Новеллы горной тайги

– Не, воспитатели.

На том и расстались. Пилот проводил взглядом несуразную фигурку в серой телогрейке и ярко-красной шапочке с белым помпоном. Помпон на длинной нити перекатывался по вороту, как маятник, в ритм шагов пацана.

* * *

…Пилот был человеком слова (а иногда и двух) и по прошествии трех недель вернулся в Черемискуль с гостинцами и подарками.

«Нива» встала перед ржавыми, некогда зелеными воротами в наивной надежде, что пожилой, слегка навеселе сторож с добродушным ворчанием отворит скрипучие створки. Но нет и нет… Пилот не нашел ни замка, ни звонка. Стучать бесполезно – до здания далеко.

Где-то вдали за забором высокая железная труба источала черный дым. Котельная работала на угле. «Нива» тронулась с места в поисках другого въезда, и забор внезапно кончился…

Пилот подкатил к серому зданию, остановился у самого крыльца. Ступени лежали криво-косо – просели. У давно не крашенных дверей висела бледно-синяя табличка. Слов не разобрать, только отдельные буквы. Из крупных можно сложить слова «детский дом», а мелкие не рассказали ничего…

Пилот вошел в вестибюль. Бледно-зеленые казенные стены. Круглые, молочной белизны, но пыльные плафоны над головой. Одинокий плакат «1 Мая – праздник Весны и Труда!» и несколько дверей, зашитых деревянной ребристой рейкой. Запах грязной одежды, странная тишина…

«Почему тихо в детском доме? – подумал Пилот. – Как после эвакуации…»

Скрипнули петли, одна из дверей открылась. Вышла громоздкая женщина. Ее грубое, словно тесанное топориком лицо, выражало озабоченность. И одета она была тоже как-то грубо, но не пестро; сдержанная, коричневых тонов цветовая гамма несколько уравновешивала габариты женщины. Неожиданно высоким мелодичным голосом она спросила:

– Это что еще за сэр тут у нас?

– Почему сэр? – опешил Пилот.

– Ну, чай, не деревенский, – вижу.

Пилот представился. Добавил:

– Из Свердловска. Э-э, то есть из Екатеринбурга. Недавно переименовали!

– Надо же! Чем обязаны?

– Я привез несколько коробок тушенки и сгущенки. Тушенка, правда, китайская.

– Усыновитель, что ли?

– Да-нет… – смутился Пилот. – Просто хотел посмотреть одного мальчика.

– Если усыновитель, то тебе сначала в Челябинск надо, в опеку. – Женщина достала очки и зацепила дужки за уши. Всмотрелась в Пилота:

– У нас дети необычные… Точнее сказать… дебилы. Так их обычно называют.

– Я уже понял, с ограниченными возможностями.

– Культурный, значит, деликатный.

– Что ж мне, матом изъясняться?

– Да, пожалуй, не сто?ит… – мелодично, но с жесткими нотками проговорила женщина.

– Посоветуйте, как к вам обращаться.

– Олимпиада Ивановна. Липа я, короче.

– Вы – директор?

– Директора нет давно, все никак не назначат. А я – завхоз. – Липа сложила очки. – Заодно исполняю директора.

Она пропустила слово «обязанности».

«Интересно, шутит или значения не придает», – Пилоту показалось, что эта Липа пошутить любит, особенно если налить сто грамм. Сочтя момент подходящим, Пилот поведал историю вызволения «Нивы» силами ее подопечных.

– Вот, привез гостинцы Вениамину. Ну и для детского дома кое-что.

– У посторонних продукты брать не положено.

– Ну так я ж свой, со мной в разведку можно.

– Ладно, свой, заходи. – Она распахнула скрипучую дверь.

Пилот переступил порог и тут же встал, оглядывая стеллажи книг.

– Чего замер? Не признал? Это библиотека.

– Библиотека?

– Причуды социализма. В интернате – даже для умственно отсталых детей – полагается иметь библиотеку. Книги по разнарядке регулярно поступают. По штатному расписанию и должность библиотекаря имеется. И попала я сюда по распределению на эту должность. Но за ненадобностью перевели меня в завхозы. Вот такая загогулина.

Пилот оглядел стройные ряды качественно изданных классиков марксизма-ленинизма. И не менее стройные ряды просто классиков. Книг было много… Но самое яркое впечатление произвела Большая Советская Энциклопедия. Ее внушительные темно-карминовые тома с золотым тиснением возвышались двумя симметричными монументами по краям рабочего стола завхоза Липы. Один том – раскрытый – лежал посредине перед оригинальным, явно самодельным стулом в форме лютни.

«Неужели энциклопедию как книгу читает?»

– Вот, всё читано-перечитано. Сейчас читаю БСЭ. Как говорится, от корки до корки.

– И на чем остановились? – полюбопытствовал Пилот.

– Обскурантизм. Противная статейка.

Пилот, не желая затевать дискуссию о литературе с библиотекарем, переменил тему:

– Почему так тихо?

– Потому что тихий час.

Липа обошла стол и села на лютню. Положила закладку и закрыла том.

– Присядь.

Она указала на шаткий стул с намалеванным инвентарным номером.