– Да, – произнесла Анна Дмитриевна.
Она давно выныривала из прошлого с этим словом.
– Что «да», Анна Дмитриевна, задумалась о чём-то? – спросила Валентина Васильевна.
– Жизнь свою вспомнила. Как жили с вами раньше, как вечером приезжал Павел Николаевич и Виктор, как сидели у вас в летней кухне, разговаривали. Какой покой был, счастье… Ведь было же счастье?!
– Было. Помнишь, как студенты на уборку приезжали и приходили к нам. Мы с тобой поили их молоком. Сидели в сумерках, они нам такие умные вещи рассказывали. Я до сих пор помню, как сладки были те посиделки.
– Мне уже несколько дней Виктор снится.
– Помянуть надо. Только не сейчас, а когда пост закончится.
Анна Дмитриевна и Валентина Васильевна нагребли кучу прошлогодней листвы, пластиковых бутылок, пакетов, пакетиков и прочей дряни. Подожгли. Не разрешают, конечно, сжигать мусор в населённых пунктах. В районной газете «Степная правда» в последнем номере даже грозились штрафовать за это. Да кто же на эти угрозы внимание обращает?!
Глядь, а по дороге идёт глава их сельской администрации Андрей Андреевич Ёрш. Остановился, покраснел и, страдая от неловкости, спросил:
– Женщины, кто вам разрешил жечь мусор?
На что Валентина Васильевна нагло ответила:
– А кого бы мы спрашивали?!
Глава хороший человек. Незачем ему конфликтовать с населением по таким пустякам. Да и то сказать: куда же людям мусор девать? Не себе же во двор тащить!
Потоптался неловко Андрей Андреевич и пошёл дальше.
Славусик вернулся со стаффордом. Ну и морда у псины! Невольно хочется спрятаться куда подальше.
Ещё четыре костра затрещали, закрутились белые дымы, поднимаясь и растворяясь в небесной синеве, и вскоре от былого безобразия остались только островки дымящейся золы. Пегова посмотрела оценивающе на проделанную работу, осталась довольна: чисто, не стыдно Пасху встречать:
– Пойдём, Анна Дмитриевна, кофе попьём, я вчера и пирог с бздюквой испекла.
Бздюква – это паслён, сорняк, который все безжалостно выдирают с огорода. Одна Валентина Васильевна оставляет его вдоль забора и под стеной пригона – на пироги.
– Да я Борьку ещё не поила…
– Не рассохнется! Успеешь напоить!
– Ну пойдём.
У соседки было тепло и пахло пирогами.
– Ты топила?
– Дровами. Тепло ведь.
– Ну и я тоже. Слава богу, прошла зима.
– Садись, Анна Дмитриевна. Тебе как кофе – чёрный или со сливками?
– Я как ты.
– Я со сливками.
– Ну и я. Вчера пекла?
– Вчера. До обеда к директору ходила зёрнышек курам выписать, а после обеда стала пироги печь.
– Вкусно. С гоголь-моголем! И охота тебе!
– Пирогов захотелось. Я и за труд не считаю. И на Пасху буду печь: куличики, пасху, пироги – с капустой или картошкой. Бздюква-то кончилась, надо было больше насушить.
– А зёрнышек выписала?
– Нет. Пришла, а мне навстречу Юрий Васильевич – Сын. Спрашиваю: «Директор у себя?» А он: «Нет, Папа в Городе. Иди к Маме, она подпишет».
– Так и сказал: «Иди к Маме»?
– Так и сказал.
– Срам-то какой!
– Я не пошла! Кто она такая?!
– И как только Славусик терпит?!
– А что ему! За такую жизнь и не то стерпишь! Пойду сегодня после обеда, авось приехал Папа.
Едва допили кофе, услышали стук в сенях. Вбежала тёща Васьки Акширова Лагутенчиха:
– Ой, люди добрые, дайте позвонить!
В их курмышке телефон только у Майоровых и у Валентины Васильевны. Но к Майоровым народ не ходит, а здесь никому отказа нет.
– Что у вас опять стряслось?!
– Васька, паразит, с утра нажрался, Наташку гоняет… Ало! Милисыя! Это вам звонит гражданка Лагутенкова. Приезжайте скорее. Зять мой, Василий Андреевич Акширов, жену гоняет, дочь мою. Она больной человек. Когда выпьет, ей надо отдохнуть, а он не даёт! Пристаёт, деньги требует, дерётся, ребёнка напугал. Приезжайте быстрее! Пожалуйста!
Лагутенчиха бросила трубку:
– Некогда, некогда! Побежала! – отмахнулась от открывшей рот Валентины Васильевны. – А то прибьёт ещё Наташку! Зверюга!
– Я только что видела Ваську, – сказала Анна Дмитриевна, едва она скрылась за дверью, – не такой уж он пьяный.
– Да ну их! Вместе водку жрут, марихуян курят, как говорила моя сваха, а потом «милисыю» вызывают.
– Спасибо за пирог, Валентина Васильевна, очень вкусно.