Александр. Том 2

– Тебе не говорили, Миша, что ты слишком педантичный? – он пропустил моё обращение к нему на «ты» мимо ушей, только продолжал смотреть вопросительно. Я вздохнул и продолжил: – Да, во-вторых. У них нет времени на то, чтобы составить приличный заговор. Я же не назвал сроков дворцовой реформы. К тому же половина или около того останется. Так зачем мараться в заговоре против императора, когда можно попробовать гарантированно попасть в эту оставшуюся половину? Нет, Миша, или я плохо разбираюсь в людях, или уже очень скоро придворные начнут отчаянно интриговать друг против друга, надеясь заручиться моей поддержкой. Причём, заметь, моей. Ни поддержкой моей матери или Елизаветы, а именно моей. После моего назначения фрейлин её величеству вдовствующей императрице до самого тупого дошло, что во дворце не останется никого, к кому я не буду испытывать определённой симпатии.

– Это… – Сперанский запнулся, а потом закончил фразу, – довольно жестоко, ваше величество.

– Нет, Миша, – я покачал головой. – Я тут не так давно на забавную книжку наткнулся. Правда, большинство вещей нужно додумывать, но я попробую. Не так давно Францией правил Людовик четырнадцатый. Который Король-Солнце, но это ты и без меня знаешь. В детстве он пережил Фронду, и очень быстро повзрослел, придя к одному интересному выводу: вся эта братия пытается устраивать разные заговоры исключительно из-за скуки. Им нечем заняться, да и дурость в головах покоя не даёт. Тогда он придумал, на мой взгляд, исключительную вещь. Он начал торговать совершенно идиотскими титулами. И казну наполнил и аристократов занял. Они же начали друг против друга интриговать за право завязывать ленту на правой ноге его величества. Заметь, это было совершенно официальное звание в штате двора, вот только за него платили сами придворные, а не выплачивалось им жалование из несчастной казны.

– Не понимаю, ваше величество, – честно признался Сперанский.

– Я тоже не понимаю, Миша. Например, почему при такой всеобъемлющей любви ко всему французскому мы не взяли у французов такие действительно толковые вещи, как нумерация домов, например?

– Или продажу дурацких титулов при дворе? – Сперанский нахмурился, переваривая эту новость, которая, похоже, для него действительно новостью оказалась.

– Да, или продажу титулов, – я взял щётку и принялся расчёсывать вьющиеся волосы. Надо коротко их остричь к чёртовой матери! Вот только мне предложили подождать до коронации, и я принял доводы того же Сперанского и согласился. – Знаешь, я бы продал право подносить мне домашние туфли за, ну, допустим, три тысячи рублей в год, – посмотрев на ошарашенную физиономию своего секретаря, тихонько рассмеялся. – Но не буду этого делать. Поэтому мы с тобой будем составлять адекватный потребностям императорской семьи штат придворных. И приготовься к взяткам. Я даже разрешаю тебе их принимать с честным предупреждением, что сделаешь всё возможное, но желаемого результата всё равно не гарантируешь, так как решение я буду принимать лично.

– Вы шутите, ваше величество? – Сперанский пару раз моргнул.

– Какие могут быть шутки, Миша, если речь идёт о таких деньгах? Давай договоримся. Если взяток тебе в итоге хватит, чтобы открыть лицей для подготовки будущих чиновников, то я разрешу выбрать тебе десять человек из самых щедрых. Заодно покажем, что ты действительно делаешь всё, что в твоих силах, чтобы помочь этим господам. Будем считать, что продали право держать собачку её величества за значительную сумму.

– Кха-кха, – Скворцов не выдержал и закашлялся, отвернувшись и поднеся кулак ко рту.

– Ты не заболел? – заботливо спросил я Илью.

– Нет-нет, ваше величество, просто что-то горло пересохло, – тут же ответил Скворцов.

– Водички попей, – посоветовал я ему. – Да, ты тоже приготовься взятки принимать. Не в таком объёме, как Михаил, но всё же. Думаю, на открытие нескольких женских гимназий в крупных городах должно будет хватить.

Дверь открылась, и вошёл Бобров.

– Ваше величество, Чернышёв Григорий Иванович просит вас его принять, – он говорил настолько замученным голосом, что мне мгновенно стало любопытно, что это за Чернышёв, который сумел настолько довести почти непробиваемого Боброва.

– И что же хочет от меня Григорий Иванович? – спросил я, отмахиваясь от Кириллова, который хотел напялить на меня мундир. Было жарко даже в рубашке, а всё ещё бушевавшая гроза не позволяла открыть окна, чтобы всё вокруг не залило дождём. Да что уж говорить, когда свечи вынуждены были зажечь посреди дня, чтобы в потёмках не сидеть.

– Не могу знать, ваше величество, – ответил Бобров.

– Вот что, Юра, а давай его сюда, – я сел, с любопытством поглядывая на дверь.

– Слушаюсь, ваше величество, – он вышел, чеканя шаг. Даже его спина выражала неодобрение. Похоже, Бобров рассчитывал, что я пошлю Чернышёва подальше, и он лично покажет ему дорогу.

Дверь снова распахнулась, и в комнату почти вбежал человек, на ходу заламывающий руки.

– Ваше величество, ваше величество, позвольте мне поставить лёгкую французскую комедию, дабы развлечь гостей, когда мы будем гостить в Москве, – он изящно поклонился, а когда выпрямился, то столкнулся с моим удивлённым взглядом. Говорил он быстро и по-французски. Но как успел мне шепнуть Сперанский, это была вынужденная мера, потому что русский граф Чернышёв не знал русского языка от слова совсем. Даже Мария Фёдоровна говорила по-русски лучше, чем Григорий Иванович.

– Вы решили прорваться через капитана Боброва, чтобы испросить у меня разрешение поставить комедию? – спросил я, пытаясь понять, что это вообще за чудо такое ко мне ворвалось.

– Не только, – он на секунду замолчал, видимо, побольше воздуха набирал и выпалил. – Ваше величество, отмените указ его величества Павла Петровича. Состоянию Чернышёвых вовсе не нужны опекуны, я взрослый образованный человек и вполне способен сам распоряжаться своими деньгами.

– Та-а-ак, – протянул я, дотрагиваясь указательным пальцем до нижней губы. – А вот это уже интересно. Садитесь, граф, – я указал ему на стул за столом, – и рассказывайте с самого начала, как дошли до жизни такой.

* Dura lex, sed lex – Закон суров, но это закон.

Глава 3

Дверь кареты открылась, и я вышел из неё, оглядываясь по сторонам. Дождь всё ещё продолжал капать, тучи висели низко над головой, и всё вокруг казалось серым и мрачным.

– Отвратительная погода, – с чувством проговорил я, протягивая руку, чтобы помочь выйти из кареты Елизавете. При этом я был вынужден сделать шаг в сторону… – Твою ж мать, – с чувством выругался, вытаскивая ногу из ямы, наполненной дождевой водой. А ведь сразу и не скажешь, что здесь просто портал в бездну.

И за каким хреном я поддался настроению и надел короткие сапоги? Ну и что, что лето и довольно жарко, хоть и только что прошёл дождь? Хотя я понятия не имел, что мне на пути попадётся настолько глубокая яма. Да я вообще не думал, что посреди довольно крупного города мне может попасться такая яма!

– Ваше величество, – ко мне подскочил бледный Мертенс. – Да, как же так? Как это произошло? – и он со злобой посмотрел на возницу, как будто это он был виноват в том, что я ноги промочил. Не разглядел на дороге этой проклятой ямы и высадил меня возле неё.

– Ну, что я вам могу сказать, Василий Фёдорович, первый минус вы уже заработали, – процедил я сквозь стиснутые зубы, несколько раз тряхнув ногой. – Что вы такого сделали с дорогами, что они в решето превратились?

– Я сделал? – губернатор несколько раз моргнул, уставясь на меня.

– А кто, я? – раздражённо отмахнувшись от подбежавшего ко мне Кириллова, я посмотрел на Мертенса. – И хватит уже смотреть таким взглядом на возницу. Он просто не смог бы выбрать место для остановки без ям, потому что таких попросту нет.

– Ваше величество, – рядом с Мертенсом встал вице-губернатор, чьего имени я, к своему стыду, не знал. Он говорил мягко и вообще всем своим видом показывал, что не любит скандалов и пытается их избегать. – Василий Фёдорович был не так давно назначен губернатором, и, когда он прибыл в Тверь, дороги уже находились в столь плачевном состоянии.

– И у вас уже, конечно же, есть план благоустройства города? – я прищурился.

– Разумеется, ваше величество, как только вы вернётесь в Путевой дворец, так я сразу же вам его предоставлю, – вице-губернатор неглубоко поклонился.

– Да-да, мы с Александром Андреевичем как раз обсуждали этот план, когда получили известие о вашем скором визите, – тут же решил себя реабилитировать Мертенс.

– Я надеюсь, что вы не забудете про своё обещание, Александр Андреевич, а Михаил Михайлович проследит, чтобы вы принесли мне план развития в ближайшее время. – Повернувшись к Сперанскому, я кивнул ему. – Миша, ты всё запомнил?

– Конечно, ваше величество, – Сперанский наклонил голову.

– Отлично, а теперь идёмте, я хочу посмотреть, как обстоят дела на этой мануфактуре, – и я направился ко входу, откуда выскочил бледный управляющий. Он хватался за сердце и очень старался не грохнуться в обморок. Что за люди! Брали бы пример с Воронова. Вот кто рискнул появиться мне на глаза в мой первый визит в городскую управу, вызвав тем самым огонь на себя.

– Ваше величество, – промямлил Макулин, которому было поручено открытие этой мануфактуры и доведение до ума. Точнее, ему было поручено на базе уже имеющейся мануфактуры установить машину Робера. – Ну как же так, без предупреждения… – Макулин заломил руки. Я же приподнял бровь.

– А вам есть что скрывать, Пётр Кириллович? – спросил я, внимательно рассматривая его.

– Нет, разумеется, нет, – он замахал руками так, что командир нашей охраны Челищев нахмурился и сделал шаг вперёд, уже жалея про себя, что вообще пропустил этого ненормального. – Но подготовиться к встрече всё-таки было необходимо.

– Оставьте это, – прервал я его. – Лучше давайте пройдём внутрь и посмотрим, как обстоят дела.

Макулин обречённо кивнул и пошёл вперёд, показывая нам дорогу. Я покосился на жену. Когда я предложил сегодня утром посетить мануфактуру, Лиза с радостью согласилась, хотя я предупреждал, что это может быть грязно и неприятно. Но она твёрдо сказала, что будет меня сопровождать несмотря на различного рода неудобства.

Войдя во двор, я огляделся по сторонам. Слишком страшно не было, единственное, что вызывало неприятие – это запах. Ну тут ничего не поделаешь! Основным материалом, который шёл на создание бумаги, до сих пор оставались тряпки, и старьёвщики неплохо, надо сказать, зарабатывали, сдавая свой улов бумажным мануфактурам.

Оглядевшись как следует, мы направились к самому зданию мануфактуры, откуда доносился шум, прерываемый смачной руганью на двух языках. Макулин, услышав крики, припустил впереди меня с резвостью зайца, наверное, для того, чтобы прервать спорщиков.

Я притормозил, позволяя ему разнять изобретателей, доводящих машину до нормального состояния, начиная в который раз осматривать двор.

Когда пришла новость от Воронцова, что он всё сделал в лучшем виде, я даже удивился. Вот что значит мотивация! Он умудрился перекупить патент у Леже Дидо в тот самый момент, когда тот торговался с братьями Фурдринье.

Дело было в том, что братьев не устраивала машина, которую Дидо, ободравший перед этим своего компаньона Робера, как липку, привёз в Англию. Они хотели машину побольше. Я их понимаю и тоже хочу машину побольше, но вот конкретно в тот момент был им очень благодарен за то, что они проявили истинно английское упрямство и упёрлись, как два барана. Нет, если бы Воронцов не вмешался, они бы продавили француза и стали новаторами, снимающими сливки с изготовления бумажного полотна. Но получилось так, как получилось. Они слишком давили на легковозбудимого Дидо, который в это время не успевал отбиваться от Робера, проявляющего несвойственную ему настойчивость в плане получения своих денег.