Введение в прикладную культурно-историческую психологию

Как видите, нравственность с помощью одной из своих частей – нравственной деятельности – ведет человека к его цели. Где ведет? Вполне очевидно, что в том мире, где живет человек, значит, сквозь этот мир, потому что для достижения цели надо преодолеть какой-то путь, а значит, и соответствующее ему пространство.

Нравственность ведет, и значит, нравственная деятельность – это поведение. Или способ, каким человек – не нравственность же, в самом-то деле! – ведет себя в соответствии с нравами общества, в котором хочет достичь своей вершины. Но почему все-таки философы говорят о деятельности?

Думаю, потому, что вся предшествующая философия была рационалистической, то есть унаследованной от века разума, как это называлось. Век разума – это время, когда философы пытались понять и воспитать свой разум. Отсюда дикое увлечение всяческими логиками, как науками о правильном мышлении… то есть о том, как должен правильно работать разум. С этого начинает Декарт, и это подспудно живет до сих пор в каждом классическом философе.

Но и у современных философов и у их великих предшественников была исходная ошибка, которую подарил им тот, кого тысячелетия звали без имени – Философ. Аристотель. Создав Логику, в которой он попытался описать работу разума, он вложил в нее соблазн: писать так, будто именно твой разум самый совершенный, и потому тебе дано знать, как думать лучше. И в итоге все логики, которые рождались после него, были учебниками того, как думать, а не описаниями работы настоящего разума.

Описанием работы разума смогла заняться только психология, философы так и не смогли преодолеть болезнь исключительности и собственного великолепия, они все до сих пор в той или иной мере считают себя логиками…

Что в этом плохого?

Только то, что разум не работает так, как предписывает логика. Он работает так, как работает, но как он работает по-настоящему, не знает никто из философов, просто потому, что никто из них не задавался целью изучить это. Да и зачем, когда можно изучить логику?! А логика научит думать даже лучше, чем может разум! В итоге философы знали, как надо думать, но не знали, как это происходит в действительности.

Они как бы не имели простейшего представления об этом, некой основы или исты, говоря по-русски. А значит, улучшали они не ее, а свой собственный разум или разум тех, кого наблюдали и кем были недовольны. Однако и свой разум и разум окружающих философ застает уже сложившимся, то есть имеющим всяческие дополнительные к исте вкрапления, внесенные культурой и историей. В итоге те, кого с детства учили математике, считали хорошим разум, склонный к математике…те, кого с детства учили логике, не понимали, как можно быть нелогичным…

Разум для философов Нового времени всегда был предметом гордости, поскольку он выделял их из серой и тупой средневековой толпы, внутри которой и вызревала научная революция. Именно поэтому он стал орудием исключительности, а не думания. И так до сих пор им и остается.

Когда из философии выделилась психология, она должна была озаботиться тем, чтобы иметь свой собственный предмет, иначе она не соответствовала понятию науки. Иметь в качестве предмета душу психология не хотела, потому что это лишало ее естественнонаучности. Значит, предметом должно было стать нечто, что не хотела изучать философия, но что могло вызвать уважение у других научных сообществ, победивших в битве с Церковью. И психология избрала изучать то, что хоть как-то связано с телом, но раньше относилось философами к душевным проявлениям.

Самой очевидной связкой тела с душевными проявлениями было восприятие. Если подходить к нему строго, оно вообще не относится к психологии, поскольку относится только к телу. Психология, начинающая себя от телесного восприятия, не имеет к душе никакого отношения, и потому оправданно считалась физиологами частью физиологии.

Восприятие, будучи телесным по сути, не более чем развившаяся раздражительность простейших, и поэтому вполне может быть соотнесено с рефлекторной теорией. Но вот хитрость: человек, можно сказать, не пользуется низшим уровнем восприятия. С его помощью он только получает впечатления, но затем перерабатывает их в своем сознании, о чем и писал Кавелин. В итоге вопрос о том, как использовать восприятие, решается не телом, а душой. И мы привычно относим это к душевным проявлениям или к психической деятельности.

Выражение «психическая деятельность» – привычно, и связано оно с понятием «деятеля», то есть того Я во мне, что осуществляет все эти действия. Именно оно и отразилось в том, что Кавелин говорит о деятельности нравственной.

Однако это не весь взяток, что можно взять из истории психологии и философии.

Век разума, то есть время господства рационалистической философии, приучило философов верить, что они действительно знают, что такое разум. В итоге, о чем бы происходящем в сознании ни говорил философ, он знал, что говорит о разуме и о «деятеле», который за ним стоит. Следовательно, для классического философа, что бы ни происходило в его «голове» – это деятельность разума. Итогом этой связки оказалось то, что философы перекрыли себе возможность понять действительность, а выражение «деятельность» прочно связалось в общественном сознании с разумом.

Мы можем уверенно говорить: если речь идет о деятельности, значит, она – о разуме.

Что я имею в виду, говоря, что философия перекрыла себе возможность понять действительность? А то, что работа сознания не так проста, и что в нем есть кроме разума еще кое-что. И это знал народ, и можно было заметить самому, позволь себе кто-то из философов понаблюдать за тем, как он думает, действует и ведет себя. Но философы не видели этого, потому что их внимание было улучено логикой. Философ, наблюдающий за собой, непроизвольно наблюдает за соответствием происходящего законам логики. Для такого наблюдения нужен психолог.

Но психологи тоже не сделали этого наблюдения. Не знаю точно, почему. Наверное, побоялись вторгнуться на поля философии, – они ведь очень воспитанные и правильные ребята. А может быть, потому, что научное мировоззрение в изрядной мере мировоззрение шарлатанов и плутов, которые хотят убедить народ, что он должен оплачивать их досуг. А для этого надо доказать, что все народное – глупо и смешно, и лишь наука научит простых людей, как им жить и как стать умнее.

Поэтому наука, особенно во время своего бурного завоевания мира в девятнадцатом веке, старалась искоренять все народные знания о действительности, объявляя их суевериями и мракобесием. А светом считала только свои самые передовые открытия. Мы прекрасно знаем, как смешны сейчас эти «самые передовые» открытия той поры. Я это не раз показывал в своих книгах. И мы можем представить, как смешны будут открытия нашей поры через сотню-другую лет, если Земля протянет столько под научным игом…

Но это не важно, важно лишь то, что ученому стыдно и предосудительно прислушиваться к народу. А между тем ученые знают лишь слова разум и мышление, а народ использовал множество родственных понятий, говоря о том же самом. Любой ученый, конечно, тоже знает эти слова, поэтому, когда я их перечислю, может показаться, что я возвел на науку напраслину. Но не путайте бытовое знание языка, которое есть у любого ученого, с научными терминами, то есть с понятиями, которые использует наука.

Так вот, наука знает разум, рассудок, мышление и воображение. При этом разум и рассудок – знает философия. В психологии эти понятия не прижились. Психология знает только мышление и воображение. А поскольку при этом психологам явно не хватает языка для обозначения разума и рассудка, она заимствовала чужое слово интеллект.

А вот народ, говоря о сознании, различает ум, разум, рассудок, мышление, мудрость, глупость и неглупость, дурь, толк, воображение, сообразительность и множество дополнительных словечек, вроде мозгов и мозговитости, которые пока можно опустить. И каждое из этих имен содержит за собой рабочее понятие, без которого образ мира был бы неполным. Иначе говоря, народ использует все эти понятия одновременно, как равнозначные орудия, которые должны быть в полном наборе и вовсе не замещают друг друга.

Но этот ряд понятий составляет лишь одну нить, которая соплетается со второй, в которой каждому из них соответствует действие. И разуму тут соответствует деятельность, а вот поведение, которое и составляет суть прикладной психологии, соответствует мышлению.

Я не хочу раскрывать значения всех этих понятий в этой работе. О них надо писать особо. Пока мне достаточно того, чтобы стало ясно: с психологической точки зрения деятельность и поведение совершенно разные понятия, поскольку соответствуют разным частям или состояниям сознания. И мы не можем не различать их или путать, если хотим достичь точной и действенной прикладной работы.

Да и какой я психолог, если не чувствую разницу, скажем, между выражениями: разум думает, значит, думая, я человек разумный. А мышление – мыслит, и значит, мысля, я становлюсь МЫСЛИТЕЛЕМ!

Думать может и дурак, почему ему постоянно советуют: думай, думай, дурачина! А вот мыслить дано не каждому, и это почетно и делает меня исключительным…

Разве за этим нет качественно различных психологических состояний?

Глава 2

Субъективная деятельность

Кавелин не только хорошо образован, в отличие от большинства современных психологов, но как я уже говорил, он психолог, вышедший из философии. Поэтому его язык часто не очень понятен современному психологу, или же понимается из психологии, а нужно бы из философии. Или же он понимается из марксизма…а это значит, вообще не понимается, а узнается.

К примеру, как понять его высказывание, что субъективная деятельность и есть нравственная деятельность? Есть два способа: первый – заглянуть себе куда-то за бровями и попытаться дать определение понятию «субъективность». Второй – прочитать Кавелина. Как я понимаю, если вы – прикладной психолог, то сейчас сделали именно первое. И даже если удержались от определения, у вас должен был быть такой позыв. Хотя бы просто потому, что именно в этот миг у вас в руках нет книги Кавелина, и значит, второе вам недоступно.

В действительности мы не можем не исполнять подобных упражнений, которые нам предлагают, как не можем не думать о Белой обезьяне. Разум сам бросается искать ответы на вопросы, которые идут извне, почему они и кажутся мотивами нашей деятельности. Самое большее, на что мы способны, когда нам делают подобное предложение, – быстро поймать себя за хвост и запретить туда смотреть. Но попытка уже сделана… Вы попытались дать определение субъективности и либо сделали это, либо отказались это делать.

Если бы я писал книгу для философов, я бы ограничился именно этим – определением понятия. Но я пишу для психологов, психологи – это те, кто должен обеспечивать другие науки исходным материалом для их исследований, поэтому они должны видеть глубже. И поэтому я хочу предложить вам, если вы прикладной психолог, конечно же, еще одно упражнение: скажите, когда я просил вас дать определение понятию «субъективность», что вы пытались сделать?

Подскажу. У вас был выбор: вспомнить определение «субъективности». Найти его в одном из словарей. Попытаться дать его самому. Вообще не давать определения, а рискнуть поглядеть в себя и просто описать то, что вы ощущаете собственным понятием о субъективности.

Что же вы делали: занимались определением понятия «субъективность» или же пытались понять, о чем идет речь, когда говорят о «субъективности»?

Для философа, который работает со знаками понятий, может быть и достаточно определения. Но для психолога, особенно прикладного, этого чертовски мало. Никто не будет платить ему деньги за то, что он ловко дает определения. Ему будут платить за то, что он помог в решении жизненной задачи. Значит, он должен понимать, о чем идет речь, когда говорят о субъективности. Или чем-то еще ином.

И уж тем более он не имеет права ограничиться своим университетским понятием о субъективности, когда ее поминает такой большой психолог, как Кавелин. Кавелин пишет свои работы до марксизма и чрезвычайно продуманно, поэтому, говоря: «субъективная деятельность», – он отдает себе отчет, что использует заимствованное из науки имя, чтобы назвать нечто, что существует без имен и есть у каждого. И он это нечто видит и понимает. И даже описывает, чтобы было понятно, что такое «субъективная деятельность» на взгляд психолога.

Я приведу его описание позже. А пока я бы хотел сделать понятийное отступление и разобраться с тем, что такое субъективность, которая так сильно засорила нашу речь за последние полтора века.

Понятийное отступление

Субъективность

Писать о субъективности скучно, читать еще скучней…а между тем, «на этом рубеже легли и Байрон и Рембо, а нынешние как-то проскочили»…

Попросту говоря, именно психолог должен иметь осознанное и очень определенное отношение к этому понятию, потому что без него он даже не психолог! Почему?

А вспомните университет. И, я думаю, не ошибусь, если предположу, что у вас было как везде: вам строго и определенно внушали, что субъективности надо избегать. Что субъективность – это плохо, а настоящий исследователь должен быть объективным. И вы непроизвольно поняли тогда, что даже научные статьи надо писать как «мы», а не как «я»!

Почему? Почему сообществу психологов так важно исключить субъективность из своей жизни? Думаю, вы и сами понимаете, что это требование действительной научности. Настоящая наука может быть только объективной, потому что только так можно избежать ошибок субъективности. Субъективным оценкам нельзя доверять…

Что это значит? А то, что задача «подлинной научности» – вызывать доверие у тех, кто оплачивает существование науки. Очень похоже на задачу шарлатана, которому чрезвычайно важно мнение общества о себе. От этого мнения зависит его преуспеяние в жизни.

Психология, как экономическое предприятие определенного сообщества, – дело шарлатанское, именно поэтому и идет вся битва за объективность. И началась она тогда, когда психологи почувствовали, как сильно преуспели в обществе те науки, что объявили себя естественными. Именно тогда они избрали примкнуть к сообществу победителей и стать пусть малым, но среди важных. Вот тогда пролег тот рубеж, на котором ложились все, кто жил душой, а проскакивали только ничтожества…

Почему так жестко?

Да потому что, если говорить кратко и просто, как душа просит, субъективность в психологии – это признание души. Объективность – отказ от этой «гипотезы» и признание человека лишь биологической машиной. Исключить субъективность, использовать в исследованиях лишь измерения и статистику, не давая воли собственным чувствам и оценкам – это и есть работа с тем, что относится только к телу.

Иначе говоря, заявив о том, что будут объективными, сообщество психологов сменило предмет своей науки – выкинуло психологию и стало еще одной наукой о теле, разделом физиологии.

Все, что изучает Объективная психология, не имеет отношения к душе, а значит, совершенно бесполезно в работе прикладного психолога. Это нужно только затем, чтобы получить диплом и с ним допуск, разрешение работать психологом. После того, как это сделано, Объективную психологию надо выбросить и заняться делом.