49 оттенков индигово-сиреневенького

Я всё это время сидела, оцепенев. В первую очередь – со всей дури сдерживалась, чтобы не сорваться в одном из направлений.

То есть с одной стороны, очень хотелось повернуть голову, чтобы посмотреть на идеальное лицо демона. И на глаза цвета угля. Или – чая, опалённого, просущенного и сваренного на этих углях.

А с другой – очень хотелось вскочить и бежать без оглядки, чтобы не посмотреть. И не попасть под его власть.

Это – не считая того, что битва между «хочу в кровать» и «надо сцепить зубы и идти дальше» никуда не делась. И лютый стыд незнания своего долга – тоже не утих.

Он присел рядом.

Я чудовищным усилием – не покосилась.

Потом подумала, и решила, что с сидушкой в руках, которую дали попользоваться сами, без просьбы и какой-либо задолженности, выгляжу глупо. Может быть, как человек, который тут не просто сидит, а у которого ноги отказали, и он встать не может. Но – держит лицо.

Так что я – привстала, подложила, закуталась в одеяло, села обратно. Почти не вздрогнув пару раз, когда давила в себе импульс рвануть к двери. И уже привычно изо всех сил не глядя влево.

А влево в поле зрения появились руки. Я – чуть покосилась. Руки устроили представление, переговоры с озвучкой:

Левая:

«Ну чё, как жизнь?»

Правая:

«Отлично!»

Левая:

«Свистишь.»

Правая:

«Ну, может быть, чуть-чуть. Но отвали нах.»

Левая:

«Слушай, я, конечно, отвалю. Но у меня тут пара килограмм помощи завалялось, и срок годности истекает, скоро испортится и выкидывать придётся. Может, хоть глянешь?»

Правая, очень точно показывая мой страх разводки на долги:

«Чё, бесплатно?!»

Левая:

«Не-не, ты чё! Какое там бесплатно. Просто – по себестоимости. Ну, буквально за потраченное время по минутам и по чекам. Со всеми документами».

Правая, очень подозрительно:

«Точно?»

Левая:

«Чё, нотариуса с судьей звать для оценки стоимости? Или, может, просто договоримся?»

Правая, неуверенно:

«Ну… не знаю… чё-то тут не то».

Левая:

«Ну тут такое… короче, эти два кило помощи – они в упаковке. То есть вскрыл попробовать – доедай. Ну, или мне пипец обидно будет, что выкидывать придётся».

Правая:

«Ах от оно чё…»

Левая, жёстко:

«Ну да. Вот именно так».

Руки – опали. Оставив меня с пониманием, что меня – понимают. То есть – со стыдом и страхом, что маска ни хрена не работает, потому что ношу криво и под ней всё видно. И только во вторую очередь – с облегчением, что – по себестоимости. И – с судьёй и нотариусом. И – договориться. Но облегчение – так, мелькнуло.

Я – потупила, собираясь с мыслями после вот этого удара, который разбил маску. Очень опустошительного удара. Ну, того опустошения, когда у тебя отбирают кусок жизни. Там, внезапно увольняют, и ты теряешь маску работника. Или – маску жены. Или – ребёнка.

В общем, я кое-как собралась с мыслями, вытянула руки и промаячила, громко думая, вопрос: «сколько времени мне – тут?»

В ответ мой мозг ещё раз встряхнуло паникой, что я – в глюке.

Ибо ответили мне так же – жестами и чётко думая. Чётче, чем дед, который меня этому учил.

Сообщили то, что семь дней. И что мы бумаги подпишем про обмен.

Но я – зависла. В лютом ужасе, что я – в сказке. Что меня поймал демон, с которым бесполезно носить маски, и который может в идеальное зеркало. И может строить зеркальный лабиринт, в котором нельзя найти его истинную суть. И что как только я загляну ему в глаза – потеряю себя напрочь. Буду не собой, а приложением к нему. Как собака.

Извините за кривизну формулировок. Я сейчас впервые озадачилась тем, чтобы вот этот момент сформулировать в слова.

В общем, снова очень захотелось – бежать, чтобы спастись. Чтобы сохранить право самой решать, кто я и что делаю.

И тут он меня прибил.

Ну, на первый и на второй взгляд, не сделал ничего особенного. Ну, почти.

То есть он спросил:

«Ты веришь в амулеты?»

Я от неожиданности невнятно угукнула, а не маякнула.

А он достал из кармана сверток, и сказал: