Мы упадем первым снегом

– Тебе точно нужна эта работа?

– А ты точно и дальше будешь вести себя как кретин? – едко отвечает она. Ясно, злится. Что неудивительно после моего поведения на трассе. Когда я закрываю дверцу холодильника и снова поворачиваюсь к ней, она смотрит на меня. Вид у нее воинственный, что совсем не вяжется с ее тонкими чертами лица.

– Учти, я буду жить здесь и смогу пробраться в твою комнату ночью в любое время, чтобы накрыть твое лицо подушкой.

Я усмехаюсь:

– Ненормальная.

Банка с колой шипит, когда я ее открываю. Я шумно делаю несколько глотков, а затем направляю банку на нее:

– Ладно, Пейсли. Давай-ка установим правила.

Она закатывает глаза:

– Вот это уже интересно.

– Во-первых, моя комната – табу. Я не хочу тебя там видеть. Моя личная жизнь – это твоя граница. Понятно?

Пейсли пожимает плечами:

– Мне все равно.

Я запрыгиваю на кухонный островок и делаю еще глоток:

– Во-вторых: мы по возможности будем избегать друг друга.

– Мы будем жить в одном доме, – отвечает она. – И как это будет?

– Я не об этом.

Мне становится жарко в толстовке у огня, поэтому я стягиваю ее через голову и кладу рядом с собой на гранит. Взгляд Пейсли на мгновение задерживается на моих руках, прежде чем она делает вид, что просто разглядывает мою футболку. Я снова с трудом сдерживаю улыбку.

– Конечно, мы будем видеться. Этого не избежать. Но ты будешь заниматься своими делами, а я – своими. Хорошо?

– Я все равно ничего другого не планировала, – говорит она. На мгновение она стискивает зубы, а затем вдруг фыркает. – Как ты думаешь, зачем мне нужна эта работа? Уж точно не для того, чтобы таскаться за тобой хвостиком и вздыхать по тебе. Может, ты к этому привык, но со мной тебе не светит. У меня есть приоритеты. И мне глубоко наплевать на тебя, Нокс. Семьсот пятьдесят долларов в неделю – вот что меня здесь держит. Не ты.

Ее гневный взгляд впивается в меня. Если бы я не видел пламени в камине, то поклялся бы, что это оно трещит в ее глазах.

– Значит, договорились.

Я легко спрыгиваю с кухонного островка и допиваю остатки колы. Пейсли на самом деле права. Я не привык к тому, что женщины мной не интересуются. И это до того странно, что пробуждает во мне какие-то чувства.

– Пойдем, я покажу тебе дом.

Только после этого она отпускает лямки спортивной сумки и снимает белый пуховик, настолько толстый, что я вспоминаю диснеевского персонажа Бэймакса. Ее волосы прилипли к шее.

– У нас есть сауна, – говорю я. – В следующий раз, когда захочешь вспотеть, не обязательно сидеть у камина в куртке.

Она бросает на меня злобный взгляд:

– Просто покажи мне дом.

С ухмылкой на лице, которая непонятно откуда взялась, я показываю на потолок:

– Здесь три этажа. Внизу гостиная, кухня, две ванные комнаты и та самая сауна. Снаружи – бассейн.

Пейсли следует за мной, пока я показываю в сторону панорамных окон, выходящих на просторную террасу с подогреваемым бассейном, а затем продолжаю идти по коридору вдоль лестницы. Я указываю рукой на узкую дверь:

– Это подсобное помещение. Там ты найдешь стиральную машину, сушилку и все, что нужно для уборки, в том числе чистящие средства и прочее.

Пейсли открывает дверь и заглядывает внутрь, после чего снова ее закрывает:

– Удивительно, что ты вообще знаешь про эту комнату.

Я облокачиваюсь плечом о косяк:

– Поверь, я знаю гораздо больше… удивительных вещей.

Кажется, она на мгновение задумывается, стоит ли ей что-то ответить, но потом просто поворачивается и указывает на лестницу:

– Что на втором этаже?

– Спальни, – говорю я, отталкиваюсь от косяка и машу ей рукой, приглашая следовать за мной. Поднявшись наверх, я указываю на первую дверь. – Это моя. Три соседние – гостевые. А дальше – комната моего отца.

Ее взгляд задерживается на последней двери из лакированного дерева, а затем падает на фотографию, стоящую на комоде из грубо обработанного дерева.

– Это…

– Из этой галереи видно все вокруг, – поспешно говорю я, прежде чем она успевает сказать то, что я не хочу слышать. Я резко отворачиваюсь и указываю на нижний этаж. – В туристической части здания точно такая же планировка. Удобно следить за постояльцами во время обеда.

Пейсли поглаживает деревянные перила балюстрады, глядя на люстру под потолком, и кивает.

– Хорошо, – она оборачивается и кивает на три свободных комнаты. – Значит, я буду жить в одной из гостевых комнат?

Я качаю головой и указываю на лестницу в другом конце галереи:

– Ты будешь жить в мансардной комнате. Там большая ванная и маленькая кухня. Так что у тебя будет больше личного пространства.

Она бросает на меня любопытный взгляд:

– Почему ты не занял эту комнату сам?

В груди снова сдавливает. Раньше мансарда действительно была моей. Кровать стояла прямо у окна, вмонтированного во всю наклонную стену, из которого открывается потрясающий вид на Скалистые горы. Мы с мамой столько раз любовались оттуда закатом, когда она укладывала меня спать. После ее смерти я не мог больше выносить этот вид.

– Она для меня слишком большая, – лгу я. – Я почти не бываю дома, и она мне не нужна.

Я отворачиваюсь от лестницы и смотрю на Пейсли. Она, кажется, снова погрузилась в свои мысли, облокотившись на балюстраду, и вновь обводит взглядом наше фойе. Судя по выражению ее лица, она очень впечатлена. Когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на освещенный внешний двор, желтоватый свет люстры падает на левую половину ее лица. Только теперь я замечаю припухлость, которая отчетливо видна рядом с ее глазом и под ним. Без задней мысли я протягиваю руку и осторожно провожу кончиками пальцев по покрасневшему месту.