Тёмная молитва

– Ерунда. Я еще не отчаялся до такой степени, чтобы платить деньги шарлатанам! – внезапно разозлился я.

– Ей не нужны твои деньги, хотя заплатить придется.

– Конечно, придется! Для этого она и предсказывает. С чего ты вообще взяла, что мне нужна помощь?

– Я не говорила, что тебе нужна помощь. Просто скажи, когда будешь готов.

Так и не попрощавшись, она демонстративно повернулась ко мне спиной и вышла из офиса. Я с облегчением обнаружил, что остался один. Не хотелось бы иметь свидетелей этого странного разговора, тем более среди коллег.

Просидел на работе еще часа два. Хотя заявки на новые звонки с сайта появлялись регулярно, работа у меня не ладилась. Все думал о разговоре с Наташей, а клиенты только мешали перебирать в уме, как бусины, каждое слово из нашего разговора. Меня охватила тревога. Мне казалось, я чем-то себя выдал.

Когда я вышел, на улице моросил дождь. Я решил не задергивать капюшон, хотелось освежиться. Холодные капли били мне в лицо, пытались достучаться, вырвать из мира обреченных мыслей. Я действительно отвлекся: затерялся в звуке гудящих в пробке машин и темного неба, подсвеченного изнутри непокорными ночи огнями города. Мокрый асфальт размытыми красками отражал мигающие светофоры и фонари – жаждущее любви и внимания полотно. Люди шагали по нему, спеша по своим делам.

Будничный Петербург, чей голос шепчет завыванием ветра и звенящими от дождя подоконниками. Если остановиться, отдаться ему, то он расскажет кое-что еще. Фигуры под зонтиками растворяются во времени, а город-бунтарь стоит, не желая покоряться природе. В его венах течет кровь из бензина и электричества, каменная мощь сдерживает наводнения, но утопает в наваждениях той красоты, что бросает вызов вечности. И все же нет сомнений, что даже Питер однажды исчезнет, как те фигуры, чьи зонтики дрожат от порывов ветра.

Почему я волнуюсь из-за всех этих пустяков, что происходят в моей жизни? Ведь она так коротка! Даже если случится худшее и все узнают, что я псих, маньяк, самый опустившийся из людей, меня посадят в тюрьму, будут пытать, да хоть казнят – и что с того? В этом не больше смысла, чем в счастливой семейной жизни, которой я наслаждался ранее. Все скоро закончится. Или перейдет из одного состояния в другое.

Визг турникетов, хрип эскалаторов вернул меня в приземленные, а вернее подземные, пласты реальности. Час пик уже прошел, но народа в метро все равно хватало. Подъехала электричка. Не помню, как зашел в нее. Увидел свободное место в вагоне, сразу сел, закрыл глаза. Вот бы снова поймать ту секундную искру безмятежности, которая согрела меня под дождем, и не терять ее никогда. Возможно ли это здесь, среди вечно торопящихся, раздраженных от нехватки места и воздуха людей? Каждый из них ненамеренно, незаметно выкачивал из меня спокойствие. Иногда я приоткрывал глаза, чтобы посмотреть, кто наступил мне на ногу, или убедиться, что не проехал свою остановку.

Какой-то незнакомец сел рядом со мной, и стало совсем тесно. Я снова отгородился от всех сомкнутыми веками, когда вдруг почувствовал тычок в бок. В чем дело? Рефлекторно открыл глаза. Незнакомец доставал из кармана блокнот. Видимо, задел меня случайно. Духота – частый пассажир в метро. Мой сосед как будто не замечал ее: он был в шарфе и в задернутом капюшоне. Глаза скрывали солнцезащитные очки.

Впрочем, какое мне до него дело. В Питере люди порой соревнуются, кто из них страннее. Ничего нового. Я закрыл было глаза, однако снова получил локтем в бок. Постарался не обращать внимания. Задел и задел. Но тычки продолжались и довольно настойчиво.

Я попросил его быть аккуратнее. Незнакомец даже не повернул головы. Судя по направлению непроницаемых стеклышек очков, он смотрел куда-то вперед, прямо в живот стоящего напротив и держащегося за поручень мужчины. Осанка незнакомца при этом была неестественно прямая, из-за чего он казался значительно выше меня, ведь я обычно горбился.

Может, он просто слепой, – устыдился я. Только зачем слепому блокнот? На листке карандашом был вычерчен треугольник. Параллельно основанию фигуру пересекала линия. Я уже собирался снова сделать попытку задремать, как он перелистнул страницу. Я не мог поверить: на пожелтевшей бумаге изображалась со спины человеческая фигура, которая идет посреди тоннеля.

Незнакомец вновь перелистнул страницу. Хотя рисунок был исполнен простым карандашом, художник мастерски передал густые пятна на полу и стенах. Кто-нибудь другой вряд ли догадался бы, что это кровь. Темные сгустки вызывали тревогу. Пространство позади одинокой фигуры заполнялось плотными штрихами. Они перечеркивали друг друга, будто пожирали, и чем ближе к краю листка, тем чернее становились. А тоннель впереди, казалось, не имеет конца. Человек на рисунке слегка горбился. Он обхватил себя руками и двигался на согнутых ногах, изможденный и напуганный.

Незнакомец перелистнул страницу.

Чернота уплотнилась и пододвинулась ближе к спине шагающего. Из нее вырастали щупальца и разливались по полу и стенам. Я вспомнил, как во сне у меня под ногами текла кровь.

Незнакомец перелистнул страницу.

Чернота распространилась по всему тоннелю, лишь впереди оставались всполохи света. Человек полз к ним на коленях и, кажется, пытался до них дотянуться. Но расстояние было слишком велико.

Электричка начала замедлять скорость, а вместе с ней что-то останавливалось внутри меня. На несколько мгновений я разучился дышать. Не заботясь о правилах приличия, я сверлил взглядом блокнот. Я был готов вырвать его из рук и просмотреть сам, но боялся того, что могу увидеть. Я покорно ждал.

Незнакомец перелистнул страницу.

Все пространство бумаги проглотила чернота. Я наклонился ближе, пытаясь в ней что-то разглядеть. Так не должно быть, этому человеку нельзя просто застрять в темном тоннеле! Вскоре мне стало казаться, что я различаю в ней силуэты. Да, они там есть, я был в этом убежден! Разная плотность карандашных штрихов косвенно доказывала, что я не придумывал.

С трудом различимая фигура человека теперь карабкалась вверх. Чернота в середине листа сгущалась, образовывая треугольник с размытыми границами. На нем кто-то или что-то сидело…

Незнакомец захлопнул блокнот.

– Простите… – вновь сделал я попытку к нему обратиться. – Простите, вы меня слышите? Не могли бы вы рассказать про эти рисунки?

Он по-прежнему смотрел вперед, будто меня не существовало.

– Я хочу знать, что это за рисунки и зачем вы мне их показываете? Я к вам обращаюсь!

Без реакции. С тем же успехом я мог разговаривать с пустотой. Я перешел на крик, попробовал одернуть его за руку, но ничего не добился, кроме осуждающих взглядов остальных пассажиров.

За окном озарилась станция. Незнакомец поднялся и взялся за поручень.

– Почему вы молчите? – робко спросил я. Сердитые взгляды свидетелей моего конфуза погасили во мне отвагу. При свете станции вагон оживился, кто-то продвигался к дверям, желая успеть выйти, другие занимали освободившиеся места или уступали дорогу. Рисунки на блокноте вдруг показались мне страшным сном. Я тут же усомнился, что действительно их видел. Я беспомощно наблюдал, как странный незнакомец покидает вагон. Теперь внутрь заходили новые пассажиры, суетливо друг друга подталкивая, потому что «осторожно, двери закрываются» уже прозвучало.