Ретивые легенды Великой Отечественной войны. Калёный серп и молот боевитой братии

– Что?

– Ганс. Балбес. Это собака русских… Она здесь для связи. Или носит воду. Я уже видел таких собак. Убей её Ганс живее. Пока её видно. Скорее убей, – яро сказал немец Йозеф.

– Что? Ладно. Русская собака. Как там тебя русский Шарик, – произнёс упитанный Ганс.

– Ну, же стреляй, – назойливо сказал Йозеф, взирая в бинокль.

Снайпер Ганс, сконцентрировавшись, чётко прицелился через оптический прицел снайперской винтовки в голову собаке. Альма двигалась, и это ему доставляло заметное неудобство. А ещё словно плыла, бредя по ухабистой земле. Ганс, затаив дыхание, плавно нажал на курок. Пуля, просвистев по воздуху несколько сотен метров, прострелила насквозь оба собачьих уха. Брызнула кровь. Альма кувырнулась на полянке.

– Ааааууууааууааууу, – заскулила она.

Собака, недоумённо оглядываясь, резко замотала головой. Из пробитых ушей по светлой шерсти потекла кровь. Боль жгла и сковывала. Альма, чуя беду, вплотную прижалась к земле. Словно рефлекс сработал. Когда по тебе стреляют, лежи или уходи в укрытие. Её тревожный взгляд метался. Открытая местность. Только небольшие бугорки да кустики.

– Ааауууаааууаааууу, – заскулила она, лежа на сырой траве.

На пасмурном небе неторопливо тянулась серая, мрачная тучность. Она потемнела ещё больше. Грозила ливнем. Ветер чуть поддувал. Моросил холодный дождик.

Снайпер Ганс улыбнулся, навеселе взглянув на лицо Йозефа. Он передёрнул затвор на винтовке. Вылетела гильза. Довольный германец взял в руку горсть орешков. Он принялся их жевать.

– Ну, вот и всё. Я убил связную собаку русских, – славно сказал Ганс.

Йозеф бросил пару орешков в свой небольшой рот. Взявшись за бинокль, нахмурился. Он тут же положил суровый взгляд на Ганса, словно упрекая его, что он такой балван и неумёха.

– Собака бежит. Убей её Ганс быстрее. Она сейчас убежит. Скроется из виду, – просто завопил Йозеф.

– Что? Не может быть… Я же убил её… Где она?, – всполошился Ганс, вновь взяв на мушку собаку Альму.

– Стреляй, – нервно произнёс Йозеф.

Альма живо бежала, взирая на перелесок. Морда окропилась кровью. Глаза слепило. Но дождик помогал. Заскочила за небольшой пригорок, словно чуяла беду. Вновь, приподнявшись, живо побрела к перелеску. Немец словно одичал. Его нижняя челюсть чуть выкатилась вперёд. Он так походил на серийного убийцу или на помешанного психопата. Снайпер Ганс, быстро прицелившись, яро нажал на курок винтовки. Пуля, просвистев по воздуху около полукилометра, пробила собаке челюсть насквозь. Брызнула кровь. Альма, кувырнувшись, повалилась на землю. Она быстро задёргала передними и задними лапами. Боль невероятно давила. Становилось всё труднее дышать. Язык сильно обожгло, но не порвало. Пострадало несколько клыков. Кровь потекла маленькой струйкой.

– Ууууууу, – тихий, жалобный звук издала собака.

Альма слегка пошевелила своей раздробленной челюстью. Она, слегка опамятовавшись, медлительно по-пластунски поползла по земле. Уже совершенно скрылась из вида снайпера. В кустах и небольших деревьях затаилась. Словно переводила дух. Тяжело дышала. С трудом поднялась на лапы. Пробежала несколько десятков метров. Повалилась возле широкого дерева. С ветвей капала влага на её мокрую, окровавленную шкуру.

Ганс ухмыльнулся, опустив винтовку. Йозеф, взирая в бинокль, пожал плечами.

– Ну, всё собаку не видно. Но теперь я точно знаю, что ты её убил. Я видел, как она упала с пробитой головой. Можешь теперь поставить себе очередной плюсик в блокнотик.

– Я попал ей точно в голову. Два раза. Она мертва, – сказал снайпер Ганс.

Серое небо, казалось, слегка просветлело. Моросил мелкий дождь. Веяло лесной прохладой. Чувствовалась обильная влажность. Вокруг виднелись нескончаемые перелески.

Альма, отлежавшись, вскочила на лапы. Она, махнув хвостом, тихонько побежала по сырым кочкам лесного болота. На повядшую траву капала кровь. Тянуло неприятными запахами. Тёмная вода в топи слегка пузырилась. Клыкастая разведчица, вильнув хвостом, остановилась. Она, оглядевшись, принюхалась. Повела окровавленным носом. Нюх не пропал. Лишь притупился немного. Вновь неторопливо побежала по кочкам.

Небо быстро потемнело. Всё затянулось тёмной серостью. Моросил мелкий дождь. Вдали мелькала призрачная, туманная дымка. Впереди показался дымок от костра.

Альма запрыгнула в знакомую до боли траншею. Она тут же подскочила к землянке. Задёргала передними, когтистыми лапами по дверце. Скулить не могла. Боль жгла и давила. В глазах всё мутилось. Её симпатичная мордочка уже не умиляла. Теперь походила на зловещую морду с улицы Вязов. Заглотила немного крови.

Ефрейтор Александр Лобанов, открыв землянку, тут же склонился. Он ужаснулся, нахмурив брови. Тут же достал из сумки пакет с донесением.

– Альма прибежала… Боже ты мой… Что случилось…, – вскрикнул знакомый мужичок.

– Уууууу, – издала тихий звук собака, повалившись на землю.

– Альма. Документы на месте. Кто тебя так? Сволочи. Всю челюсть раздробили собаке. Снайпер что – ли… А кто ещё… Может… Нет… И уши простреляны. Сейчас Альма потерпи, – добавил Лобанов.

Ефрейтор быстро забежал в землянку. Он тут же передал пакет с документами капитан – майору Алексею Демидову. На лице виднелось смущение.

– Товарищ Капитан – майор собаку Альму снайперы расстреляли. Скорее всего. У неё уши простреляны и челюсть раздроблена. Били наверняка. Документы здесь…

– Вот ведь. Чуяло моё сердце. Засада значит… Собаку срочно показать ветеринару. Но молодец Альма. Добежала. Всё равно добежала, – яро произнёс командир Алексей Демидов, взяв в руку телефонную трубку.

P.S.

Собаки-связисты – в сложной боевой обстановке, порой в непроходимых для человека местах доставили свыше 120 тысяч боевых донесений, для установления связи проложили 8 тысяч км телефонного провода (для сравнения: расстояние от Берлина до Нью-Йорка – 6 500 км.).

Собака Альма поправилась и вернулась в строй. Она принесла очень много важных донесений.

РЕТИВЫЕ ЛЕГЕНДЫ ВОВ. СТОРОЖЕВОЙ ПЁС АГАЙ

На польской земле в июле 1944 года стемнело. На тёмном, ночном небе появились звёзды. Ветер чуть поддувал. Завеяло лёгкой прохладой. В томной долине виднелись поля, тёмные перелески, одинокие небольшие каменные домики. Брошенные хозяевами жилища. Казались маленькими, словно скворечники. Где – то появилась яркая ракета – вспышка. Она быстро угасла.

Советские солдаты заняли позицию в большой немецкой траншее. Они отдыхали. Откуда – то слегка тянуло табачным дымом. Кто – то в темноте из бойцов завывал тихо песенку, подыгрывая себе на губной гармошке. Словно медитировал. Возле мешков с речным песком на прикладе стоял «пулемёт Дектярёва». К коробке лежало несколько ручных гранат и патроны. Три винтовки стояли рядом, опираясь друг на друга и образуя пирамиду.

На песчаной возвышенности около глубокой траншеи лежала собака – овчарка по кличке Агай. Малыш недавно заступил на заставу и принял, как обычно ночное дежурство. Он родился крепышом. В нём имелись разные крови, помеси. Но одно другому не мешало. Боевое крещение он получил год назад, когда вовремя подал сигнал об опасности. Немцы с утра пораньше пошли в атаку. Тогда началась бурная перестрелка. Затрещали пулемёты. Полетели гранаты. Кругом всё взлетало, будь здоров. И Агаю досталось. Его слегка подбросило взрывчатой волной. Больно получил по глазу камешком. Пёс резко мотнул массивной головой, взглянув на часового Дмитрия с винтовкой в руках. Рядовой, прижавшись к мешкам, тихо сидел. То ли дремал, то ли прикидывался. Кобель слегка пошевелил длинными, треугольными ушами. Выкатил из слюнявой пасти язык. А по молодости он жил в интеллигентной семье. Приносил домой почту. Его так и называли почтальон Печкин. Мощный малыш склонил голову на передние лапы.

Молодой, русский солдат Валерий Гришко, придерживая руками винтовку, подошёл к часовому – сержанту Дмитрию Лаленкову. Широкоплечий, губастый человек, словно закаменел. И даже ухом не повёл. Деревенский парень призадумался, взирая на старшего по званию. Валера выглядел свежим, подтянутым. Гимнастёрка чистая. На ней медаль. Бледноватое лицо имело приятные черты. Топорщились большие уши.

– Товарищ сержант. Я на смену, – сказал рядовой Валерий Гришко.

– Хорошо. Ты в первый раз. Да… Заступаешь в боевое охранение.

– Так точно, – ответил Валерий.

– Ну, смотри в оба рядовой. Скрасишь компанию нашему охранному, очаровательному псу Агаю. В слух не разговаривать. Не курить. Цигаркой не мелькать. И с псом не заигрывать. А то укусит ещё. Смотри мне тут… Понял, – разъяснил Дмитрий Лаленков.

– Понял. Так точно, – уверенно ответил Валерий.

– Вольно…

– Отдыхайте товарищ сержант.

– И это ещё. Самое главное. Ты на собаку смотри. Агай сидит тихо. Он голоса не подаст. Если враг полезет. Первым делом, смотри на собаку. Агай сразу почует кого. Он на это дело натаскан. Ну, там натянется поводок, туловищем повернёт, головой резко нырнёт вниз. Вот значит, всё. Немец на прогулку вышел. Или уже лезет. Понял, – сонно сказал сержант Дмитрий Лаленков.

– Понят товарищ сержант. Умная собака Агай. Буду смотреть в оба, – ответил рядовой Гришко.

– Умный. Не то слово. Он уже восемь раз гитлеровцев обнаруживал. К нашим позициям лезли. Не только здесь, конечно… Но всё же… Ну, всё. Я пошёл, посплю. А эти там че так ржут, как кони, – вновь так сонно произнёс Дмитрий.