Но открыл не он.
– Здравствуйте, – обратился я к женщине чуть старше средних лет.
Она не ответила. Рожу скривила и пошла в сторону дома. Большой двор зарос травой и сорняками, а местами валялись собачьи кучи. Все в таком запустении, что я и представить не мог. Окна в доме недосчитывались стекол. Шифер зеленый от мха, а штукатурка местами осыпалась, обнажив кладку.
– Ну здарова! – прохрипел седой старик, которого я даже не узнал. Он сидел на лавке у входа и, как только его жена скрылась в потемках внутреннего двора, достал бутылку водки. – Будешь?
В любом другом случае я не отказался бы.
– Нет. Я как-то не фанат.
– Это хорошо. Ну садись, что ли.
Я сел на лавку и достал сигарету. Все ждал, когда же он начнет говорить хоть что-то дельное. Я столько лет его не видел, а он просто глушит при мне водку. И молчит. Морщится иногда. И то не всегда.
Мне надоело сидеть и смотреть на это. Это было максимально некомфортно.
– Ты… Хуй с ним, че там с машиной?
– Ну ты даешь. Столько лет не виделись, а ты сразу так.
– Ты молчишь. Водочку вкусненькую попиваешь. Ты ведь и так все знаешь, наверное.
– Ну в целом-то да.
– Ну вот. Если что интересно – спрашивай.
А я спрашивать не буду. Я и так все вижу. Годы беспробудного пьянства превратили мужика, полного сил, в старого дряхлого алкаша, что даже сыну дверь открыть не может. Вся его жизнь стала дряхлой и старой. Жена, что стара не по возрасту, дом, что осыпался. Даже в заросшем дворе нет признаков здоровой жизни.
– Ты же школу заканчиваешь, да?
– Ага.
– Куда поступать будешь? Не в техникум же?
– Конечно, нет. Я же не просто так одиннадцать лет учился. Поступлю в универ. Не знаю, правда, в какой.
– Да хуйня это все.
– Не понял.
– Универы эти ваши и прочее. Я в твои годы сходил в армию, а потом работал. И ниче, хорошо жил. Ты пока учишься – мог бы заработать неплохо.
– Я пока в армии – тоже мог бы заработать. Но ты про это не сказал.
– Нет, ну в армию – это надо.
– Как скажешь, – решил я закончить диалог. Чует сердце, что ничем хорошим он для меня не кончится.
– Слушай… – я вдруг понял, что не могу назвать его отцом. – Так где машина-то?
– За домом, – он махнул рукой, давая понять, что не хочет идти вместе со мной.
Я встал и обогнул внутренний двор, обшитый досками. И перед моими глазами предстала машина, которую я так отчетливо помнил. Помнил не такой.
Передние стекла выбиты и осыпались в салон. Слой пыли и грязи въелся так плотно, что уже стал частью кузова. Гнилые арки, гнилые пороги. Черный сменялся рыжим, пусть и без сквозных дыр. Спущенные колеса и потрескавшаяся резина.
Я долго ходил вокруг, удивляясь, как такой прекрасный автомобиль превратился в это.