Введение в прикладную культурно-историческую психологию

Как сознательность представляет высшую степень сосредоточения психической жизни, так и мотив, неразрывно связанный с сознательностью, может зарождаться только в стремлениях и наклонностях личной, индивидуальной природы и жизни человека» (Там же).

Если вспомнить, что Кавелин уже разделил предмет психологии на две части, которые условно можно отнести к телу и душе, то теперь он вносит еще деление в ту часть нашей науки, которая относится собственно к душе.

Начинается это от наблюдения: впечатления, прямо сейчас приходящие в наше сознание из внешнего мира, действуют сильно. Настолько сильно, что мы готовы сорваться с места и наделать глупостей, которые нам самим покажутся странными, имей мы время подумать. Это есть, но это не значит, что при этом впечатления и возбуждения, идущие из внешней среды, действуют напрямую, подобно рефлексам. Они все равно проходят в ту часть сознания, в которой осознаются, понимаются, осмысляются и передаются на исполнение. И мы в любом случае совершаем выбор: сорваться с места и действовать, или поймать себя, успокоить и заставить подумать…

Подумать – это обработать новые впечатления с помощью тех образов, что хранятся уже в нашем сознании как итоги жизненного опыта, соотнести с ними и превратить в задачу, которую решит наш разум. Для этого надо превратить все части задачи в однородные, чтобы их можно было соотносить, – вот в чем заключается «обработка новых впечатлений». Прикладник должен, условно говоря, просто глазами видеть, как происходит эта «обработка» впечатлений в сознании обратившегося к нему человека.

«Не различая бессознательной, полусознательной и вполне сознательной деятельности, мы нередко смешиваем мотив с впечатлением или внешним толчком; но это большая ошибка.

Мотив зарождается внутри нас, вытекает из нашей индивидуальной природы и принимает в сознании определенный, формулированный образ, материалом для которого служит то, чту поступило в сознание, стало для него доступным. В сознании, стремления и наклонности человека преобразуются в намерения и цели, подбирая из накопленных в сознании данных те, которые всего ближе к ним подходят, более всего им соответствуют» (Там же, с. 926–927).

Вот это и есть описание «обработки», которую совершает наше сознание со всеми имеющими для нас значение впечатлениями.

В сущности, впечатления оказываются лишь внешним толчком, разрешением действовать, поскольку являются знаками сложившихся условий, то есть условий, позволяющий осуществить то или иное намерение, решить одну из хранящихся в глубинах нашего сознания задач.

Например, вы увидели лоток с горячими пирожками, подошли, купили и съели один. Почему? Потому что увидели пирожки? Нет, либо потому, что были голодны, либо потому, что в вашем сознании жила мысль о том, что, увидев пирожки, надо их есть. Мотивом, то есть побуждением в Кавелинском смысле, была эта скрытая в сознании цель. Мотивом в Леонтьевском смысле был лоток с пирожками.

Однако, добираясь до лотка, вы пропустили несколько десятков киосков и магазинов с другими продуктами и даже не помните о них. Значит, все эти внешние «толчки» не были действительными побудителями к действию. Сработало только то, что ответило на ваш внутренний запрос и стало решением уже заготовленной задачи. Мотив или побуждение – это внутреннее содержание нашего сознания.

Живет оно в виде цели, а воплощается, сращиваясь с внешним впечатлением, которое узнается как подходящее, в Образ, точнее, в Образ действия, ведущий к цели, которым задача и будет решена. Мотив – это некая предрасположенность, живущая во мне до тех пор, пока я не обнаружу подходящие для ее осуществления внешние условия.

«Одновременное существование в человеке самых разнообразных предрасположений, наклонностей и стремлений, преобразующихся в сознании в цели и формулированные задачи, предполагает, с одной стороны, общую всем им среду, в которой они, несмотря на всё их разнообразие, приводятся, так сказать, к одному знаменателю, как разнообразная пища в желудке, а с другой – возможность сопоставления различных стремлений и наклонностей, и следовательно, их взаимные столкновения и борьбу.

Общая всем им среда есть, как мы видели, так называемая сознательная деятельность, которая нейтрализует внешние побуждения и впечатления и в то же время превращает предрасположения и наклонности человека в определенные формулированные цели» (Там же, с.927).

Вот самое общее теоретическое описание устройства сознания. Его еще надо разворачивать и уточнять, но основа заложена. А вот описание его работы, так сказать, механика:

«Что касается столкновения и борьбы мотивов, то это факт бесспорный, общедоступный, едва ли кем не изведанный по собственному опыту. Борьба эта решается по законам механики: который мотив сильнее, тот и одерживает верх над другими и формулируется в цель и задачу, которая разрешается действием или поступком.

В таком преобладании более сильных мотивов над слабыми есть нечто роковое, неотразимое. Моралисты не могут примириться с таким неизбежным исходом столкновения мотивов и указывают на разные средства, которые будто бы имеют силу и власть отвратить его. Тщетные усилия!

Против него нет ни заклинаний, ни чар. Единственное средство отклонить нежелаемые фатальные последствия борьбы мотивов – это изменить взаимные отношения самих мотивов, усилить одни, ослабить другие, словом, изменить условия их борьбы» (Там же, с. 927–928).

Это азы всей прикладной психологии. Чтобы почувствовать, как механически один мотив, то есть одно побуждение, побеждает другой, поставьте себя в условия задачи, которую решали многие философы, писавшие о свободе воли, – вообразите себя Буридановым ослом. То есть представьте, что вам надо сделать выбор между куском пищи и глотком воды. И вы очень скоро поймете, что одно из побуждений возобладает с механической неизбежностью, зависящей от того, чего вы хотите сильней: есть или пить.

Но это простая задача в рамках телесных потребностей.

А прикладная психологическая работа начинается после них, в царстве душевных задач. Там все очень похоже, вот только часть побуждений можно изменить, а часть просто убрать, вычистив из сознания. Но это уже совсем другой разговор.

Заключение нравственности

Мир, в котором мы живем, мир, избранный нашей душой для решения ее задач, это не природа. Мы живем в мире-природе лишь в самом раннем детстве, когда даже людей способны видеть как природные явления.

Однако довольно скоро люди выделяются из той общей и нерасторжимой целостности, которой является мир, и ребенок начинает понимать, что люди живут сразу в двух мирах: природном и воображаемом, который зовется обществом. Он познает общество сначала как семью, дом, потом как двор, улицу, но постепенно этот второй мир разворачивается для него на все человечество, и он понимает, что даже человечество не исчерпывает этого мира, потому что люди умудряются спрятать внутри него свои явные и тайные мирки, которые мы можем называть сообществами…

Мир-природа требует от человека одного – разума. Если ты научился думать, ты выживаешь в нем.

Миры-общества гораздо хитрее, и каждый заставляет подбирать ключик под себя, ключики эти поведенческие. Чтобы мир-сообщество раскрылся и впустил тебя, нужно показать, что ты свой. Часто за вход надо платить, как платят за высшее образование, и деньгами и душой. Затем, уже находясь внутри, чтобы мир принял тебя и позволил выживать, требуется вести себя весьма определенным образом, а именно таким, как предписывают нравы этого сообщества.

Так рождается нравственное поведение.

Оно начинается с семьи, хотя мы и не осознаем, что дома ведем себя нравственно, – уж слишком привыкли и считаем, что такое поведение – это просто обычное поведение. Да, это обычное поведение, но обычное поведение – это именно нравственное поведение.

Мы понимаем это лишь тогда, когда попадаем в иные культуры и осознаем, что дома тоже можно вести себя по-разному. И проявляется это в том, что мы оцениваем чужое поведение, выставляем ему свои оценки. К примеру, у русских средней полосы и севера принято обращаться к родителям на ты, у тех, кто ближе к Украине, на вы. Южные русские считают северных грубыми из-за того, что они обращаются на ты к родителям. Северные же считают, что это лишь признак глубинного внутреннего родства и ответно оценивают южных как лицемеров: обращается-то на вы, а сам не заботится о собственных родителях…

Оценки, оценки, оценки… хорошо-плохо, хороший мальчик, плохой мальчик…это всего лишь нравственность, управляющая поведением. Зачем? Чтобы можно было хоть как-то ужиться и выжить. Да еще, быть может, чтобы научиться выживать в мирах более тонких и духовных, чем Земля…

Если мы хотим стать прикладными психологами, мы должны овладеть психологией поведения. Но психология поведения – это всегда наука о нравственном поведении. Иного поведения не существует. Просто потому, что вне общества мы вообще не ведем себя. Мы живем и действуем в природе целостно, как живут и действуют животные: разумно, но не нравственно. В природе ты один на один с миром как с задачей выживания. В обществе ты всегда посреди толпы, где каждый встречный такая задача.

Поэтому прожить жизнь в обществе – не поле перейти. Сквозь толпу надо вести себя очень и очень осторожно, потому что за ошибки убивают. Не всегда телесно, ведь сообщества – это духовные миры. Поэтому в них чаще убивают не тело, тела из них лишь изгоняют. Но это изгнание звучит как: чтоб твоего духу здесь не было! Иными словами, это та же смерть, только для духа. Ибо мы умираем и в этом мире, когда наш дух покидает его.

Нравственное поведение – это самая суть прикладной психологии. Поэтому я выделяю рассказ о нем в особый раздел.

Часть шестая

Нравственное поведение

Я продолжу свое исследование на основе все тех же «Задач этики» Кавелина. Он посвятил нравственному поведению несколько глав, назвав в них слишком много существенных психологических черт нашего поведения, чтобы можно было позволить себе упустить это, затеяв говорить все заново. Он – основоположник прикладной культурно-исторической психологии, и если я смогу сказать о ней что-то свое, то добавляя к заложенной им основе.

Разговор о нравственном поведении Кавелин ведет, начиная с четвертой главы «Задач». В самом начале он подводит итоги тому, что раскрыл в предыдущих главах, как психологическое основание поведения. Из этого основания буду исходить и я.

«Мы видели выше, что отличие человека от остальных животных состоит в том, что он действует по сознанным мотивам, то есть вследствие побуждений, идущих от него самого, в нем заключающихся и прошедших через его сознание.

Побуждений такого рода великое множество, и они так же разнообразны, как и источники, из которых они возникают. Всякого рода наклонности и потребности, материальные и психические, нажитые и унаследованные, созданные самим человеком или вызванные в нем, сознательно или бессознательно, внешней обстановкой, обстоятельствами и влияниями, могут, пройдя через сознание, обратиться в психические мотивы.

Мы знаем также, что между мотивами те одерживают верх, которые сильнее» (Кавелин, Задачи этики, с.952).

Вот, так сказать, общепсихологическая основа, позволяющая изучать поведение человека. Далее Кавелин самым кратким, но ярким образом показывает, как на этой основе развивается поведение нравственное.

«Если бы на всем земном шаре существовал всего один человек, и он был бесплотный дух, безусловно отрешенный от природы, а между тем, у него были бы мотивы деятельности, то при таких невообразимых условиях человек мог бы беззаветно отдаваться сильнейшему мотиву и безразлично действовать по всевозможным мотивам: в определении их относительного достоинства не было бы никакой надобности.

Но человек есть часть природы, высший из всех организмов на земле, живет между другими живыми людьми, в правильном с ними сожительстве. В интересах своего личного сохранения и существования, он не может без оглядки действовать по первому встречному, хотя бы и сильнейшему мотиву, а вынужден сдерживать одни, усиливать другие» (Там же).

Нравственное поведение рождается сдержанностью и выборами и является, как сказали бы сейчас, стратегией выживания в мире людей. Я бы, правда, добавил, что это стратегия выживания для решения той задачи, ради которой ты пришел. Без этой поправки человека не всегда можно понять, потому что он не ведет себя как общественное животное, по определению американских социологов.

Глава 1

Деятельность и поведение

Главу, в которой Кавелин начинает разговор о нравственном поведении, он начинает с рассуждения о деятельности. И вместо нравственного поведения он тоже говорит о нравственной деятельности. Очевидно, что понятие «поведение» в то время еще не стало психологическим, психологи еще не отличали его от деятельности. И это стоит отметить и задаться вопросом: почему вместо поведения психологи начальной поры говорят о деятельности?

Я думаю, что это связано с тем, что именно во второй половине девятнадцатого века психология выделяется из философии и еще не имеет собственного полноценного понятийного языка. Если вспомнить, то временем рождения научной психологии как самостоятельной науки принято считать 1879 год, год создания Вундтом экспериментальной психологической лаборатории в Лейпциге. 1879 год – это на пять лет позже выхода Кавелинских «Задач психологии» и всего на пять лет раньше «Задач этики». Иными словами, Кавелин творит прямо во время Начал.

И поэтому он использует тот язык, что был принят у философов, пишущих о душе, но делает переходы к собственному языку психологии. И это чувствуется в его работе. Вот исходное определение, которое я поясню дальше:

«Субъективная деятельность и есть нравственная; субъективные идеалы – нравственные идеалы. Учение о нравственной деятельности и нравственных идеалах есть учение о нравственности или этика.

Нравственность и знание ведут человека разными путями, к одной и той же главной, последней цели – возможному его удовлетворению и благополучию» (Кавелин, Задачи этики, с.957).