Фальшивая л…

– Как дела, Шелдон? – спросила я его, делая бармену знак.

– Что за серьезные разговоры? Сначала – поцеловать старого друга.

– В Италии целуются в обе щеки, – ухмыльнулась я.

– И какую щеку мне тебе подставить? – он почти не коснулся губами моей щеки и, откинувшись, поднял стакан с виски. – Пока ты там отдыхала на своих Елисейских полях, слышала об аресте моего отца?

– О, боги! Конечно! Его оклеветали! – я едва не вскрикнула, потому что прекрасно знала всю историю. – Думаю, он бы никогда не сделал того, что ему приписывают.

– Спасибо, – он сделал глоток. – Однако я твердо знаю, что это полностью его вина. Плюс… – он снова поднял стакан на воздух и отпил. – Это круто. Ведь старик сделал меня управляющим его отельной компании. Все хотят стать хоть немного знаменитыми. Даже если они знамениты тем, что являются сыном преступника, – стакан с шумом покатился по стойке и попал прямо в огромную ладонь бармена. – Как я скучал по свежему воздуху, что ты всегда приносишь с собой! Долго же ты путешествовала по Брюсселю!

– Да, долго. И, кажется, этому никто, кроме тебя, не рад, – лучше вежливо умолчать о промашках собеседника, чем испортить себе настроение.

– Ах, ты про нашу сладкую парочку? – он расхохотался и поправил прическу взмахом руки. – Не бери в голову, милая Джесс! Неделя – и они разлетятся как самолетики одуванчика.

Я уныло кивнула. Мне мало верилось в это, потому что я видела их сияющие глаза, теплые объятия и жаркие поцелуи. Неужели мой отъезд так отразился на их жизни?..

– Ты сегодня вечером одна? – спросил Шелдон глубоким голосом.

Я не хотела отвечать. Дождалась, когда парень в черном фартуке подаст мне лимонад. Медленно отпила из соломинки и, взглянув на него, спросила:

– А что?

– Ах, Джесси! Я скучал по этому, – он хищно улыбнулся. – Плюнь на всё и поиграй со мной. Если вдруг захочешь сделать эту скучную ночь интереснее, просто найди меня за кулисами, – он вышел из-за стойки, подмигивая мне.

Я не испытывала к нему ненависти, но и симпатией тут тоже не пахло. Как журналист, я знала все секреты нашей компании, рулящей в Верхнем Ист-Сайде, их я могла разболтать в любой момент, когда они не ожидают этого. Хотя после этого я могу распрощаться со своей репутацией. Но против Шелдона я ничего не хочу иметь, пусть этот старый развратник занимается своим делом и не впутывает меня в него.

Прикончив лимонад, я заплатила и двинулась вдоль маленьких столиков на одного. Над ними располагался балкон. Там, где открывался вид на ночной город, сверкающий миллионами огней разных цветов, стояла толпа, во главе которой находился Эдвард – наша звезда кино, от которой все малолетки сходили с ума. Я поднялась к ним, но, чтобы пробиться к нему, мне пришлось постараться. Заметив обклеенную постерами с оборотнями стену, я сорвала один, протягивая его, подошла к актеру и наивно произнесла:

– Эдвард, я твоя самая ярая поклонница, и я так рада, что увидела тебя.

– Правда? – подписывая мой постер, он поднял сначала тонкие коричневые брови, а потом голову. – Джессика Милтон? Боже мой, каким ветром?

– Здравствуй, Эдвард.

Он взял меня за руку и подвел к краю балкона.

– И как там в античной мусорке под названием Рим? Ловко ты меня провела, – он указал длинным пальцем на постер. – Однако у меня нет времени на болтовню: детишки Нью-Йорка хотят получить мой автограф.

Я недоверчиво посмотрела на него.

– А ты не знаешь? Ну да, Джессика-путешественница! Я прохожу кастинг на «Spooky High».

– Шоу оборотней? – рассмеялась я. Новое шоу планировали запустить на радость тинэйджеров Америки будущей осенью.

– Аууу! – он тоже засмеялся и отошел от меня.

Я поспешила спуститься: фанатки напирали и не давали прохода. Мне хотелось, чтобы этот вечер закончился побыстрее, но до сих пор ни Сабрина, ни Пит, ни, в конце концов, Дарен – никто не пришел. Я оглядела зал и заметила в стороне, где располагались столики для особенных посетителей, Пенелопу – сестру Эдварда, скандальную девицу и сплетницу. По старой памяти и знакомству я не могла не подойти к ней, иначе однажды я бы проснулась униженной и оскорбленной и задушенной собственным шарфом прошлого модного сезона. Улыбаясь и делая ангельский вид, я прошла через зал и села напротив Пенелопы.

– Джесс, как хорошо, что ты здесь.

Она улыбнулась, растягивая накрашенные губы, накручивая на наманикюренный палец прядь черных волос и положив ладонь другой руки на стол, накрытый фиолетовой тканью.

– Пенелопа, рада тебя видеть.

– Да, я тоже. Как мило со стороны Сабрины устроить вечеринку в честь твоего приезда после того, как ты бросила её. Кстати, теперь мы лучшие подруги, – проворковала она и отвела взгляд в глубь зала, будто ища кого-то.

– Что ты говоришь? – я сделала вид будто мне безразлично, хотя на самом деле меня скребли кошки.

– Мне не хотелось тебя заменять, но так бывает, когда ты бросаешь своих друзей, – она наклонила голову, волосы открыли мне её большую блестящую круглую сережку. – Я просто говорю, что я слежу за тобой и Дареном.

– Я знаю, ты беспокоишься о Сабрине… – начала я, складывая пальцы в замок.

– Это называется преданностью, – она сощурила подведенные глаза. – Но ты не знаешь, что это такое. Так почему же ты на самом деле покинула Нью-Йорк?

– Я получила работу в «La Moda», – ехидно улыбнулась я.

– Именно так ты сказала всем, но я нисколько этому не верю, – она сложила пальцы вместе, пододвинула их к себе и приблизилась ко мне, прижимая их своей пышной грудью и переваливаясь за середину стола. – Дела с Дареном пошли не так уж гладко?

– И почему тебя волнуют мои глупые любовные приключения? По-моему, из нас двоих журналист – я, – закинув ногу на ногу, я подняла бровь.

– Потому что я забочусь о своей подруге. А статья – это всего лишь предлог. Ты вернулась за Дареном.

Её слова прозвучали для меня как голос моей совести, мысленно я ужаснулась и вздрогнула, но вида не подала, а только улыбнулась.

– Никак нет. Работа уж такая, – настаивала я на своем.

– Если работа тебе действительно нравится, то ты бы осталась в Милане. Думала, что вернешься, и Дарен тотчас же упадет перед тобой на колени? – она отстранилась, внимательно глядя на меня. – Не беспокойся, я никому не скажу. Пока что, – она подняла лишь уголок губ, взяла в руку свою сумочку и наивно спросила: – А ты не видела Шелдона? Мы хотели поболтать…

– А что? Вы, ребята, вместе? Или как? – включила я свое любопытство журналиста.

– Мы еще не готовы предавать это огласке, – уходя от ответа, отрезала она.

Пенелопа удалилась, виляя своими округлыми частями тела, её блестящее короткое до неприличия платье шелестело, и я слышала его, даже когда она подходила к сцене. Это был совершенно другой конец ресторана. Мне стало не по себе, захотелось выпить что-нибудь в баре. Думалось над моим отъездом в Италию: это было скорое и неожиданное для всех событие. Я тогда никому ничего не сказала. Ну и что? Не больно я кому-то и нужна. К тому же, я не могла поступить по-другому: ответ требовали быстрый и точный, а я боялась, что это был мой единственный шанс стать опытным репортером. Да, но сейчас мне кажется, что я поступила неправильно. Да, но сейчас друзья не думают рассказывать мне о своей жизни. Да, но сейчас все они ополчились против меня. Личная жизнь разбивалась на мелкие кусочки прямо на глазах, и я ничего не могла сделать.

Меня всё не покидало чувство, что вечер станет еще хуже.

Спустя час я, сидя в баре и положив голову на сложенные вместе руки, услышала:

– Милтон, жду у пальмы.

Эдвард на мгновение сел на соседний стул, проговорил три слова и, как ошпаренный, умчался. Я не сразу поняла смысл слов, мой разум туманил алкоголь. Странно, чего это я так нарезалась? Почему Пит так и не пришел?

Я поднялась, шатаясь, бармен предложил мне стакан воды, который я выпила залпом и после которого мне стало легче. Я долго смотрела вокруг себя, пока до меня наконец не дошло, что я находилась здесь и сейчас. Нетвердыми шагами я направилась к балкону. Преодолеть лестницу стало настоящим приключением. Пыталась вести себя более трезво, чем я есть на самом деле. Случайно врезалась в спускающегося парня, извинилась. И еще не скоро заметила Эдварда, разглядывающего ночной город.

– Если ты расскажешь хоть о чем-нибудь из нашего разговора, я сделаю так, что тебя даже в желтые газетенки не возьмут, – он произнес это спокойно, но сквозь зубы.

В тот момент подумала: «Не знаю, что там на уме у Эдварда, но у меня такое ощущение, что это будет самой выдающейся сплетней века». Я кивнула, пытаясь сфокусироваться на новости и собраться вообще.