Очаг

– Если это ты, тогда одевайся, мы и за тобой пришли, – кивком головы он показал на людей, которых шли за ними толпой. Среди них находились сыновья Гуллы эмина Абдулла и Джума, на лицах у них было написано непонимание, за что их задержали. Ещё одним пленённым был высокий худощавый Анна-пальван, а рядом с ним стоял светлолицый по имени Лапар, мало знакомый Кымышу человек. Он стоял, опустив голову и ковыряясь в зубах сорванной тут же щепкой. Видя, что сейчас уведут и его сына, Кымыш-дузчы понял, что ему не удастся найти общий язык с этими людьми.

– За что вы собираетесь задержать Оразгелди? – задавая вопрос, старик смотрел то на человека, обратившегося непосредственно к нему, то на Ягды, отводившего взгляд от старика. – Сыновья Кымыша ни в воровстве не были замечены, ни в кровавых схватках, и границу они не нарушали…

– Яшули, нам велели привести этих людей на допрос. Мы люди выполняем приказ, – неохотно и недовольно произнёс усатый, видя, как Кымыш-дузчы защищает своего сына.

Кымыш-дузчы не удержался и снова задал вопрос:

– А куда вы поведёте людей?

– Пока что в Гаравулдепе.

Поняв, что ему придётся последовать за ними, Оразгелди отдал свой серп стоявшему рядом Аганазару и велел Алланазару: «А ну, полей!», кивнув головой в сторону кувшина с водой. Отойдя в сторонку, умылся, смыв пыль с лица и рук. Около них стали собираться работавшие неподалёку люди. Оразгылыч почувствовав недоброе, не зная, чем он в такой ситуации может помочь старшему брату суетился. Время от времени бросал ненавистные взгляды на Ягды-кемсита, сидевшего в седле коня с надменным видом.

Надев дон и папаху, Оразгелди был готов присоединиться к остальным задержанным. Не глядя на расстроенных отца и брата, постарался как-то успокоить их:

– Акга, вы с Оразгылычем и внуками продолжайте жать пшеницу. А мы, даст бог, скоро вернёмся.

Сказав это, он жалобно посмотрел на мальчишек, которые, ничего не понимая в происходящем, были похожи на маленьких птенцов, вытянув шеи, сидящих в гнезде в ожидании матери, улетевшей за питанием для них.

Усатому не понравилось, что вокруг растёт толпа, что люди выражали недовольство происходящим. После того, как Оразгелди присоединился к задержанным, пришпорил коня, чтобы поскорее убраться с этого места. И услышал он как кто-то из собравшихся сказал: «Известно, как надо с этими поступить, да больно спина у них крепкая, а то можно было бы у этого усатого вырвать усы и приклеить ему на зад!», но пропустил эти слова мимо ушей.

Кто-то в толпе прыснул, видимо, представив усатый зад здорового мужика, а потом смущённо рассмеялся, словно увидев что-то постыдное. Когда толпа скрылась из виду, Оразгылыч, придя в себя после пережитого шока, вдруг вспомнил про еду, которую захватили из дома, и пожалел, что ничего не дал с собой старшему брату. Потом он понял, что, проводив брата, не сможет спокойно оставаться здесь, и потому через некоторое время собрался пойти туда, чтобы проведать Оразгелди.

После этого потрясения люди в поле еще некоторое время не могли приступить к работе. Так и стояли на том месте. То, что работники ОГПУ выдернули из их рядов людей и увели с собой, испортил всем настроение. Уже никому не хотелось работать. И самое главное, было непонятно, когда и чем всё это закончится.

Новая власть стала репрессировать народ после того, как пару лет назад придумав слова «кулак» и «раскулачивание». А потом, словно были виноваты эти несчастные люди, для них заново наступил конец света, их стали называть басмачами.

Люди, которых они забирали каждый раз ранее якобы «на допрос», назад возвращались не скоро, а то и вовсе не возвращались. А кто-то после таких «допросов» возвращался домой искалеченным. О том, что было с ними, рассказывали с опаской, и только самым близким людям. «Там так били, так били, пытали, что ты предпочёл бы умереть, чем терпеть такую боль».

Думалось, для народа, которого много лет угнетали и унижали, для людей, живших только своим трудом, наступила какая-то передышка, появилась надежда на перемены к лучшему. Но тут возникло это пресловутое слово «кулак», прикрываясь которым людей грабили и истязали.

Вдруг в горизонте стоящих людей ещё немного на том месте, откуда всадники увели с собой людей, сельчане, что-то задумав, толпой пошли к тому месту, где стояли на поле растерянные Кымыш-дузчы с сыном и внуками.

Впереди всех шёл Алтмыш ага в накинутом на плечи серо-голубом доне. Это был крупный человек с благообразным лицом, его смоляная борода опускалась на грудь. Шаг его был решительным, он чувствовал за своей спиной огромную силу в лице идущих следом людей.

Кымыш-дузчы, его сыновья и окружавшие люди тоже скоро увидели направляющихся в сторону земляков, толпами ждали.

И хотя солнце уже было в зените, жары не было. Тучи рассеялись, и всё же дыхание дождя ощущалось, того самого дождя, который так и не пролился вчерашним вечером. Небо словно укрылось серо-голубым покрывалом, а солнце превратилось в открытый туйнук над ним.

Не догадываясь о намерениях идущих людей, с недоумением стояший Кымыш-дузчы ответил на приветствие человека, идущего впереди группы.

– Алтмыш, что всё это значит? – удивлённо спросил старик.

Подойдя к Кымышу-дузчы, Алтмыш ага, выражая уважительное отношение к человеку, которого почитали все жители села, поздоровался с ним обеими руками.

– Мы, Кымыш ага, собираемся отправиться в Гаравулдепе, за людьми, которых только что увели от нас. – По тону его ответа можно было понять, что все остальные одобрили это решение.

Кымышу хотелось воскликнуть: «Люди, да будет ли толк от вашего похода?», но, видя решительность на лицах односельчан, оставил своё мнение при себе. Его до глубины души тронула солидарность этих людей, и он с благодарностью посмотрел на них.

Один из солдат, дежуривших на смотровой вышке рядом с погранзаставой, когда издалека увидев приближающуюся толпу людей, поняв, они пришли к недавно арестованным, побежал к заставе докладывать об этом командиру части. Усатый, поместив задержанных в изоляторе временного содержания, сейчас сидел в кабинете командира заставы. Вытерев носовым платком низ снятой с головы фуражки, он разговаривал с присутствующими в кабинете людьми. Неожиданное известие подействовало на него как удар хлыстом, лицо его стало багрово-красным.

Ему и в голову не могло прийти, что народ, который новая власть уже несколько лет держала в страхе и повиновении, может позволить себе такие решительные действия. Красный сапог большевиков с железными подмётками и ядовитыми стельками, большевиков, ставших врагами богатых людей в 1917 году, теперь добрался и до окраин империи и топтал их. Давил здешних баев, ишанов и мулл вместе с их Кораном.

От услышанного вздрогнул и присутствовавший в кабинете Ягды сельсовет, он растерянно посмотрел по сторонам, в его взгляде застыл вопрос: «Что это значит?». Командир заставы, вместе со стулом повернувшись назад, протянул руку и достал из кобуры маузер, а второй рукой торопливо схватил фуражку и заспешил на улицу. После этого все трое последовали за солдатом, принесшим известие об идущих в их сторону людях. Первые из идущих уже вступили на мост через большую канаву, протекающую между Гаравулдепе и проходящей сбоку от него дорогой. Усатый представитель ОГПУ, ненавидящим взглядом окинув движущуюся толпу, вышел навстречу.

– Ну, и куда вы прётесь? – грубо обратился он к толпе, выставив одну ногу вперёд, словно набирая скорость, а правую руку положив на кобуру с маузером. Люди остановились на мосту, из толпы донёсся решительный голос Алтмыша. Кивнув взгляд стоящему позади сотрудника ОГПУ Ягды-кемситу, произнёс:

– Эй, ты, а ну, скажи, кто тут самый главный начальник?

– Это я. И на что тебе большой начальник? – качнувшись и с трудом удержавшись на ногах, ответил вспотевший работник ОГПУ.

– Если это ты, тогда слушай. Мы пришли сюда не для того, чтобы драться с находящимься здесь твоими людьми. Мы пришли за своими людьми, освободите их немедленно!

– Мы должны допросить их.

После этого ответа до того молча стоявшие позади него люди вдруг ожили, зашевелились, заговорили все разом:

– В чём их обвиняют?

– Знаем мы, что вы делаете с людьми после ваших допросов!

– Люди устали от ваших репрессий! Когда этому придёт конец?

– Если у вас есть вопросы, разве нельзя задать их людям где-нибудь в сельсовете, а не запирать их в казематах? – держа в руках вилы, Альмыш ага тоном советника говорил о том, что такое поведение властей отрицательно действует на людей, угнетает их.

– Нет, вы только послушайте, что он говорит! – возмутился один из толпы, круглый толстячок невысокого роста, которому не понравились слова работника ОГПУ.

– Освободите наших людей из заключения. Мы их хорошо знаем. Во-первых, они из достойных семей, в своё время много хорошего сделавших людям.

Алтмыш снова хладнокровно обратился к работнику ОГПУ, который, как разъярённый петух, готов был наброситься на него. Работник ОГПУ воспринял увещевания вожака как страх перед властями, а он и есть представитель этой власти, поэтому заговорил зло, напористо:

– Знаешь ли ты, бородач, что поведя людей за собой, ты выступаешь против власти? Не знаешь, как власть поступает с такими, как ты?

Его голос становился всё громче, всё решительней. Он крутился на месте, то окидывая взглядом толпу, то оборачиваясь к тем, кто стоял позади него, размахивал руками, угрожал.

При виде такого поведения работника ОГПУ люди подумали, что он сходит с ума, и выжидающе замолчали. Вид у них был такой, словно они не работника ОГПУ слушали, а наблюдали за каким-то весёлым представлением. При виде молчащих людей усатый поверил, что его слова возымели действие. Выражение лица командира пограничников всё ещё было задумчивым. Кажется, он думал о том, как бы не случилось чего-то непредвиденного, переступая с ноги на ногу, поверх голов людей бросал взгляды на холмы Пенди.

Работник ОГПУ, довольный тем, что сумел заткнуть рты собравшихся, с видом победителя спросил у них:

– Ну, что, остались у кого-то из вас вопросы?

– У меня есть! – не дав договорить, ответил Халназар ага, стоявший в гуще толпы, опираясь на вилы.

Посмотрев на него, усатый приготовился спокойно выслушать вопрос. Одёрнул полы облегавшей его фигуру рубашки.

– Вот что я хочу сказать тебе, ты действуешь точно так же, как Аман порхан, не дай бог никому быть похожим на него… Ну, а теперь покажи нам своё умение на семи лопатах попрыгать!

При этих словах Халназара народ тут же представил упомянутого им человека, это вызвало смех. Временами на сельских тоях появлялся пожилой человек по имени Аман-порхан, который устраивал пляски на семи раскалённых лопатах, причём, выступал он под музыку, и делал свой номер так виртуозно, что зрители не могли оторвать от него глаз.