Алиса видит сны

– Руки и ноги есть. Голова, туловище, – продолжает Дэмиан, когда пауза слишком затягивается. – Волосы, гениталии, – опять усмехается, отчего его плечи слегка подрагивают в моих добела сжатых пальцах. – Всё в рабочем состоянии, как и у тебя. Хожу, дышу, жру, сплю. Делает нас это людьми, Алиса?

Я должна сказать "да". Ещё минуту назад я спрашивала его именно об этом. Но теперь я понимаю, что такого скудного знания мне недостаточно, чтобы понять, за кого я держусь во мраке.

Если зрение не вернётся ко мне… Внешний вид больше не будет иметь значения. Если оно не вернётся…

Я не хочу об этом думать. Безумие отобрало – реальность вернула, всегда работало именно так. Моих скромных сил уже не хватит, чтобы принять новые правила.

– Мораль, – говорю я неуверенно, – наличие морали делает нас людьми. Способность отличить хорошее от плохого, добро от зла.

– Интересное место мы выбрали для такого разговора. Мораль здесь не в почёте.

Снова не спрашиваю, где мы. Я могу ждать от своего подсознания чего угодно. Избыток знания только усугубит моё положение.

– Даже монстр понимает, что не нужно отгрызать собственную лапу – это плохо, – говорит Дэмиан. – Не нужно нападать на того, кто тебе помог. Поделиться своей добычей с голодающим – это добро. Можно долго продолжать, но тогда получается, что монстр тоже человек? Или не человек я. Или ты… Или мораль должна быть определённого толка, чтобы стать человечной?

Слова и понятия, казавшиеся с самого детства очевидными, звучат совершенно иначе. Не знаю, что отвечать, но, чем дольше тянется наше молчание, тем сильнее возвращается прежний ужас. Его питают новые, неприятные предчувствия.

Хочется разжать руки и больше ничего не касаться. Но тогда мрак окончательно сомкнёт на мне свои острые лапы, проглотит, не оставив и следа моей мысли в этих мирах. А спина и плечи передо мной живые. Чужие, живые, неизвестные и опасные – и сейчас это мой единственный шанс, который нельзя упускать без боя.

– Да не бойся ты так, – вдруг говорит он тоном помягче, – хотел бы убить и сожрать – не возился бы с тобой столько. Видимо, есть у меня какая-то мораль, которая играет тебе на руку. Даже если я монстр, а не человек.

– Человек, даже самый плохой, всегда знает границы, за которыми начинается настоящее зло. И попытка остаться по светлую сторону этих баррикад делает нас людьми.

– Какая ты наивная, Алиса… – говорит вроде с очередной усмешкой, но плечи не двигаются, а звучит горько. – Самое большое зло творится тогда, когда человек абсолютно уверен, что "границу" нашёл. Именно в этот момент он перестаёт критически мыслить и берёт в руки меч праведного гнева. Или силу "святого слова". Или самые светлые порывы своей несчастной души – и идёт ошибаться. Становится монстром для кого-то другого, тоже нашедшего свои границы.

– Отличить добро от абсолютного зла могут все, но не все готовы это признавать.

– Вот только в мире людей не бывает абсолютного добра и зла. Не бывает очевидных ответов на сложные вопросы. Всегда есть недопонимание, эмоции, трагедии, обстоятельства. И нет монстров в ночи, на которых можно навесить всех собак. Пока этими монстрами не станут ослепшие праведники.

– Тогда зло – эти монстры, которые перестали быть людьми…

– И вот ты выбираешь сторону. Готова осуждать и идти в бой. Ты в шаге от того, чтобы стать такой же – так работает эта логика, хотя мораль так и осталась моралью. Просто рассыпалась о глухую стену недопонимания, отсутствия тяги к эмпатии, глаза, застланные пеленой мнимой тяги к свету.

Я часто дышу и совсем потерялась. Я заглянула в бездну и опять падаю. Она украла моё зрение, и пристально смотрит моими глазами в самую душу. И я барахтаюсь в сером мареве ночного кошмара.

Звуки, шорохи, тихое эхо – всё возвращается после слов Дэмиана. Мы больше не одни, и никогда не были одни в этом жутком месте. Шаги становятся тише, а гул вокруг оглушает. И чужое страдание заливает меня до краёв.

– И на какой стороне ты? Ты нашёл свои границы?

Я продолжаю спрашивать своего спутника. Я мучительно не могу остановиться, пока его тёплое тело – всё, что есть у меня в этой мгле.

– Я вне этой системы. Хотелось бы верить. Я человек, Алиса?

Он так часто повторяет моё имя, что даже от этого мне становится не по себе. Но оно, как якорь, как его плечи, держит меня на месте.

– Не больше, чем я сама, – слова вылетают вперёд мысли. После мы долго молчим.

Молчим слишком долго, пока я могу терпеть непустую пустоту вокруг. Уже не важно, через сколько дней я вновь вернусь в реальность – лишь бы вернуться. В тот непростой мир, где всё ещё сложнее, чем мне казалось.

Молчим слишком долго, пока я могу не сбиваться с рваного ритма наших шагов. Не знаю, в какой момент он стал таким неровным, но, держась за плечи, я угадываю темп и почти не падаю.

Молчим так долго, пока мои уши не раздирает ужасный крик вдали. Пока Дэмиан не останавливается, а я врезаюсь в его спину. Пока последняя капля мнимой безопасности не разлетается в прах.

Крик замолкает в ту же секунду, но эхо в моей голове подхватывает и несёт его без остановки. Я больше не слышу ничего, кроме него. Лишь вечно длящийся истошный крик в кромешной черноте. Мне дурно, хочется блевать и вылезти из своей кожи.

Мой спутник молчит и не двигается, будто этот вопль парализовал и его. Живая мгла вокруг протягивает к нам грязные щупальца, откусывает по частям остатки самообладания и скоро доберётся до плоти.

– Дэмиан… Мы здесь одни?

С трудом ворочаю языком, мой рот пересох. Мучительно не хочу спрашивать, не хочу знать ответа – кажется, что только он теперь отделяет меня щитом от происходящего вокруг.

Дэмиан не отвечает, но начинает двигаться – берёт мою руку, снимает с плеча. Его ладонь обжигающе горячая, но я терплю это вынужденное прикосновение. Убираю вторую руку сама и теряю всякую опору.

– Алиса, теперь ты должна идти так, будто всё видишь, – жарко шепчет он мне на ухо, и я хочу орать от ужаса в ответ. – Открой глаза, сожми мою руку и шагай. Дорога ровная.

Оказывается, я всё это время отчаянно жмурилась, до боли в лице, и не замечала этого. Не желала принимать слепоту, укрывшись иллюзией под сомкнутыми веками.

Открываю глаза – ничего не меняется. Мгла сковала всё тело. Стою, не в силах сделать шаг. Чужой крик долбится в стены моей головы, гулкий в панической пустоте.

– Иди, – уже настойчивей повторяет Дэмиан. Но как я могу?

С каждым шагом в этом проклятом бреду всё становится только хуже.

– Алиса, доверься мне.

И опять моё имя якорем привязывает меня к реальности, не давая уплыть безвозвратно на волне моих страхов.

– Ты могла не верить мне до, не верь мне после. Но доверяй сейчас.

– Почему? – говорю одними губами, не понимая, какой ответ хочу услышать. У меня нет ни единой гарантии, что Дэмиан мне поможет. Или что не бросит в удобный ему момент. Проще откупиться чужой жизнью, чем своей.

– Потому что у тебя нет выбора, – тихо рявкает он. И я делаю первый шаг.

Ужасный крик больше не звучит в голове. Я сосредоточена только на шагах. Дэмиан держит руку слегка впереди, будто всё ещё ведёт меня. Я никогда в жизни не была настолько беспомощна.

– Держи голову прямо. Когда сожму ладонь, подними ногу чуть выше, на дороге камень, – шепчет он, и я держусь не за руку – за сам голос. Моя новая, единственная, последняя опора. Голос незнакомца, которому я не хочу доверять. – Чуть направо, мы слишком близко к обрыву.

Без зрения меня не покидает чувство, что обрыв начинается сразу за моей рукой. Бездна тянется к ней, чтобы ухватить и дёрнуть.

Сжимаю пустой кулак. Не понимаю, почему она медлит.

– Почему мы так идём? Кто-то смотрит? – давлю свой ужас в виде слов наружу, но легче не становится.

– Да, – спокойно отвечает Дэмиан. Больше не говорит ничего, но я снова слышу дикий вопль в голове. На этот раз он мой.

Запинаюсь на ровном месте и чуть не падаю, но его рука удерживает меня на ногах. Не знаю, как. Моих сил больше нет.

Зато обостряется слух. Когда я держалась за плечи моего спутника, он не был мне необходим – я пряталась за чужой спиной. Но сейчас, лицом ко мраку, с распахнутыми настежь глазами, тело реагирует на угрозу. И пытается мне помочь…