Тёмная молитва

Наташа была моей отдушиной на работе. С ней я мог поговорить, скрасить серые будни. Сегодня, правда, был не тот день, когда мне хотелось общаться, но она все равно не отстанет. Как-то само собой завелось, что мы обедали всегда вместе.

В столовой уже успела набиться очередь. Наташа мне что-то рассказывала. Кажется, я даже отвечал ей односложными фразами. Я выбрал из давно приевшегося однообразного меню бизнес-ланч номер один – солянка, морковный салат и спагетти карбонара, а Наташа номер два – куриный суп, витаминный салат и пюре с котлетой. Был еще вариант номер три, но я его предпочитал, когда номер один надоест еще больше, чем номер два. И, конечно, сладкий компот. Каждый день этот красный сладкий компот.

Наташа ликовала от того, что наше любимое место у окна освободилось, как раз когда мы наполнили подносы и к нему подошли. Почему она радуется каждой мелочи? Я с трудом подавил раздражение.

Аппетит отсутствовал. Еда вызывала отвращение, как и все вокруг. Но если я не буду есть, то не смогу работать. Надо собраться, заставить себя пережить этот день, а потом и все другие вплоть до выходных. А там появится время разобраться, что со мной происходит.

Очередной шлепок по плечу вернул меня к реальности. Я чуть не подавился.

– Ваня, ты меня не слушаешь, пока я тебя не ударю!

– Неправда.

– Что с тобой? Ты сегодня какой-то пресный.

– Тяжелая ночь, – вырвалось у меня.

– Можешь поделиться, если тебе станет легче.

– Это сложно объяснить.

– Понимаю. Проблемы в семье?

Она перестала есть и смотрела на меня с таким состраданием, что мне захотелось выплакаться. Но я уже злился на себя за излишнюю разговорчивость.

– Ну давай выкладывай, бедолага, что у тебя там стряслось?

– Прости, я сегодня не в форме, я знаю. Все из-за сына. Я по нему скучаю. Давно не видел. Но… – тут я на секунду замолчал, потому что отчасти говорил правду.

– Что «но»? Бывшая не дает тебе с ним видеться?

Ладно, раз уж начал плакаться, придется теперь продолжать. По крайней мере, это не выглядит так, будто я что-то скрываю.

– Нет, дело не в этом. Наоборот, она хочет, чтобы я с ним чаще проводил время. Этого хочет и сам Саша. Он часто спрашивает маму про меня. Ему всего семь лет. Недавно начал ходить в школу, а я не смог прийти на первое сентября. Он так меня ждал… Я ужасный отец.

– Почему ты не пришел?

Потому что было полнолуние.

– Мне кажется, ему сейчас лучше держаться подальше от меня. У него теперь другая семья. Надо свыкнуться с этим.

– Что за бред? Ты его отец! – громко возмутилась Наташа. – Любому ребенку нужно внимание обоих родителей, если те не скатившиеся алкоголики вроде моего бывшего.

– Да, я знаю. Просто я не уверен, что он со мной в безопасности. – Я готов был проклясть себя за болтливость, но как же мне хотелось выговориться, хотя бы намеками и недоговорками.

– В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

Я замялся. Теперь надо как-то выкручиваться.

– Трудно объяснить. Иногда мне кажется, что я притягиваю несчастья. А вдруг из-за меня с ним что-то случится?

Я представил, как однажды в полнолуние нахожу голову собственного сына. У меня мгновенно закончились силы заставлять себя есть. Я избегал в мыслях этой картины еще с первого случая. Сейчас я нашел уже вторую голову, и страшное видение начало обретать краски. Пока только наброски, которые я сразу стер. Слишком страшные, чтобы запоминать.

Что если убийца – это я? Неужели такое возможно?

Я ничего не знал об этих двух жертвах, как и об их телах, но каким-то образом находил их головы. Откуда я мог знать, где они спрятаны? А я и не знал, я не мог указать на карте, где они находятся. Я даже не имел понятия, что именно ищу. Они как будто сами дожидались меня.

Если я маньяк, который втайне от себя совершает зло, способен ли я причинить вред собственному сыну?

Мне ничего неизвестно о той, другой, личности внутри себя. Лишь подозрения о ее существовании и никаких доказательств. Но если она есть – ей лучше держаться подальше от тех, кто мне дорог.

Теплое прикосновение вернуло меня обратно в мир. Наташа положила свою руку на мою. Она внимательно, даже проникновенно смотрела мне в глаза. Я моргнул и отвел взгляд.

– Ваня, ты можешь рассказать мне честно, что с тобой происходит? Я хочу помочь.

– Все в порядке. Надо работать. У меня еще с утра висят заявки, – ответил я и резко встал. Карбонара и салат остались недоеденными.

Я вернулся в офис и погрузился в экран монитора, больше не позволяя себя отвлекать. В конце смены я намеренно задержался, чтобы не идти с Наташей вместе до метро. Она, кажется, об этом догадалась и попрощалась со мной холодно. Я даже слегка из-за этого расстроился, чему тут же восторжествовал: все-таки у меня еще остались эмоции, кроме тревоги за сына и свой рассудок.

Закончил я вместо семи часов вечера почти в девять. Я оставался бы и дольше, но заявки на звонки закончились, а новые все не появлялись. Я закрыл офис, так как ушел последним, и оставил ключ у охранника с чувством, что покидаю свое убежище. На улице уже темнело. Я быстрым шагом направился к метро. В электричке на меня навалилась усталость. Разболелась голова. Я не спал вторые сутки, и, хотя организм требовал покоя, я боялся провалиться в сон – туда, где начиналось пространство подсознания, и я не отвечал за себя в полной мере.

Тело все равно требовало свое. Невозможно никогда не спать. Я сразу сдался, переступив порог квартиры. Стоило мне снять пальто и ботинки, как я тут же упал в кровать и заснул…

…В прошлый раз, когда я нашел первую голову, я тоже очутился в этом тоннеле. Отделанные плиткой пол и стены. Они впитали в себя грязь, похожую на засохшую кровь. Какие-то пятна были выцветшие и напоминали ржавчину, другие, еще алые, казались совсем свежими. Все они перемешались, как бы пожирая друг друга, так что я с трудом различал за ними некогда белые островки кафеля – в основном ближе к потолку, куда брызги добрались в меньшей степени.

Рано или поздно здесь появится новая кровь. Сначала она оставит длинные растянутые следы, а после тоннель оживет. Почует, что по нему волокут добычу. Лучше бы поспешить. То, что находилось здесь, любит, когда все делается вовремя.

Я побрел вперед. Старался ступать беззвучно, но я знал, что меня все равно слышат. На потолке в ряд горели лампочки. Некоторые из них мигали, на несколько секунд погружая пространство в полутьму. От них рябило в глазах, а впереди что-то мерещилось, кто-то смотрел на меня и чего-то ждал, но описать этого кого-то я бы не смог. Я даже не был уверен, действительно ли что-то вижу, кроме игры света и тени.

Коридор казался бесконечным. Возможно, он таким и был. Я не оборачивался. Шипение мигающих лампочек за моей спиной замолкало. Они потухали навсегда. Ко мне подбиралась темнота. Медленно, будто желала растянуть удовольствие от преследования. Она шла по пятам. Я завязну в ней, не сумею выбраться, если остановлюсь.

Даже в самом страшном кошмаре, всегда есть возможность проснуться. Меня пробуждение не волновало. Важно было другое: там, впереди, меня кто-то или что-то ждало, но смотрело оно на меня из подбирающейся тьмы за спиной. Исход был предрешен: я послушно двигался туда, куда оно хотело. Я могу проснуться, могу вообще не спать, даже покончить с собой – от него все равно не спрятаться и не сбежать.

Звук моих шагов изменился, стал хлипким. Под ногами заструились ручейки крови. Они ползли вперед, словно наперегонки. У меня возникло сильное желание обернуться. Этого не следовало делать. Блаженны не знающие и не ведающие о своем будущем.

Я терял над собой контроль. Мной завладел страх. Он будто положил свою костлявую ладонь мне на голову и медленно заставил обернуться…

Стук.

Я проснулся в изнеможении. С трудом нашел в себе силы достать из кармана телефон. Время узнать не удалось. Батарея разрядилась. Комнату заливал через щели в шторах тусклый солнечный свет.

Я рывком поднялся с кровати, включил на столе ноутбук и посмотрел на издевающиеся цифры. 14:34. Проспал! Сил долго сокрушаться не было. Казалось, так и должно быть: черная полоса в жизни продолжалась. Не хватало еще для полного счастья потерять работу.

Когда же все это закончится? Почему я не могу жить даже не счастливо, а хотя бы просто нормально? Что я теперь скажу руководителю? Геннадий Александрович всегда ценил меня за ответственность и самоотдачу. Пожалуй, единственный человек, который благодарил меня за потраченное на работе время. Это было не искренне, а скорее для дополнительной мотивации, но все равно не хотелось портить отношения.

Надо теперь думать, как выкручиваться, только думать что-то мешало, сбивало с мысли.

Снова стук.