Алька. Вольные хлеба

– Да я могу, а он не хочет, говорит: «Варя, делай мне русскую еду, японскую я буду есть в Японии».

Японец расхохотался. Варя напоминала молодящуюся бабушку, была явно добра и словоохотлива. За общими разговорами я сказал:

– Мы тут прикинули: а что, если нам попробовать начать сотрудничество с металлолома?

– У вас есть какие-то наработки?

– Только по наличию металлолома.

– Уже неплохо. Разделанный, неразделанный?

В своих размышлениях я до такой стадии не доходил, но сообразил, что он имел в виду. Сообразил и то, что если мы и уговорим директоров отдать нам лом на реализацию, уговорить их разделать его, чтобы возить меньше воздуха, вряд ли удастся, и ответил:

– Неразделанный.

– Плохо, но возможно. Сделайте прикидки для начала из расчёта один балкер дедвейтом не меньше 50 000 тысяч тонн где-нибудь в Ванино или Советской гавани. Как будете готовы, звоните мне, поработаете совместно с нашим специалистом, посмотрим, что у нас получится.

Нет, ну надо, по виду нормальный мужик, и вот те раз – балкер. Кто он, этот самый балкер? Дядя его? Что ему делать в Ванино? Я про Ванино только из песни нашего детства «Ванинский порт» знаю. Дедвейт – еврей, должно быть, его знакомый.

Забегая вперёд, скажу, что узнать, что такое балкер[6 - Специализированное судно для перевоза грузов навалом.] и дедвейт[7 - Грузоподъёмность судна плюс вес всего остального, обеспечивающего его перемещение.], было несложно. Несложно было и разобраться, что для того, чтобы перекинуть такой груз на Дальний Восток, надо было бы взять в аренду площадку для складирования лома вблизи крупной сортировочной станции; взять в аренду штук тридцать-пятьдесят крупнотоннажных автомобилей, которые будут туда свозить лом; взять в аренду около пятидесяти вагонов – чем-то надо всё это перетаскивать в бухту Находка, например; там же надо в порту организовать площадку, опять же для складирования этого самого лома, будь он неладен, и продать его прямо в порту.

Реально всё это организовать, не имея никакого опыта, было бы безумно сложно, но… в принципе возможно. Но где взять нужное количество денег? Имеющихся у нас средств, по моим прикидкам, не хватало в полном объёме. Можно было взять кредит, но влезать в совершенно незнакомое дело, причём дело невысокой рентабельности, по моим прикидкам, рискуя всем капиталом, да ещё брать кредит я посчитал неправильным.

Но понимание это произошло позже, а пока нас принимал гостеприимный, интеллектуальный и весёлый японец. За столом мы сидели недолго – хозяин поднялся и пригласил нас куда-то проследовать за ним. Мы прошли в комнату, где стояла пара диванов, перед которыми на журнальном столике находилось устройство, напоминающее видеомагнитофон, а у противоположной стены – огромный телевизор.

Японец достал из конверта что-то, напоминающее обычную грампластинку, но потолще и с белой блестящей поверхностью, вставил её в устройство. Через несколько секунд на телевизоре появился видеоряд, изображающий русскую природу, появился текст Исаковского «Расцветали яблони и груши…», зазвучала знакомая с детства мелодия Блантера – это была «Катюша». Хозяин взял в руки лежащий на столе микрофон, набрал воздуха в грудь и запел, мы сидели немного ошарашенные. Это было караоке, но в массе своей тогда никто о нём в Москве не слышал, было непривычно.

Отгорланив три или четыре песни, хозяин предложил спеть нам. Заниматься этим, признаться, никакого желания у меня не было, но как-то неудобно было отказываться, и я заголосил. Потом в процесс включился Санька, потом стали петь хором, и я вдруг понял – занятная штука.

Не смог я найти никаких идей для того, чтобы завязать сотрудничество с Fuji Corporation. Даже странно, две равновесные конторы – его и наша, и по составу схожи, а чего не пошло? Надо что-то у японцев подправить.

***

В декабре Сергей Кузинов предложил:

– Мужики, давайте откроем счёт за бугром.

Для чего нам нужен этот счёт, в чём его практический смысл и польза, никто из нас не представлял. Но все, в том числе и я, поддержали его идею – иметь счёт за рубежом казалось тогда важным, статусным. Серёга продолжил:

– Мы с Олегом Дубопятовым подумали, как это сделать…

Я встрял в разговор:

– А чего думать, поеду да открою.

Сергей явно не ждал такого поворота.

– Хорошо, только мы хотели бы, чтобы с тобой Олег Дубопятов съездил, у него брат в Германии – замдиректора банка, он обещал помочь.

Мы перетёрли с Дубопятовым, он рассказал, что брательник работает в Ost-West Handelsbank, который находится во Франкфурте-на-Майне.

Во время своей очередной поездки в Краснозаводск я рассказал Павлу Ивановичу:

– Пал Иваныч, хотим счёт открыть за бугром. Ваше мнение?

– А на кой хрен он вам нужен?

– Ну, мало ли, может, деньжонки какие-нибудь затихарить на чёрный день.

– У вас пока не те деньжонки, а впрочем, ваше дело. Когда собираешься? Ты за границей-то был когда-нибудь?

– Не, ни разу.

Действительно, за границей бывать мне не приходилось, во времена истерического материализма это было непросто. Если ты не совзагранслужащий и не артист, то получить выездную визу, за исключением двух-трёх экстраординарных ситуаций, было возможно только для туристических поездок. Причём для оформления турпоездки надо было получить характеристику на работе, пройти комиссию райкома КПСС. Работа на предприятиях оборонного комплекса, наличие допуска к секретной информации не только у тебя, а у твоих близких родственников, судимость, развод, какая-нибудь анонимка на ваше имя от соседей и масса других причин ставили запрет на выезд за границу. Например, могло повлиять нахождение тебя или твоих близких родственников на территории, бывшей под временной оккупацией немецко-фашистских войск во время Великой Отечественной войны. Унизительными были суммы денег, которые разрешались конвертировать при выезде. Всё это приводило к тому, что многие, в числе которых был и я, не считали возможным для себя ходить и клянчить: «Пустите меня на буржуев посмотреть».

– Тогда сделаем так: у нас есть баба знакомая, у неё турфирма, к ней подъедешь, подпишешь договорчик. Она тебе оформит документы, билеты, визы и прикрепит к какой-то тургруппе. Денег скажет, сколько необходимо, составим договорчик, мы по поручению вашей фирмы ей валюту кинем, а вы нам в рублях по курсу вернёте. Потом подскочишь ко мне, договорчик подпишем – и лети сизым голубем.

Всё так и произошло, и в двадцатых числах декабря мы в составе туристической группы на скрипучем Ту-134 летели во Франкфурт-на-Майне. Встречал нас в аэропорту брат Олега, отвёз к себе домой пообедать. Был постарше нас лет на десять. Он и его супруга люди были очень радушные, посидели, съели чудесных франкфуртских сосисок, выпили водочки, баварского пива, поболтали. Вечером брат Олега отвёз нас в нашу гостиницу, присутствие там было нам необходимо. Дело в том, что наши деньги, как и деньги всей группы, перевозились через границу в виде дорожных чеков, ввиду того что хотя Россия и стала независимой от всего, но какая-то отрыжка советская присутствовала – были определённые ограничения на вывоз валюты. В дорожных чеках ограничений не существовало, поэтому существовала практика провоза через границу дорожных чеков, а потом обмен их в стране пребывания на местную валюту. Менял их и раздавал руководитель группы.

Наша группа прилетела с нами во Франкфурт, ночевала одну ночь, а утром уезжала дальше. Поэтому ещё до завтрака мы колотили в дверь руководителя экспедиции, получив свои баблосы, поделили их пополам и пошли завтракать.

Позавтракав, мы дошли пешочком до банка, где, поговорив с братом Олега об открытии счёта, договорились, что право управления счётом будет на равных принадлежать как мне, так и Олегу и что управлять счётом можно и дистанционно – по телефонному звонку. С удивлением узнал, что счёт мы могли открыть и в Москве, поскольку Ost-West Handelsbank является совзагранбанком, то есть банком с русским капиталом, и имеет офис в Москве. Узнав это, сказать по совести, я не огорчился.

Брат Олега сказал, что он, как замдиректора, времени на нас много тратить не может, но он прикрепит финансового директора – немца – с переводчиком, который побеседует с нами и пригласит пообедать.

Нас отвели к немцу, мы познакомились, немец был малюсенького роста. Сели за стол переговоров, и немец поинтересовался:

– Аттестуйте своё предприятие. Мой начальник сказал, что вы представляете какое-то очень секретное, но огромное советское предприятие. Что вы можете предложить?

Тут придётся сделать маленькое отступление. В первые дни и месяцы создания нашей конторки мы все отчаянно врали о своей фирме, выставляя её огромным, секретным, ракетным, конфетным и прочее супергигантом, и что мы, сидящие в Орехово, являемся её представителями. Поначалу это, бывало, помогало, с малышами, не имеющими опыта, мало кто готов сотрудничать. Потом это уже достало и стало вредить, и в данном случае смысла врать не было никакого, но за обедом у брата Олег на его вопрос «У вас на фирмочке, кроме вас двоих, много ещё народа трудится?» ответил:

– У нас научно-производственное объединение…

Словом, понёс всю эту байду, которую мы несли год назад. Я не знал, как себя вести – ну, перед братом-то чего выделываться?! Поправлять Олега перед братом мне было неудобно, сидел, понимая, что с этого момента командировка наша стала бесполезной. Счёт нам открыли, но найти каких-нибудь интересных нам партнёров было крайне непросто – партнёр должен чётко представлять, с кем он работает, слышать его, а мы ему уши мусором забили. Как тут поговорить? Пришлось изворачиваться:

– Нашу основную продукцию в силу её большой секретности мы не можем вам показать, но у нас в холдинге много предприятий сельскохозяйственного машиностроения, посмотрите, может быть, что-то ваших клиентов или партнёров заинтересует.

Я прихватил кучу проспектов заводов, с которыми мы сотрудничали и с кем я работал в бытность свою в ПКТИТПе. Немец, перебирая проспекты с косилками, сеялками, веялками, навозоуборочными тракторами и прочим, поинтересовался:

– И вы всё это производите?

Мы в один голос гаркнули:

– Да, ja. – Олег немного шпрекал по-немецки.

Финансовый директор задумчиво произнёс:

– С кем же вас связать? Разве что с Rheinmetall Group. – Что такое «Рейнметалл», я тогда не знал, но понял, что это очень солидное.