Не успел Эди вернуть трубку на аппарат, как он вновь затрещал. Это был Моисеенко.
– У вас как в Смольном, никак не дозвониться, – сыронизировал он.
– С Еленой договаривался насчет завтрашних дел, – коротко заметил Эди и тут же в шутливой форме продолжил: – И собирался идти к парадному выходу.
– А я звоню, что мне туда не совсем удобно, вы лучше подойдите к самому началу Горького, знаете, где киоск.
– Это что напротив гостиницы?
– Да, на углу Госплана, туда и подходите через двадцать минут. Если я запоздаю, что вполне возможно из-за тесноты московских улиц, подождите у этого киоска, чтобы я сразу заметил вас. Договорились?
– Договорились, – ответил Эди и положил трубку. «Это пока его первый маневр, но может еще что-нибудь выкинуть из своих запасников, – пронеслось в его голове. – Будем надеяться, что технари, контролирующие телефон, быстро подскажут Артему о звонке резидента, и он сможет внести коррективы в работу наружки. Будем надеяться, но лучше будет, если продублировать это через Любу, – решил Эди и вышел из номера, закрыв за собой дверь на замок.
В коридоре было пусто, даже дежурной по этажу, которой следовало по внутренним правилам гостиницы оставлять ключ при уходе на длительное время из номера, не оказалось на месте. Воспользовавшись этим, Эди позвонил с ее телефона Любе и коротко объяснил, что надо ей сделать, а сам направился к выходу из гостиницы.
Через каких-то десять минут он уже неторопливо шагал по проспекту Маркса в направлении гостиницы «Москва». Справа через многорядную дорогу, по которой бесконечным потоком неслись автомобили, виднелся освещенный неоновыми огнями «Большой театр». «Может, с Еленой сюда сходить? Почему бы и нет, только надо узнать, что там идет, – подумал он, проходя мимо рабочих, огораживающих небольшой участок на проезжей части вокруг люка, из которого сочилась вода. – Неужели опять Неглинка прорывается из коллектора, куда ее загнали строители Москвы? Вряд ли, она же по бетонным трубам течет. Ну ладно с рекой-то, надо бы о резиденте подумать, а я обо всем готов рассуждать, но только не о его выкрутасах. Интересно, чего он надумал менять место встречи? Скорее всего, петляет, путает на всякий случай следы. Как бы то ни было, с ним надо быть максимально осторожным. И что должно означать это его, мол, стой у киоска, чтобы я тебя заметил? Конечно, он все делает, чтобы обнаружить возможную слежку за собой или мной и предпринять необходимые контрмеры, что в нашем случае означало бы, особенно если выявилось наблюдение за мной, провал всей операции. Несомненно, здесь ничего нового нет – все разведки так действуют, но все-таки интересно бы узнать, что кроется за нынешней осторожностью резидента. Итак, скорее всего, обстановку около и вокруг киоска будут наблюдать его люди, как, впрочем, и вести контрнаблюдение по маршруту движения его автомобиля. Наша наружка, естественно, обо всем этом знает и будет действовать максимально осторожно. Опыта ей не занимать, вон скольких зубров вражеских разведок обвела вокруг пальца… Это так, но я-то по легенде неуч в этой части, и потому меня ничто не волнует, и я ничего не боюсь: ни разведок, ни контрразведок. Поэтому я иду к человеку, который мне интересен, так как он помогает мне материально», – заключил Эди, спускаясь в переход, чтобы перейти на другую сторону проспекта. В этот момент впереди себя заметил ранее примелькавшуюся ему парочку, которая вела наблюдение за ним. «Значит, есть и те, кто сопровождает, – подумал он, – но зачем им так плотно опекать меня, уж не задумал ли этот хитрец очередное спецмероприятие, к которому я не готов. В таком случае придется притвориться, что у меня пищевое отравление и ничего не есть и не пить», – решил Эди, медленно ступая по ступенькам наверх, в отличие от всех других случаев, когда буквально взбегал по ним.
Когда он подошел к киоску, там уже тусовалось несколько молодых людей: кто-то, продолжая незаконченный в какой-нибудь забегаловке разговор, кто-то, решивший обменяться мнениями по животрепещущему вопросу в шаговой доступности от киоска, где можно было купить московскую новинку – баночные пиво или фанту, американские сигареты, а кто-то, возможно дожидаясь транспорта. Знакомой парочки здесь не было: не исключено, что она поднялась на другую сторону улицы и теперь наблюдает за ним из-за колонн или автобусов у входа в Интурист. Возможно, такую задачу выполняли и пришедшие сюда минутой позже мужчина и женщина, внешне выглядевшие как супружеская пара. «Не исключено, так оно и есть, хотя, как говорится, в темной комнате все кошки черные», – усмехнулся Эди и стал ждать Моисеенко, расположившись поближе к проезжей части.
Но его все не было и не было, автомобили неслись мимо, набирая скорость сразу после поворота с проспекта Маркса. Минут через десять неожиданно к обочине подкатил синенький жигуленок, за рулем которого сидел Марк. Он приветственно помахал Эди рукой и открыл штурманскую дверцу, приглашая тем самым его в машину.
Эди, изобразив на лице улыбку, медленно подошел к жигуленку и сел на переднее сиденье.
– О-о, рад видеть вас, – почти дружески обронил Марк.
– Привет, я тоже, – в тон ему ответил Эди и захлопнул дверь.
– Андрея Ефимовича задержал начальник, вот он меня и послал за вами, – предупредил Марк возможный со стороны Эди вопрос и, включив сигнал поворота, медленно вырулил на проезжую часть.
– Позвонил бы, если занят, а то оторвали от Отса.
– От кого? – удивленно спросил Марк.
– От песен Отса, – уточнил Эди. – Мне нравится его баритон.
– А-а, понял, – улыбнулся Марк, а затем быстро добавил: – Андрей Ефимович звонил, но вас не было в номере.
– Ничего удивительного, я же ушел на встречу с ним. Да, а куда мы едем, если он занят?
– Мы уже почти приехали, – вновь улыбнулся Марк, подруливая к гостинице «Минск». – Андрей Ефимович сюда подъедет с минуты на минуту, а мы тем временем зайдем в номер, где остановился мой хороший знакомый и перекусим, у него всегда имеется какой-нибудь деликатес, – продолжил он, глядя в зеркало заднего вида.
– Ух, – тяжело выдавил из себя Эди, – не говорите мне о еде, я сегодня траванулся.
– Что сделал?
– Пирожки с мясом поел, а они оказались несвежими.
– О-о, это плохо, – рассмеялся тот, – я тоже год назад в Ташкенте в таком же положении был.
– Лучше об этом не говорите, у меня при одном упоминании о еде желудок выворачивает, – скривив губы, обронил Эди, подумав о том, что весь вечер придется поддерживать эту легенду.
– Не буду, – обронил Марк, втискивая свой жигуленок между стоящими напротив входа двумя такси. Завершив маневр, он облегченно вздохнул и, внимательно посмотрев на окна верхних этажей гостиницы, продолжил: – Приехали, пойдемте.
– Пойдемте, – сказал Эди и, стараясь не задеть дверью жигуленка кузов такси, вышел из машины. При этом заметил, как к гостинице подъехала какая-то «Волга» и тут же припарковалась. Никто из нее отчего-то не стал выходить. Практически вслед за ней подрулила «Волга»-такси с шахматными полосами на боках, из которой вышли опрятно одетые мужчина и женщина и направились к центральному входу. Такси после этого проехало до десятка метров вперед и также припарковалось. Световой сигнал тут же погас. «Наверно, в такси наша наружка, а в таинственной волжанке – люди Моисеенко, – пронеслось в голове Эди, который шел вслед за Марком к входу в гостиницу. – Интересно, что же задумал резидент на этот раз? Испробовать на мне какой-нибудь новый коктейль с Ленгли? Так в мои планы не входит его глотать, а в остальном разберемся, и со временем станет ясно, как в народе говорят, кто чей холоп».
– Идем на второй этаж, – указал Марк, прервав этим его мысли.
Эди молча последовал за ним, обратив внимание на сидящую в холле знакомую парочку моисеенковских «топтунов». «Они меня точно держат за лопуха, если столько времени используют одну и ту же парочку для слежки, – внутренне улыбнулся он, – пусть так и будет, не стоит их разубеждать в этом».
Через пару минут Марк постучался в дверь одного из номеров. Ее тут же открыли. Было видно, что здесь ждали их прихода. В проеме показался мужчина лет сорока, который своей внешностью был похож на известного ленинградского певца Эдуарда Хиля.
– Вас ожидают, – манерно произнес он, указывая рукой в комнату, где за столом, уставленным различной едой, бутылками со спиртным, соками и водой, сидел Моисеенко.
– Удивлены? – хохотнул тот, поднимаясь навстречу Эди. – Не сердитесь, это он посоветовал мне так поступить, – добавил резидент, кивнув в сторону Марка, отчего тот лишь развел руки в стороны, мол, принимай, как говорит шеф.
– Нет, не удивлен, – ответил Эди, – я уже привык к тому, что вы всегда поступаете оригинально, – и тут же, бросив на Марка тревожный взгляд, быстро направился в туалетную комнату.
– Он траханулся, – пояснил Марк, среагировав на вопросительный взгляд резидента.
– Траванулся, – поправил его человек, похожий на Хиля. – У русских так говорят, когда хотят сказать, что отравился.
– Really? I hope, there’s nothing serious? – неожиданно перейдя на английский язык, вполголоса спросил Моисеенко.
– No, it’s some street food, – уточнил Марк на том же языке.
– Do you know, whether he saw a doctor?
– He said nothing, so I didn’t ask.
– But you should have! You know, now he’ll neither eat nor drink, – начал сердиться Моисеенко.
– Maybe the juice trick? – предложил человек, похожий на Хиля, – We use it as well.
– You should have foreseen all the possible situations, – холодно произнес Моисеенко и после короткой паузы добавил: – Gunter, won’t it hurt him much? We need him healthy.
– Just a little bit, but it will wear off in a while, – пояснил тот, сморщившись.
– But if he raises a racket?
– Don’t worry! He’ll be as good as a pie, – усмехнулся Гюнтер.
– Then prepare your juice, until he comes out, – приказал Моисеенко, а затем отчего-то сморщив лоб, будто решая многосложную задачу, спросил: – And what does it mean “to be as good as a pie”?
– It means he’ll be nice and sweet, – уточнил Гюнтер.
– Really? And if you don’t mind me asking, where did you study to get such deep knowledge in Russian language?
– Well, I was born and lived in Kazakhstan.