Мы упадем первым снегом

Моя хватка немного грубовата, когда я отодвигаю ее в сторону, но я слишком зол и расстроен, чтобы волноваться о таком. Я сажусь рядом со Стивом на снег и говорю с ним медленно и мягко, так, как мне объясняла его опекунша. Через некоторое время его крики прекращаются, а конечности тяжело падают на снег. Он по-прежнему дышит быстро и судорожно, но худшее уже позади. Он медленно поднимается, засовывает руки в карманы лыжных штанов и уходит. Я знаю, что ему нужно прийти в себя, поэтому отпускаю его. Он не такой, как Тревор. Он не хочет никого провоцировать. Просто у него натура такая… довольно неуравновешенная.

Когда я поднимаюсь, мое сердце по-прежнему быстро бьется. Только после того, как я отправляю парней обратно на хафпайп, я поворачиваюсь к девушке. Моя челюсть напряжена.

– Это еще что такое было?

– Я просто хотела помочь, – быстро отвечает она. На ее лице виноватое выражение.

– И это ты называешь помощью? Накричать на незнакомого человека?

– Он пнул мальчика!

– Тебе ничего не известно об этих ребятах!

Мой голос звучит громче, чем я хотел, но меня это бесит! Одним махом она разрушила все, что я строил неделями. Во мне все кипит, хотя она ни в чем не виновата. Она сделала, что смогла. Но, если честно, мне просто нужен повод, чтобы на нее злиться. Повод перестать думать о ее нежном смехе или сладком цветочном аромате. О тихом, беззащитном голосе. Я не слушаю ее и позволяю гневу взять верх.

– Просто уйди, ладно?

У нее такой вид, будто она увидела привидение. Похоже, мое поведение ее пугает. Это хорошо. Может быть, теперь она будет держаться от меня подальше, и я наконец-то смогу перестать о ней думать.

Фигуристка тяжело сглатывает, раздувает ноздри и вздергивает подбородок. Совершенно очевидно, что она думает обо мне в этот момент. В ее глазах я теперь последняя сволочь. Часть меня хочет, чтобы у нее было обо мне лучшее представление, представление о парне, который купит ей попкорн с маслом и посмеется с ней над шапочками из фольги. Часть меня хочет извиниться за свое поведение, но другая часть, мертвая часть, говорит, что оно и к лучшему. Что она для меня все равно табу, если я не хочу, чтобы меня утянуло на глубину.

Потому что с глубиной приходит тьма.

О, как неожиданно ты повернул сюжет

Пейсли

– Папа подготовил музыку для моей произвольной программы, – Гвен тянется, чтобы коснуться руками пальцев ног.

Ее отец взял на себя роль тренера. Она рассказала мне, что раньше он сам занимался фигурным катанием, прежде чем начать работать в «АйСкейт». Это одна из причин, по которой она с детства мечтала попасть в эту школу. С одной стороны, в этом есть свои плюсы, потому что они доверяют друг другу на сто процентов. С другой стороны, Гвен рассказывала, что они часто ссорятся из-за тренировок.

– Это будет «Сastle on a Cloud» из мюзикла «Отверженные».

– О, это будет меланхоличный произвольный номер, – говорит Леви, который стоит позади Эрина в тренажерном зале и нажимает на его спину, чтобы растянуть ее. Эрин сидит на полу в шпагате, ладони вытянуты вперёд.

– У Гвен всегда меланхоличные произвольные номера, – голос Эрина звучит приглушенно, потому что его нос прижат к полу. Его рыжая челка скользит по паркету. – Ты как Натали Портман в «Черном лебеде», только на льду.

– Враки, – Гвен бросает на Эрина злобный взгляд. – Я, в отличие от нее, не чокнутая.

В ответ раздается ехидный смех. Не от Эрина или Леви, а от Харпер, которая, прижавшись руками к стенке возле нас, лодочкой подняла в воздух правую ногу.

– Вот это новость.

Гвен хмыкает, прежде чем одарить Харпер притворной улыбкой:

– Кстати, о новостях, Харпер. Береги свою искусственную грудь. А то лопнет, когда ты после очередного лутца опять упадешь на лед.

– Хорошо сказала, – еле слышно говорит Леви.

Я отрываю взгляд с Гвен и смотрю на Харпер, которая с раздутыми ноздрями уставилась на стену.

– Мне нравится песня «Castle on a Cloud», – говорю я, надеясь немного разрядить напряженную атмосферу в зале. – У нее такая приятная и нежная мелодия.

Гвен не отвечает. Ее настроение меня настораживает. Что вдруг случилось? Она закрывает глаза и, потягиваясь, кладет лоб на голени. Затем она внезапно встряхивает головой и выпрямляется:

– Извините.

– Гвен!

Я уже почти встаю, чтобы пойти за ней, как вдруг Леви нежно берет меня за запястье и останавливает:

– Не надо.

В его глазах читается сочувствие. Он как будто знает, что происходит с Гвен.

Я растерянно гляжу на него. Даже Эрин поворачивает к нему голову и хмурится.

Харпер раздраженно вздыхает:

– Тоже мне, королева драмы.

Ну все, теперь она меня точно достала!

– Что тебе вечно надо? – шиплю я.

На лице у Харпер появляется вызывающая улыбка. Вместо того чтобы повернуться ко мне, она поднимает ногу еще немного выше и касается подошвой стены.

– Мне ничего не надо, Пейсли, – она опускает ногу, поворачивается ко мне и трясет ею. – Я просто не боюсь нажить врагов, говоря правду.

– Пейсли!

Я резко разворачиваюсь. Полли стоит в дверях тренажерного зала и прищурившись смотрит на меня:

– Идем со мной.

Я глубоко вздыхаю, бросаю последний презрительный взгляд на Харпер и следую за тренером по коридорам на каток.

– Где твои коньки? – спрашивает она, чуть склонив голову набок.

– Э-э… Кажется, до сих пор на трибуне. А что?

– Я хочу с тобой кое-что попробовать, – Полли кивает на второй складной стул в первом ряду, где я после тренировки оставила свои коньки. – Надевай.

– Но ведь тренировка закончилась, – робко возражаю я, чувствуя, как тоскливо мне будет без Гвен. Она собиралась отвезти меня к Винтерботтомам. – Нельзя ли перенести на завтра?

Полли бросает на меня хищный взгляд:

– Ты тут всего второй день, а уже хочешь сдаться?