннться, посторожилъ бы ее гд?-нибудь ночъю и сд?лалъ, что нужно, – пусть жидовка жалуется и доказываетъ.

– A я вотъ Фроську-то уломалъ, тоже артачилась, и отецъ грозилъ. A что взяли? – кукишъ съ масломъ! Онъ же воровать, да покрывай ему, да онъ же и артачится, сволочь этакая!

Такiе милые разговоры пришлось мн? прослушать всю ночь. Какими беззащитными и униженными представились мн? вс? м?стные обыватели, особенно б?днота; если простые жандармы могли позволять себ? такъ гнусно и безнаказанно насильничать надъ ними.

Когда Аппiй Клавдiй изнасиловалъ Виргинiю, отецъ зар?залъ ее на улиц?, и поднялся въ Рим? великiй бунтъ, который низвергъ децемвировъ. Позоръ Лукрецiи стоилъ царства роду Тарквинiевъ и былъ начальнымъ моментомъ римской республиканской революцiи. Поруганная честь сестры неаполитанскаго рыбака Мазаньелло потрясла величественную власть короля об?ихъ Сицилiй. Лопе де-Вега, Лессингъ и Шиллеръ оставили намъ революцiонныя трагедiи объ отцахъ, разрушаюшихъ тираннiю абсолютизма, въ отмщенiе за своихъ поруганныхъ дочерей… Все это очень ярко, силъно, осл?пительно-могуче, но было очень давно и очевидно, не въ нашихъ нравахъ. Россiйскiе Виргинiи, Коллатины, Maзаньелло, Саломейскiе алькады, Одоардо Галотти и Веррины обладаютъ большимъ хладнокровiемъ и большею приспособленностью къ подлостямъ своей эпохи. Я много жилъ въ Италiи и на Балканскомъ полуостров?. Тамъ дико было бы сказать, что честь изнасилованной д?вушки осталась неотомщенною. И это не по мужскимъ предразсудкамъ о мистической святости д?вства, не по пережиткамъ среднев?кового тюремнаго и замковаго рабства женщины, не потому, что невинность д?вушки разсматривается, какъ собственность ея будущаго супруга. Н?тъ, мстительвые взрывы общественнаго мн?нiя противъ посягателей на женскую честь очень часты даже въ такихъ м?стностяхъ (напр., въ н?которыхъ уголкахъ Сербiи или въ Прованс?), гд? мужчины къ ц?ломудрiю прекраснаго пола относятся съ самымъ философическимъ равнодушiемъ, д?вушки-нев?сты полъзуются полною свободою, и р?дкая изъ нихъ, какъ y насъ поморки, идетъ замужъ, не будучи уже въ интересномъ положенiи. Мстители встаютъ не за условную физическую честь, нарушенную насильникомъ, a за абсолютный, нравственный принципъ ея, – за свободу женщины въ распоряженiи своею половою волею, за низведенiе женщины на степень безсловеснаго и безотв?тнаго животнаго. Къ величайшему русскому горю, безправiе кр?постного права стоитъ еще слишкомъ близко позади, за нашими плечами. А ужасное право это, по которому до сихъ поръ вздыхаютъ высоконравственные хранители семейныхъ очаговъ, выносило въ трехсотл?тнемъ чрев? своемъ и родило такiя, наприм?ръ, милыя сентенцiи, – именно о женской чести, – что «т?мъ море не испоганилось, что собака. лакала»… И, въ конц? концовъ, Оболенскiй поретъ хохловъ нагайками и угоняетъ ихъ въ степь слушать издали, какъ на сел? вопятъ насилуемыя хохлушки, a въ какой-нибудъ Окниц? простой жандармъ едва не негодуетъ, что Хайка или Фроська см?етъ барахтаться и кусаться, когда онъ л?зетъ къ ней со своими зв?риными ласками.

Тамъ, гд? поруганная честь женщины можетъ оставаться не отомщенною, н?тъ общества, потому что общество начинается съ уваженiя къ чести женщины и признанiя за женщиною права на половую волю.

Въ стран?, гд? им?ются челов?ческiя группы, которымъ, на изв?стныхъ политическихъ условiяхъ, «всепозволено», нравственное разложенiе распространяется, быстрою заразою, отъ привилегированныхъ группъ этихъ, во вс? слои общества. Воинъ, неистовствовавшiй надъ злополучными подолянками или грузинками, уходя въ запасъ, не сниметъ съ себя, вм?ст? съ аммуницiей, той презрителъной грубости, того безстыжаго одичанiя, которыя!!!!!висаитала въ немъ временно потакаемая распущенность. И многiя, многiя грубыя и темныя силы, присущiя неразвитому, полуинтеллигентному слою, представляющему собою, такъ сказать, подпочву русскаго общества, проникнутыя отъ воина завистью къ его порочной удали и ув?ренностью, что порокъ, самъ по себ?, не есть порокъ, и преступленiе есть не столько преступленiе, сколько веселое препровожденiе времени, и вся штука – лишь въ томъ, чтобы поставить свой гр?хъ въ условiя безнаказанности. Солдатъ пронесъ въ народъ грамоту, которой обучила его служба. Но, если служба развращаетъ солдата, то солдатъ же, неминуемо, пронесетъ въ народъ и свой развратъ. И не даромъ преступленiя противъ женской чести, чуть не эпидемическiя въ посл?днее время, развиваются, преимущественно, въ служебной сред?, т?сно родственной съ отставною и запасною военщиною, дружественной съ полицiей и жандармерiей, каковы, наприм?ръ, стали теперь кадры жел?знодорожныхъ служащихъ. Въ особенности, на дорогахъ, значенiя, такъ сказать, внутренне-стратегическаго, каковы вс?, примыкающiя къ Петербургу.

Изнасилованiе женгцины въ по?зд? или на станцiи жел?знодорожными служащими, за посл?днiе годы, сд?лалось настолько частымъ преступленiемъ, что – еще немного, и газеты начнутъ печатать подобныя сообщенiя мелкимъ шрифтомъ, какъ пожарный случай безъ сбора вс?хъ частей или кражу на сумму не свыше 300 руб. Даже в?дь и пресловутая золотовская исторiя, которою, л?тъ пять тому назадъ, открылся рядъ разоблаченiй о «служебныхъ» покушенiяхъ на женскую честь, началась въ вагон?, продолжилась на станцiи и лишь кончилась въ полицейскомъ участк?, при казацкой казарм?. Развратъ въ русскомъ по?зд? – д?ло настолько обычное, что, наприм?ръ, я самъ, собственными своими ушамiи, слышалъ трижды на разныхъ линiяхъ, какъ путешествующiе бонъвиваны заказывали, безъ всякихъ церемонiй, проводникамъ спальныхъ вагоновъ: