– Юрец, блядь. Выкинь ты свои апельсины.
– Да хрен там, а вдруг я решу их съесть?
Я потянулся вглубь и обогнул гору, что свалил Юрец.
Самый зеленый апельсин лежал в моей руке. Я ослабил хватку, и он упал на пол.
– Ну все, Юрец. Пора с этим завязывать.
Я выкидывал по одному апельсины на пол, а Юра прижался к моим коленям и выл.
– Сак, не выкидывай. Это мое сокровище! Я их полгода копил!
– Юрец, ты понимаешь, что еще чуть-чуть и они протекут на наши шмотки?
Юра кинул взгляд вниз шкафа.
«Вот блядь!» – подумал я, но делать что-то с этим было уже поздно.
– Сак-Сак, а че это ты остановился? – Юра потянулся за граненым стаканом, что лежал внизу. Он ухватился за стакан и швырнул его на пол. Тот разбился. – Ты сам-то не перебарщиваешь с количеством стаканов в нашем шкафу?
Был за мной такой грешок. Я выходил из столовой со стаканом чая и, допив, решал не возвращаться. Вот и складывал время от времени стаканы в самый низ. Обувь мы не меняли, а значит, нижние полки были без особой надобности. Я совсем забыл про эти стаканы. Ну ниче. Не кинет же он еще один. Я снова выбросил на пол апельсин. В этот раз совсем гнилой. Он упал и растекся по бетону.
Юра посмотрел на меня искоса и швырнул еще один стакан. Разбился.
Мы так и стояли, выбрасывая из шкафа хлам. На шум прибежала Татьяна Александровна и замерла в немом ужасе. Весь пол был улит гнилью и усыпан стеклом. А у шкафа стояли я с Юрой. Юра был чуть ниже и пытался освободиться от моих ладоней, которыми я намеревался его придушить.
– Я отчислю вас задним числом, если сейчас же не приберетесь здесь! И даже знать не хочу, откуда это стекло и эти долбаные апельсины!
Суровая женщина чуть охладила наш пыл. Я уж было намеревался покончить с такой бедой, как Юра, облегчив его мучения в этом мире. Мы немного постояли, глядя на кучу, что устроили посреди коридора, а после решили, что нужно убраться тут.
Я положил в шкаф свою ветровку, а когда обернулся – Юрца уже не было.
– Вот же сука! – крикнул я и хлопнул дверцей шкафчика.
Слева от меня стояла Романова, скидывая свои вещи на пустую верхнюю полку ящика по соседству.
– Нет, Аксаков… вы оба ебланы.
Добывать школьные шкафчики научил ее я. Вот только я не понял, почему она оказалась в соседнем.
Глава 8
Аксаков и отец
– Да? – я поднял трубку.
– Алло, сына?
В динамике отчетливо было слышно пьяный голос отца.
– Да, я. Что-то случилось?
– Да нет… – повисло долгое молчание. То ли он думал, есть ли у звонка причина. То ли пытался понять – зачем она мне.
– Как дела?
– Да нормально, – вдруг оживился голос, который я не слышал уже очень много времени. Настолько много, что у меня даже номера телефона его нет. – Мать звонила. Говорит, что ты на права сдал.
– Да.
– Что ж. Эт хорошо.
– Ага…
Мне никогда не было настолько некомфортно. Этот диалог был не просто натянутым. Он был как первая струна, что режет пальцы, собираясь лопнуть от натяжения. Звон: писклявый, протяжный, рвущийся из динамика в моменты молчания. Я хотел положить трубку, чтобы не испытывать этого чувства.
– Ну так че, можт приедешь?
– Зачем?
– Ну как зачем… – он на секунду задумался. – Мать твоя взбучку мне устроила. Просила помочь хоть чем-нибудь.
– А… Понятно…
– Ну так че? Приедешь?
– Не знаю, посмотрим, как получится.
– Да тачку я тебе отдать хочу. Хуль ты мямлишь-то? Ты что, настолько не хочешь ко мне ехать?
– Блядь. Заебал, скидывай адрес.
– Скидывать? Записывай давай! – На долю секунды я почувствовал, как разрядилась атмосфера.
Я не знаю, что он за человек. Он про меня тоже ничего особо не знает. Мать хоть и сдает ему все мои явки, пароли, достижения, но тоже ничего дельного не доносит.
На следующий день я уже ехал к нему.
Час на автобусе, потом электричкой еще час. И пару километров пешком. Мать хоть и отговаривала, но была вполовину менее настойчива, чем обычно. У нее тоже была надежда, что отец, пусть даже таковым является лишь косвенно, но сделает хоть какое-то подношение. Тачку он отдать решил…
Я еду и жду подвоха. Потом иду и тоже жду подвоха. Сворачиваю на нужную улицу, жду подвоха, но в глубине души надеюсь на лучшее. Даже «копейка», «пятерка», «шестерка», да что угодно из старого говна, но мне подойдет. Лишь бы ехало.
Я постучал в высокие синие ворота и только потом нашел маленькую кнопочку дверного звонка. Протяжный звон разбудил собак, и они начали лаять что есть сил.
К собакам у меня смешанные чувства. Лают – плохо. Не лают – сойдет. Главное, чтобы не кидались на меня.
Звук обуви не по размеру шарканьем приблизился к двери. Щеколда щелкнула, и я был готов увидеть отца.