Сахарные туфельки, Граваль, или Все вокруг круглого стола. Хроники Камелота

Король Скалтур, как сказывают, был сперва обыкновенный сельский житель и звали его на самом-то деле: то ли Балтур, то ли Балагур. А как он однажды вынул из скалы меч, то и стал тут уж сразу прозываться Скалтуром. И только много спустя получился из Скалтура – Халтур, а из Халтура – Алтур, а уж из того стал, наконец, и Артур, хотя это по сути и все едино – и один и тот же самый человек. Так что останемся поначалу при Скалтуре.

Никто и не думал, что он когда-нибудь угодит в короли, ведь все знали его, вроде как облупленного, и как им всем там казалось, ни к чему такому особо выдающемуся непригодного. Да он и сам ни к чему такому не стремился, а жил себе, как обыкновенно живут люди простые или растения – себя самих не перерастая. Шибко высоко не взлетал, но и больно низко не падал. Словом и не то, чтобы плавал, но и не тонул.

Ну, а как он однажды совсем уж обеднел, то и решил пойти в город Ладонь, чтобы поискать счастья, а еще больше того и чего-нибудь съестного.

Шел он леском да степцой и не заметил, как угодил в сплошной каменный лес. Кругом одни только камни да камни и никакой иной разновидности. Выперлись они ввысь, словно, деревья окаменелые, что только дивиться этакому и можно. Дивился, дивился Скалтур целый день и устал уж, наконец, и дивиться, да и голод его совсем одолел, а питаний кругом никаких, одни тебе сплошные каменные сооружения.

Сел он на камушек, словно, на пенек: «Лучше вздремну, – думает, – может во сне какое съестное перепадет». А во сне ему отец, да дед, да иные родственники ближние и дальние явились и говорят: «Не робей, паря, дерзай шибче! Тебе планида вскоре счастливая выпадет, так что уж давай не подкачай, словом – не зевай! Ты в короне ходить вскоре станешь, а мы сверху с небес на тебя глядеть, да радоваться будем.»

Но потом вдруг видимость во сне испортилась, полосы да пятна пошли, да звук заунывный, как в телевизоре без антенны, заскучал тогда Скалтур да и проснулся.

Глянул, а из скалы штука какая-то торчит, будто воткнул кто ее в щель, как бы специально что ли. Или ж сама собой, как-то из камня непонятным манером повыросла. Выдернул он штуковину, а там надпись хитрою витою руною начеканена: «Меч складенец – кто достанет тот и молодец».

Особливым грамотеем Скалтур, однако, никогда не бывал, ему и без всяких разниц было, что буквы, что морщины на лбу, все одно как медведю расписание поездов, потому и значенья-то особого в надписи он и не уловил.

А на штуковине этой самой еще и кнопочка была с узором треугольчатым, а для чего она не сказано, всяк, мол, сам догадывайся. И как-то так уж оно вышло, то ли пальцы нечаянно на кнопку эту наткнулись, то ли кнопка на них, только нажалась она нечаянно и тотчас же яркий острый луч лезвием из вещицы сей загадочной вытянулся и камни резать да дробить в мелкую труху начал. Придавил Скалтур с испугу кнопку вновь и исчез луч в сим же мигом. Нажал еще раз и опять луч острый камни сверлить да крушить принялся. Снова надавил и снова луч, как по приказу, в штуковине спрятался.

– Ну, с таким-то хозяйством не пропадешь, – думает, – оно хоть кого да и хоть чего растребушить способно.

И пошагал скоренькой походкой и дальше, в славный город Ладонь.

Но только было к близлежащему лесу подошел, как оттуда из чащи навстречу ему спешно разбойнички повылезли.

– Отдавай, – говорят, – скорей чего у тебя такого хорошего имеется, а то всю душу тебе из пуза повыпустим!

Скалтур долго с ними беседовать не стал, а нажал скорее кнопочку заветную неприметную и пошел тут меч-складенец сам собой по хребтам да головам разбойничьим чесать. Застонали тут в голос разбойнички:

– Ой, ой! Уйми ты свою процедуру, говорят, мы к такому обращению, отнюдь, не приспособлены, видим крутость твою и уважаем, а если хошь будь у нас хоть и атаманом.

– Нет, – Скалтур говорит, – не уйму покуда, жельмены, вы мне мне стол полный снедью не представите. Потому очень я нонче проголодавшись буду.

Накрыли тут разбойники скоренько стол, снеди всякой из закромов повыволокли: «Питайтесь, мол, на здоровье, достойный господин, да токмо нас не шевеляйте».

Наелся Скалтур дальше некуда запил это дело винцом да пивцом и говорит:

– Хорошо с вами да мне уж дальше пора, судьба меня торопит. Представьте мне коня, – говорит, – чтоб память о вас у меня шибче сохранилась.

Представили ему разбойники и коня, куда ж тут денешься против силы такой и помчал себе Скалтур рысцой да галопом дальше.

Приехал он в город Ладонь по названию, а там народ совсем грустный да вялый будто месяц другой уж некормленный.

– Чего вы такие невеселые, будто, чего несъедобного наелись? – Скалтур спрашивает.

– Да не с чего веселиться-то, – отвечают, – были у нас и король и королева да извел их карлик носатый, Хнут по прозванию. В хоромы к ним влез, что червь в яблоко, да и опоил их зельем зеленым. Стали они бессловесны, как трава или огурцы. А принцессу Зануду хочет он в жены взять насильно и корону уже носит, будто он и совсем уж король.

Пошел Скалтур во дворец посмотреть карлика этого, что за гусь такой. Но еще и до дверей не дошел, а в воротах уж карлик этот самый стоит, носом в землю упирается, мысли у всякого прохожего вынюхивает.

– Чё, надо? – говорит, – Знаю зачем пришел-то, -говорит, – Только валяй лутше отселева покуда щетину из хребта те совсем не повынули.

Другой бы тут затосковал, да прочь отправился, а Скалтур мужик, однако-сь, настырный, складенец свой достал из котомки и хотел уж на кнопочку ту известную надавить, чтоб нахальство дальнейшее карликовское прекратить, да тут карлик ловко так к нему подластился и через нос нежным женским голосом околдовывать начал.

– Ой, какая вещичка-то интересная, – говорит, – ну-кась, дай-ка посмотрю-полюбуюсь. И хвать тут кладенец в лапу свою, ну и на кнопку-то заветную сразу и надавил.

Скалтур и глазом моргнуть не успел, как пошел его складенец лучем ярким по всем бокам честить. И коли б ноги не унесли его так скоро, то и не уцелеть бы ему уж тут ни за что было. Запыхался Скалтур сел прямо посреди дороги и тосковать начал о потерях своих. Только слышит внутри у него будто ходит кто-то, да сапожками потопывает и, будто как по ступеням то подымается, то опускается.

Скалтур, конечно, спрашивает, как из любопытства, вроде: – Кто там ходит?

А изнутри ему отвечают: – Это я, душа твоя. Не горюй найдется выход. Шагай да шагай и дальше вперед, Скалтуха. Не бывает такого, чтоб хоть какого-то выхода да не было.

– Да я разве чего, я ничего, – Скалтур говорит, а душа меж тем продолжает:

– У карлика энтого прямо на носу бородавка мелкая имеется, а на самом же деле это вроде кнопка тайная для превращений разных. Они и у всякого на теле имеются, только никто того их значенья не подозревает. И ежли нажмешь на этакую кнопку-бородавку, да скажешь «превратись!», то и превратится он тотчас во что только ни захочешь.

– Ну, а как кнопку ту нажать-то? – Скалтур спрашивает, – Он же хитрый бес, карла-то эфтот, близко к себе рази подпустит?

– Не робей, – душа изнутри откликается, – видишь вон трава-ботва растет, пожуй малость и станешь букашкой-таракашкой жуком-летуном невзрачным. А там уж сам думай, как с карлой-то носатой управиться.

Сорвал Скалтур травы-ботвы и не успел хорошенько и разжевать даже, как уж размером уменьшился и совсем жуком усатым сделался. Расправил жук крылышки прозрачные и полетел себе прямо во дворец королевский.

А карла как раз тем моментом чай пил, нос на стол положил и расслабился совсем будто в отпуске.

Тут жук-Скалтур полетал кругом, поприсмотрелся где бородавка потайная находится, да разлетевшись со всего маху туда и втюкнулся. И охнуть тут карла не успел, как уж и в горшок ночной превратился, чего Скалтур-то жук мысленно про себя ему и пожелал, конечно, предварительно.

А Скалтур уже про совсем другое думает: «Букашкой-то стать дело нехитрое, а вот как обратно в человечий-то облик теперь возвернуться?»

И стал он внутрь себя стучать, да душу спрашивать: «Чего нам, значит, дальше-то делать надлежит?»

А оттуда изнутри сперва гудки разные пошли, ровно как из телефонной трубки, а потом и отвечают:

– Душа ваша теперь на море на средиземском отдыхает. Замаялась она у вас внутри сидючи и теперь вот в отпуск на море и махнула.

– Ну и порядки, однако, – осердился Скалтур, – а мне почему ничего не сказала! Как же я теперь без души-то буду?

– Да не хотели Вас знаете беспокоить, – отвечают, – да и у Вас-то тоже видок – ни ахти какой процветающий, измучены Вы уж больно и Вам бы тоже отдохнуть, видно, не мешало. Летите прямо к средиземскому морю там и отдохнете, а может и душу свою, как раз, встретите.

Полетел Скалтур тут же к морю средиземскому, глядит, а там душ собралось видимо невидимо и все отдыхают. Прилег и он в сторонке и тоже отдыхать начал. А некоторые души, которые уже отдохнули или вообще не устали носятся кругом, скачут, да бесятся, как все равно дети малые и все по Скалтуру пробежаться норовят, крылышки ему попортить.

– Хорошо все ж, что души-то из легких веществ изготовлены, – Скалтур думает, – а то бы мне весь хребет вконец покалечили. И тут бы уж мне, как итальянцы глаголют, и полная финита ля комедия приключилась.

Но тут и душа его к нему на крылышках тонких подлетела.

– Ты бы хоть искупался, – говорит, – а то погляди-ка чумазый какой. В таком-то теле и всякой душе жить неприятно станет.

Что ж раз душа велит, то никуда тут не денешься. Разлетелся Скалтур и нырнул в самое синее море средиземское.

«Нырну поглубже, – думает, – коли уж мыться так мыться».

А в глубине его рыбины разные зубастые, хищные поджидают, пасти поразинули и та, что покрупней других была – хвать да и проглотила. Сидит Скалтур внутри рыбины и раздумывает печально: