Ключ к убийству

– В последнее время вы не наблюдали ничего необычного или подозрительного? Никаких посторонних лиц в подъезде или на улице рядом с входной дверью? – вздохнул Басель.

Женщина поспешно покачала головой.

– Ваш сосед месье Седу ни с кем не ссорился? Его квартира совсем рядом, вы могли слышать что-нибудь, что привлекло бы ваше внимание, – не отставал Басель.

– Нет-нет, – все так же быстро ответила Ирэн.

– А в котором часу вернулся ваш муж? – задал следующий вопрос Басель. – Он тоже ничего не слышал в эту ночь?

– Его рейс приземлился в аэропорту Шарль де Голль в шесть утра. Дидье поймал такси и добрался до дома около восьми, – пожала плечами Ирэн, – так что это исключено.

– Понятно, – кивнул Басель и, вытащив из кармана куртки слегка помятую черно-белую фотографию, протянул ее женщине. – Посмотрите, пожалуйста. Вы не находите знакомым этого человека? – Ирэн кинула на глянцевую поверхность быстрый взгляд и отрицательно покачала головой. Она даже не взяла фотографию в руки. Ничего не сказала об отвратительном качестве снимка и о том, что по такому изображению, строго говоря, невозможно никого опознать. Она не сделала ничего того, что делали до нее практически все жильцы, и Баселю сковало позвоночник от знакомого чувства. Женщина лгала. В это мгновение за ее плечом произошло непонятное движение, и в дверном проеме нарисовался темнокожий мужчина с идеально проработанным обнаженным торсом.

«Интересно, он всегда ходит без рубашки?» – подумал про себя Басель, безошибочно опознавая в мужчине с давним переломом носа боксера Дидье Дассини. Женщина крупно вздрогнула и поспешила улыбнуться мужу.

– Мы тебя разбудили, милый? – сказала она неестественно веселым голосом. – Это следователь из полиции. Он здесь по поводу убийства Ксавье Седу. – Звучало так, словно она просила у мужа прощения за совершенное так не вовремя убийство. – Извините, не помню вашего имени, – повернулась она к Баселю, и тот снова почувствовал холодок лжи. – «Врешь. Ты прекрасно помнишь мое имя, а весь этот спектакль ради ревнивого мужа».

Дидье Дассини хмуро глянул на Баселя и, не поздоровавшись, повернулся к жене.

– Ты же говорила, что ничего не слышала и ничего не знаешь? – недовольно спросил он у нее.

– Вот именно об этом я и говорила месье полицейскому, – с готовностью подтвердила Ирэн, с подобострастной улыбкой заглядывая в лицо супруга.

– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – недовольно поинтересовался невыспавшийся боксер у Баселя, и тот протянул все тот же черно-белый снимок.

– Вам случайно не знаком этот человек? – поинтересовался он у Дидье. Тот взял снимок и, бросив на него взгляд, недовольно хмыкнул.

– Как тут вообще кого-то можно узнать? Вы сами этот снимок видели? Вот вы бы узнали кого-то по такому фото? – обрушился он на Баселя. – Я надеюсь, теперь у вас все? – сунул он фотографию обратно в руки полицейского.

– Теперь все, – с улыбкой подтвердил Басель, – всего вам доброго. – И, блеснув сережкой в ухе, легко сбежал вниз по лестнице.

* * *

– Выходит, Ирэн Дассини врет? – задумчиво побарабанил пальцами по столу Франсуа и, проследив за взглядом Баселя, передал ему обещанный сэндвич.

– По крайней мере, наверняка что-то недоговаривает. Может, что-то случайно видела. Или сама опрометчиво впустила постороннего в подъезд, толком не расспросив, а узнав о происшествии, испугалась, – хищно разорвал целлофановую обертку Басель и, прежде чем приступить к еде, ненадолго задумался. – По мне, так эта Ирэн Дассини – классическая жертва. Она явно боится мужа. Забавно, что такие типы женщин раз за разом выбирают себе в партнеры отъявленных садистов, словно специально нарываются на неприятности.

– Да уж, обхохочешься, – пробурчал Франсуа, почесывая подбородок и подумывая, не отрастить ли для солидности бороду.

– Уверяю тебя, она встала с постели до того, как самолет мужа приземлился, чтобы привести себя в порядок и приготовить вечно недовольному супругу завтрак. Пусть сказки не рассказывает, никакого снотворного она не пила и уж тем более не вставляла в уши затычки – боялась будильник проспать, – выдвинул предположение Басель, – а значит, не могла не слышать, как полиция соседскую дверь выламывает. Ей определенно есть что скрывать.

– Дидье Дассини… Очень знакомое имя, – пробормотал Франсуа.

– Еще бы, – хмыкнул Басель. – Тот еще тип. Боксер он, к слову, так себе, но то, что шесть лет назад его первая жена выдвинула против него обвинения в изнасиловании и нанесении тяжких телесных повреждений, – это факт общеизвестный. Он ее здорово отколошматил, когда она подала на развод, кажется. До суда, насколько я помню, дело не дошло. Но ему пришлось выплатить своей бывшей солидную денежную компенсацию. Так что есть о чем задуматься. – Он замолчал, глядя куда-то поверх плеча напарника. – Но меня больше волнует не это. Я хочу знать, куда же этот тип с записи делся, – Басель кивнул в сторону нечеткой фотографии. – Я обшарил весь подъезд. Черного хода там точно нет. На камерах его повторное появление не зафиксировано. Так как он вышел?

– А что говорят остальные соседи? – поинтересовался Франсуа.

– Там все чисто, – махнул надкусанным сэндвичем Басель. – В доме четыре этажа, по две квартиры на лестничной клетке. Одна из квартир – та, что над Седу, – пустует, ее месяц назад выставили на продажу. Во второй квартире на этом этаже живет какой-то крупный финансист – очень недовольный, кстати. Ему убийство романтический вечер с его новой пассией обломало. На третьем квартира убитого продюсера и супругов Дассини. В квартире под Ксавье живет бабка, которая вызвала полицию. Ее соседи напротив – семья с двумя детьми. Еще одна семья, тоже с двумя детьми, живет на первом этаже. И последнюю квартиру в подъезде занимает бывший ресторанный критик. Но ему восемьдесят три, и он передвигается на инвалидной коляске.

– Сиделка имеется? – заинтересовался Франсуа.

– Сиделки меняются посменно, – неохотно признался Басель. – Ту, что дежурила в ночь убийства, я не застал.

– Найди и расспроси, – распорядился Франсуа. – Да и всех не вызывающих подозрение соседей тоже пробивать придется. Но сначала нужно разговорить эту Ирэн Дассини. Она определенно что-то скрывает. Поэтому вызывай ее сюда для официальной дачи показаний и проследи, чтобы ее не вполне адекватный муж не присутствовал. Допрашивать будем вдвоем. Пока это наша единственная зацепка. Дальше, завтра нужно опросить всех участников группы «Панацея». И еще, ты можешь нажать на ребят, чтобы поторопились с отчетом с места происшествия? – Басель задумчиво кивнул и поерзал на стуле, выразительно взглянув на часы.

– А… – сообразил Франсуа, – малышка Жюли Лернон? – Это не было вопросом. Басель гаденько ухмыльнулся и развел руками.

– Можешь считать это сбором информации, – осклабился он. Франсуа обреченно кивнул. В любом случае на часах было уже десять, и задерживать напарника только потому, что он сам сегодня спать не собирался, было бы свинством.

– Иди, – пробурчал он, – развлекайся. – Но стул напротив него уже опустел. Франсуа вздохнул и повернулся к компьютеру.

* * *

Наступило самое любимое время Франсуа. Часы, когда он наконец мог побыть наедине с собой и спокойно погрузиться в работу. Как ни парадоксально, вопреки сформированному кинематографом неверному стереотипу о буднях полицейских, работа Франсуа по большей части состояла не из эффектных погонь и задержаний с перестрелками, а из банального сбора и кропотливого анализа информации. И именно в умении увидеть в ворохе разнообразных фактов, документов, цифр нужное и сделать правильные выводы – и был залог успеха. Франсуа надеялся непременно получить всю необходимую документацию по делу завтра, а сейчас… Он зашел на страницу YouТube и набрал в строке поиска «Панацея», «концерт», «Лондон». Соединение в такой час было отличным, и, моргнув, экран выдал огромное количество роликов, некоторые из которых были сняты на телефон. Напротив самого верхнего стояла цифра с количеством просмотров. Франсуа присвистнул – больше пятнадцати миллионов – и щелкнул по кадру мышкой. Маленький кабинет тут же наполнили рев возбужденной толпы и звуки гитар. Франсуа убавил звук и погрузился в созерцание.

Лондонский концерт в The О2 Arena поражал воображение. Французские рок-группы редко становятся событием в мировой музыкальной индустрии, но к группе «Панацея» это не относилось. Многотысячная толпа поклонников ревела, приветствуя четырех музыкантов на сцене. На переднем плане стоял Ангел. Он был облачен в черную футболку и такого же цвета узкие кожаные джинсы, подчеркивающие каждый миллиметр стройного тела. На его шее поблескивало несколько массивных подвесок. Кисти рук были обвязаны какими-то разноцветными платками, а поверх них схвачены массивными кожаными браслетами в заклепках. Тяжелые армейские ботинки завершали образ. Анжело стоял неподвижно, обхватив стойку микрофона обеими руками и опустив голову. Тело при этом едва заметно подрагивало в такт ритму гитарного вступления. Переждав первые аккорды, он повел головой и поднял к толпе бледное лицо. Капли пота в свете софитов блестели на висках, косметика размазалась вокруг глаз, пряди волос прилипли к влажному лбу. И никаких идиотских улыбок.

Анжело прижал микрофон к губам и издал низкий глухой стон. Толпа зашлась криками в исступлении. Франсуа почувствовал дрожь, прошедшую сквозь все тело. Он уже забыл, каково это – стоять в беснующейся толпе, когда гитарное соло, многократно усиленное колонками, пронзает тебя насквозь и отдается мощным вибрато в кончиках пальцев. Он и сам пробовал себя в качестве музыканта и теперь должен был отдать должное – человек на сцене был создан для того, чтобы стоять там. Анжело поднял руку, и новый вой толпы вознесся под купол концертного зала нереальными децибелами. Он повелевал публикой. Зрители, все до единого, были в его власти. Его тело приходило во все большее движение. Теперь он ощутимо передергивал плечами в бешеном ритме, задаваемом Жераром Моро за ударной установкой. Наконец, одновременно с началом первого куплета, Анжело дернул микрофон вместе со стойкой и, приникнув к нему, словно к губам возлюбленной, начал петь. Франсуа отметил, что голос певца со сцены звучит гораздо ниже, чем в комнате допроса. Да и от ребяческой манеры поведения не осталось и следа. На экране детектив видел совсем другого человека. В нем не было ничего наигранно-мальчишеского, искусственного, детского, наносного. Он был настоящим. И опасным. Излучающим агрессию, отчаяние и секс. Словно в подтверждение этой мысли, Анжело, повинуясь музыке, закинул голову назад и провел руками по бедрам, туго затянутым в кожу. Даже на видео нетрудно было разглядеть намечающийся стояк. Публика взревела. Камера сместилась на передние ряды зрителей и выхватила из толпы пару перекошенных лиц со ртами, открытыми в истошном крике восторга.

Темп нарастал. Голос Анжело то опускался вниз, то взмывал вверх, то срывался на яростный хрип. Руки цеплялись за стойку микрофона, потом взмывали в разметавшиеся волосы. Рядом с солистом плечом к плечу терзал гитару Нино Тьери, тоже взмыленный и охваченный всеобщим экстазом. Оливье Робер, чуть поодаль, выглядел более спокойным, хоть и изображал из себя страстного гитариста. Начался проигрыш. Анжело, как ужаленный, подпрыгнул на месте и завертелся, словно волчок вокруг своей оси. Затем вернулся к краю сцены и, схватив микрофонную стойку, оседлал ее так, что микрофон оказался у него между ног. Толпа ревела. Оператор выхватил крупным планом лицо Анжело. Франсуа, содрогаясь, увидел, что глаза фронтмена абсолютно пусты и черны. Словно два зимних колодца. Тем временем, отбросив стойку вместе с микрофоном в сторону, Анжело схватил гитару Нино и потянул ее на себя, принуждая того наклониться вперед. Чтобы не упасть, Тьери нырнул головой, и Анжело тут же воспользовался этим, чтобы сдернуть ремень гитары с шеи гитариста. Нино, освобожденный от инструмента, едва не упал навзничь, а Анжело, не обращая на него ни малейшего внимания, уже накинул себе на шею ремень гитары и выдал соло.

У Франсуа вспотели ладони. Когда-то он считал себя неплохим гитаристом, но то, что вытворял Анжело, не входило ни в какие рамки. У парня были практически аномальные способности. Он правой рукой производил серию бэндов и глиссандо, а левой тем временем регулировал переход от высоких к басовым тонам. Мозг Франсуа зафиксировал, что Анжело, видимо, одинаково хорошо владеет как правой, так и левой рукой, что бывает у переученных левшей. Толпа в зале неистовствовала. Оливье Робер и Жерар Моро умело поддерживали эту блестящую импровизацию. Анжело задрал голову вверх и, уйдя в невозможно высокую ноту, одним движением сдернул с себя гитару, обхватил ее двумя руками за гриф, размахнулся и со всей дури впечатал в сцену. Камера дернулась. Толпа взвыла и ринулась вперед сквозь ограждение, а Анжело как ни в чем не бывало подошел к краю сцены и застыл, приветствуя своих верных почитателей. Его плечи были опущены, голова склонена, но глаза были обращены к беснующейся толпе. Анжело без тени улыбки смотрел на кипящую перед ним людскую массу, принимая как должное их неподдельный восторг, фанатичную любовь, сущее безумие, порожденные им же. Запись закончилась. Тишина навалилась на Франсуа, оглушая не меньше гитарных аккордов. В ушах звенело тонким комариным писком. Франсуа сложил на столе руки и в отчаянии склонил на них внезапно ставшую тяжелой голову.

Мужчина-ребенок, которого он допрашивал всего несколько часов назад в душной комнате без окон, не мог никого убить.

Зверь, стоящий у края сцены лондонского О2 и разглядывающий исподлобья свою послушную паству, мог убить любого.

– Дьявол… Кто же ты такой? – застонал Франсуа, обхватывая ледяными ладонями пылающий лоб.

* * *

Иней покрыл все ровным слоем, приглушая краски, пряча грязь и уродливую действительность. Обнаженный молодой человек, лежащий на земле, не был похож на труп. Он был похож на статую спящего греческого бога. Лицо, волосы, плечи и руки, были мелово-белыми. Красивые губы изогнулись в спокойной безмятежной улыбке. Иней скрыл отвратительные следы от ожогов и страшные рваные раны на груди. И только открытые пустые глаза говорили о том, что в этом совершенном теле больше нет жизни. Потом на фотографиях Франсуа увидел вырезанные соски и разбитые пальцы. Спекшиеся от крови волосы и сорванные ногти. Его пытали больше суток, прежде чем он умер, скажет следователь. А сейчас Лукас был так же прекрасен, как в их последнюю встречу, а место убийства было похоже на художественную инсталляцию, границы которой были очерчены ядовито-желтыми полицейскими лентами. Низкое декабрьское солнце поднималось над кромкой леса, и земля только начинала просыпаться. Франсуа стоял как зачарованный, впитывая в себя звуки и запахи, ставшие нереальными. Земля отторгала его. Ноги стали легкими, и казалось, его вот-вот унесет отсюда, словно пух одуванчика. Франсуа прикрыл глаза.

– Это все из-за тебя! – Он вздрогнул от пронзительного женского крика и проснулся.

Он все так же сидел за столом в своем маленьком кабинете, уронив голову на скрещенные руки. Видимо, недосып все же сказался, и Франсуа задремал. Он со стоном размял плечи и потер шею, отгоняя ночной кошмар. Видение, преследовавшее его вот уже несколько лет, стало приходить реже и не давало о себе знать уже несколько месяцев, но сегодня всплыло опять. Как всегда, без предупреждения, режа по живому.

«Не буду думать об этом», – привычно пообещал себе Франсуа и отправился в коридор к автомату с кофе. Машина зашипела и выдала бурую горячую струю в бумажный стаканчик. Франсуа положил побольше сахара, чтобы не так противно было пить, и направился обратно в свой кабинет. Там, нажав на панели комбинацию цифр – дату рождения Вадима, он открыл дверцу сейфа и вытащил пакет вещдоков. Запустил туда руку, выудил связку ключей и переложил ее в карман своего пальто. Аккуратно закрыл сейф, допил кофе и выключил свет. Обернувшись на пороге, кинул взгляд на монитор компьютера, где застыло бледное лицо с потеками туши под безумными глазами. Помедлил несколько секунд и бесшумно прикрыл за собой дверь.

Франсуа Морель собирался совершить должностное преступление.

Глава 5

Франсуа припарковал свой «Ситроен» в тихом ночном переулке за два квартала до места назначения и заглушил мотор. Его заметно потряхивало от возбуждения. Являясь законопослушным гражданином и полицейским при исполнении обязанностей, он собирался совершить недопустимое.

Электронные часы на панели показывали без пяти два ночи, город уже спал. Франсуа почувствовал покалывание в подушечках пальцев и сделал глубокий вдох. Вышел из машины и, стараясь держаться подальше от света уличных фонарей, быстро пошел в нужном направлении. Минут через пять он нырнул в темную подворотню и остановился в раздумье в небольшом внутреннем дворике. Нахмурился и, посветив себе телефоном, сверился с адресом, нацарапанным на клочке бумаги. Ошибки не было. Он на месте. Толкнув дверь подъезда, он, не вызывая лифта, бесшумно поднялся на верхний этаж. На лестничной площадке располагалась всего одна квартира, а значит, шансы быть застигнутым на месте преступления снижались. Франсуа достал из кармана увесистую связку и, задумчиво оглядев замок, подыскал подходящий ключ. Повозившись с непривычки, отирая время от времени со лба испарину под короткими прядями черных волос, он открыл дверь, помедлил на пороге несколько секунд, словно преодолевая последний хрупкий барьер, и проскользнул в темный проем. Тихо прикрыл за собой дверь и постоял с минуту, прислушиваясь и давая глазам привыкнуть к темноте.

К его великому облегчению, в квартире никого не было. Он на цыпочках прокрался к тускло освещенному уличным фонарем окну и плотно задернул штору. Затем проделал то же самое с остальными двумя окнами, и лишь потом, убедившись, что свет из квартиры не проникнет наружу, щелкнул выключателем. Вспыхнувшее электричество больно резануло по зрачкам, и Франсуа зажмурился на мгновение. А открыв глаза, удивленно присвистнул.