Очаг

Ханума расстелила постель, сняла головной убор, погасила лампу и только что легла спать. Ей послышались чьи-то шаги у порога дома.

Сегодняшнее собрание в сельсовете, где руководящие работники обсуждали ход работ в селе, затянулось допоздна. В конце собрания Ягды и Нурджума сцепились друг с другом по вопросу перевода пахотных волов из одной бригады в другую, при этом каждый считал правым себя. Как это было в детстве, никто из них не хотел уступить другому…

Ханума подняла голову с подушки и, затаив дыхание, прислушалась. Вообще-то вряд ли там кто-то есть, наверно, ей показалось. А вдруг Ягды с полпути по дороге домой повернул в эту сторону, может, у него сегодня хорошее настроение? А вдруг это были шаги не человека, а собаки Ёлбарса, который ревностно охранял этот дом и при виде чужака оскаливал зубы? Но это в том случае, если он не ушел в гости к соседской собаке, с которой в последнее время сильно сдружился. Каждый раз, чтобы накормить пса, Ханума ходила за ним в соседний двор. Да, нет, это не собака и не птицы, это очень похоже на шаги человека.

Ханума не ошиблась. Это был Ахмет, он сразу не поехал к себе домой, спрятал коня в укромном месте, хотел узнать про обстановку в селе. А потом, обходя стороной знакомые дома своих бяшбелаларов, направился сюда, к Хануме, ему и не терпелось увидеться с ней. Осмотревшись по сторонам, Ахмет легонько толкнул невысокую дверь. Ханума, решив, что Ягды всё же не поехал домой и пришёл к ней, чтобы уточнить, шепотом спросила:

– Кто там?

В её голосе отчетливо прозвучала надежда.

– Гмм, я, да я это…

Ханума не сразу узнала этот хрипливый, грубый глухой голос. Но догадалась что это точно не Ягды, потому что тот на вопрос «Кто там?» всегда отвечал одинаково:

– Открой дверь, тогда и увидишь, кто.

Тем временем голос раздался во второй раз:

– Ханума, это я, Ахмет!

На этот раз Ханума узнала голос, но не поверила ушам своим, понять не могла, как мог Ахмет осмелиться явиться к ней среди ночи, зная, что в этом доме Ягды не редкий гость. Но сейчас она не хотела углубляться в эти мысли, сегодня ночью счастье улыбнулось ей, и она обязательно примет его в свои объятья, ведь она так долго ждала его! В предвкушении ночи любви она побежала открывать дверь:

– Откуда ты взялся, мой инер?! – радостно произнесла она.

Ханума давно мечтала об этой встрече, но не думала, что она может стать такой неожиданной, она не ждала Ахмета, тем более, в такой обстановке. Хотя она всегда помнила Ахмета. Женщинам характерно никогда они не забывать мужчин, которые были им хоть один раз по душе. Встречи с такими людьми они относили к самым счастливым мгновениям своей жизни. После той встречи Ханума часто вспоминала Ахмета: «В последнее время что-то не видно моего бурного инера, хотя бы жив ли он?»

Вот недавно у неё состоялся короткий разговор об Ахмете с прибывшим в их село работником ОГПУ. Этот работник рассказал ей, как совсем недавно какой-то верховой, прихватив жену бая из Байрача и загрузившись мешками с серебром и золотом, сумел провести пограничников и перебраться на ту сторону реки. А потом как бы между прочим спросил: «Давно ли ты видела в селе Ахмета забуна?» Понятливая Ханума сразу сообразила, куда клонит работник ОГПУ, и, хотя давно не видела Ахмета, без запинки ответила:

– Кажется, пару дней назад он вместе с чабаном Гара шёл в пески, – и всё же в голосе её прозвучала тревога.

Но поскольку речь шла об Ахмете, она не могла оставаться равнодушной, волновалась, конечно.

…Бросившись на шею Ахмету, Ханума так разволновалась, что не удержалась от слёз. В этот момент она поверила, что Ахмет пришёл к ней не откуда-то, а входил прямо из её души. Ахмет радостно обнял женщину.

Не в силах сдержать эмоции, Ханума взяла ладонь Ахмета двумя руками и прижала её к своему сердцу. Ахмет с удовольствием поднял женщину прижал её к своей груди. Это было первое своеобразие приветствие.

Раньше Ягды довольно часто приезжал к Хануме, но недавно его законная жена обратилась к свекрови Бостан эне и сказала: «Если ваш сын не считает меня своей женой, верните меня в отчий дом. А он пусть женится на своей Хануме и живёт с ней». Вот с тех пор его свидания с Ханумой стали редкими и практически сошли на нет.

Разгневанный Нарлы гамышчи отходил плетью своего взрослого сына. Лупил он его яростно, сравнивая сына с кобелём, который погнался за сучкой, у которой началась течка.

И что теперь? Разве у туркмен допускается выступать против отца? Нет, конечно. Получив по заслугам, Ягды улыбнулся:

– Отец до сих пор считает меня мальчишкой, чуть что, лупит меня.

С тех пор старик стал следить за сыном, и, если тот задерживался на работе, мог пойти за ним, опасаясь, что ноги того снова понесут к Хануме.

Ханума двигалась легко, порхала от радости по комнате, обихаживала Ахмета, прибывшего после дальней дороги и сильно уставшего. Достала лампу и снова зажгла её, поставила в центре комнаты. Вспомнив, что у неё есть готовая каурма, решила на скорую руку приготовить горячую еду. Расстелив сачак, поставила на него чайник с настоянным чаем. Откуда-то с боку достала из мешочка сухое варенье из дыни и тоже выложила на сачак.

– Ты пока выпей пару пиал этого чая, правда, он немного остыл, а я тем временем свежий приготовлю. У меня есть замечательная заварка, ты получишь удовольствие!

– Не надо, не беспокойся, лучше иди ко мне, да иди же сюда! Я немного устал, но не голоден. Перед уходом чабаны хорошо накормили, я ещё и пиалу белого топлёного жира выпил, чтобы не испытывать жажды, а потом ещё две тунчи чая выпил.

– И все же…– Ханума не отказалась от намерения накормить желанного гостя.

Прислонившись к стене, при свете лампы Ахмету были видны счастливые глаза женщины, её лёгкие движения, белые руки, ловко переставлявшие что-то с места на место. На её нежном лице всё еще были видны следы волнения. Да и как было ей не волноваться, надо же было такому случиться, Бог услышал её переживания последних дней из-за одиночества, и вот перед ней сидит мужчина, о котором она столько мечтала! За чаем Ахмет сказал Хануме, что очень давно не был в селе, расспрашивал её о последних событиях. Ханума рассказала ему, что раскулачивание в селе приобретает всё больший размах, уже две группы людей отправлены в ссылку, а сейчас формируется третья, причём, всё это делается быстро, они будто воровством занимаются и хотят поскорее замести следы.

Она лишь упомянула о непримиримой борьбе с неугодными власти людьми, которую ведут Аман ОГПУ и вновь прибывший прокурор Сары Байлыев, но в подробности вдаваться не стала. Ничего не стала она говорить и об Ягды. Подумав об этом, Ахмет решил, что Ханума выгораживает его, считая своим главным покровителем. Тем не менее, он по-прежнему был уверен в том, что во всех этих бедах замешан и Ягды, потому что тот слишком хорошо знал своих земляков. Ахмет не стал разочаровывать женщину, которая так искренне радовалась встрече с ним, ничего не спросил про Ягды. Да, Ахмет не собирается прощать Ягды за то, что он участвовал в погроме семьи дяди, но и прямо выступить против него не был готов. Он знал, что в этом случае пострадает его собственная семья, власть не оставит их в покое, истребит всех его родственников. Как бы там ни было, действовать надо осторожно, чтобы ни на кого не пало подозрение, быть хитрее. Это-то так, но разве в Ахмете есть хоть капля хитрости?

Разные мысли вертелись в голове Ахмета. Подав обед, Ханума и сама присела возле сачака рядом с дорогим для неё гостем. В её красивых карих глазах светился зов плоти. Это напомнило Ахмету ту незабываемую встречу возле холмов, те ласки, которыми осыпали они друг друга. Ужин длился недолго, Ахмет был не в состоянии терпеть охватившее его возбуждение, когда рядом находилась готовая ответить прекрасная женщина. В ту же минуту енщина только воскликнула: «Господи, какой же ты нетерпеливый!» … В её голосе звучало сладострастие. Всю ночь они не сомкнули глаз, истово любили друг друга. Время пролетело незаметно, скоро начнёт светать. Ханума мечтала, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Ахмет встал с постели, но Ханума тут же своими белыми руками обвила его шею.

– Что, уже?

– Ночь потихонечку закончилась!

– Но ведь ещё даже петухи не прокричали?

– Разве надо ждать, когда петухи закричат и рассветёт?

Прежде чем дать Ахмету уйти, Ханума вышла из дома, присела неподалёку будто по надобности организма, осмотрелась, нет ли кого, и только после этого вернулась в дом, чтобы проводить Ахмета. Обняла его, прижалась грудью. Нет, этой ночи ей было мало, она не насытилась им до конца, и это прозвучало в голосе Ханумы:

– Куда ты теперь?

– Мир велик, а ты будь здорова и счастлива!..

Волосы Ханумы растрепались, но она не обращала на это внимания, сейчас она была поглощена мыслями о том, как замечательно они провели ночь. Перед тем, как выпустить Ахмета из дома, она ещё раз обвила его шею и крепко прижалась к его груди. Кругом стояла тишина, мир ещё не очнулся ото сна. Выйдя из дома, Ахмет моментально растворился во тьме.

* * *

А жизнь в селе шла по новым, непривычным для людей правилам. Их преследовали непонятно за что, отправляли в ссылки, сажали в тюрьмы. Поначалу только с единоличников брали дань в виде яиц, меха, постели, папах, шкур животных, но теперь и колхозников обязали делиться своими запасами. Больше всего мучились семьи, которым нечего было дать, тогда доверенные лица власти объявляли их противниками, не желающими делиться с государством, потому что ненавидят советскую власть и хотят возвращения прежней жизни. Живущие впроголодь семьи вынуждены за бесценок распродавать женские украшения, кошмы, ковры, одеяла, чтобы не оказаться под тяжким бременем налогообложения.

Ночь постепенно становилась темнее, задул прохладный ветерок, вокруг стояла тишина. Изредка доносился негромкий ленивый лай собаки, вот ей что-то показалось, и она, на всякий случай, тихонько гавкнула. Но потом, и она успокоилась.

До поздна сидевший в своем кабинете, Нурджума тихонько шёл домой, размышляя о превратностях судьбы, о нынешней непонятной жизни. Ему чего-то хотелось, правда, он и сам не знал, чего именно. Неплохо бы сейчас выпить холодного верблюжьего чала, а можно и чая. Возле дома в тени уже несколько дней лежит арбуз. Мысли его путались, перескакивая с одной на другую, по пути домой он вспоминал отрывки выступлений на собрании.

Прохладный ветерок доносил приятный запах езгена, которым заросли окрестные холмы, и относил его в село.

Проходя мимо Холма споров гапланов, Нурджума вдруг, неожиданном месте услышал из кустов тихий всхрап лошади. Остановился. Прислушался и осмотрелся по сторонам. Когда внимательно вгляделся, увидел среди зарослей камышей и тальника привязанного коня. Поначалу Нурджума не обратил на это внимания, мало ли здесь бегает отвязавшихся коней? Но его удивило другое. Этот конь был осёдлан и готов в любой момент принять седока. «Интересно, что этот конь здесь делает?» Как бы там ни было, но этот конь принадлежал человеку явно нечужому, к тому же не опасающемуся таких, как Гурт, охраняющие этот тальник, чтобы потом использовать его при строительстве дома. Потому что Гурт, которого называют чокнутым, время от времени устраивал разборки с теми, кто смел оставлять здесь коня или держит в тени свой скот. Подойдя ближе, Нурджума сразу же узнал коня с белой отметиной на лбу. Это был конь Ахмета. Он конечно удивился. Подумав о том, что он неспроста оставил коня здесь, а не возле своего дома, Нурджума вдруг вспомнил еще кое о чём, и ему стало не по себе. Если Ахмет вернулся, а его конь оказался здесь, в укрытии, это значит, должно что-то случиться, причём, нечто ужасное…

К седлу коня был прикреплен старенький ковровый хурджун. Оттуда исходило приятный запах гератского табака, и это было свидетельством того, что человек прибыл издалека. Опустившись на корточки, Нурджума стал всматриваться в ночную тьму, словно хотел увидеть что-то невидимое.

Казалось, человек должен появиться откуда-нибудь, но Ахмет всё никак не появлялся. «Интересно, куда он мог пропасть?» Когда Нурджума стал перебирать в уме места, куда мог податься Ахмет в первую очередь, и пришёл к выводу, что искать его надо не здесь, а совсем в другом месте. Раз он прибыл сюда тайно, и ещё и дома не показывался, значит, скорее всего, направился прямиком к Кымышу-дузчы. Раз Ахмет прибыл, он не мог уйти, не повидав дядю это, во-первых. А во-вторых, он наверняка узнал, что сыновей Кымыша отправили в ссылку, и прибыл сюда, чтобы отомстить тем, кто в этом замешан. Ещё в то время, когда сыновей Кымыша с семьями грузили в повозки для отправки в ссылку, люди обратили внимание, что среди них нет Ахмета

– Если Ахмет узнает, он многим за это отомстит, так просто он этого не оставит, – говорили люди.

Зная хорошо Ахмета, Нурджума и сам был того же мнения. Увидев приближение чужой тени, лежавшая рядом с домом Кымыша собака насторожилась. Но когда человек произнёс: «Алабай!», – собака узнала голос и успокоилась.

Нурджума замедлил шаг, прислушался. Но со стороны дома не было никаких звуков, кроме громкого дыхания спящих людей. По пути он завернул и к расположенному неподалёку дому Ахмета, но и там ничто не говорило о его присутствии. Нурджума вдруг подумал, что тот наверняка вознамерился отомстить Ягды, всполошился: «Как бы этот идиот не натворил бед!». Заторопился в ту сторону, побежал огородами, чтобы сократить путь. Иногда его ноги запутывались в каких-то зарослях, и он падал. Хотя дом Ягды располагался не так далеко, сейчас ему показалось, что он находится так же далеко, как Пырар. Когда его ноги запутались в кустах, и он упал, слетевшая с головы папаха угодила прямо в сосуд с водой. После этого Нурджума всю дорогу отжимал свою мокрую папаху. Боялся, что мог опоздать. Не заметив ничего подозрительного, тем не менее, подойдя ближе к дому Ягды, он дважды крикнул: «Ягды! Ягды!» В доме послышалось непонятное бормотание, после чего раздался недовольный сонный голос Ягды: