На основе сказанного у верноподданных слушателей напрашивался вывод, что если творятся беззакония, то их творят не большевики, а враги народа, надевшие личину большевиков. Значит, получается, что исполнители и вдохновители истязаний невинных, только притворяются доброхотами, а на самой деле – волки лютые?!
Нет, такую гиперболу не могла переварить голова молодого человека, наполненная треском назойливого славословия вождей, руководителей, отцов народа. Не мог же Киров бросить вызов кремлевскому самодержцу и его клевретам, которые за один косой взгляд могли перегрызть глотку кому угодно.
Выстрел в Смольном, оборвавший жизнь Кирова, показал, что клевреты не дремали. Они свершили свой черный суд над христианнейшим ленинградцем. Он стал не ко двору, а точнее – не той веры. Этот выстрел, убравший опасного конкурента, одновременно послужил сигналом к обострению террора, к еще более массовым репрессиям, затронувшим тысячи и тысячи безвинных людей.
Новые преследования опять коснулись семьи Щеголевых и разрушили то призрачное благополучие, которое они кропотливо создавали долгими годами.
Здесь к месту упомянуть, что старший брат, уже получивший специальность химика, начал хорошо зарабатывать, и решил обзавестись своей семьей. Он долго собирался и, в конце концов, женился на милой девушке Анне из очень интеллигентной семьи. Венчание совершилось в Греческой церкви, что стоит на площади в конце улицы Жуковского, где в угловом доме живут Щеголевы.
Аня после свадьбы поселилась в семье мужа. Но не минуло и месяца после свадьбы, как однажды она не вернулась с работы. Ее арестовали прямо в учреждении. Формальное основание ареста – шуточные вирши на тему о спасении челюскинцев, которые она показала сослуживцам. В них, между прочим, говорилось:
…Судно потопили,
Самолет разбили…
Стишки не мудреные, доморощенные, вроде тех, что сочиняются о горе-рыболовах и всяких неудачниках. На Анну донесла ее приятельница, видимо, просто выполняя разверстку, спущенную на учреждение. В ней был заказ на чертежников для арестантских проектных бюро, и Аня оказалась подходящей кандидатурой.
Ей запросто дали пять лет, и она… стала работать копировщицей в одном из таких бюро за колючей проволокой, занимающихся строительством электростанций на севере. Невинно осужденная честно отдавала свой рабский труд пятилетнему плану. К моменту кировской трагедии Аня еще сидела в доме предварительного заключения, и Борис носил ей передачи.
После убийства Кирова в Ленинград «для наведения сталинского порядка» нагрянул сам Джугашвили. В Большом доме, где палачи теперь сами побаивались возможности оказаться на виселице, великий сын сапожника грохочет о том, что все здесь бездельники и Ленинград засорен чуждыми элементами, и его надо немедленно очистить.
От кого очистить?
От матерых и наглых сталинских преступников, творящих свои кровавые дела?! Если так, тогда правильно, давно пора очистить! Но нет, снова страдают невинные люди. Ведь слово Сталина закон, даже больше чем закон, потому что закон можно обойти, а тут должно быть все железно.
Щеголев сподобился увидеть поезд, в котором ехал Сталин. В это время Владислав продолжает работать на Химгазе, расположенном около Фарфоровского поста и ездит на завод по железной дороге. Он окончил рабочий день и ожидал поезда в город. Вдруг на платформу нагрянули гепеушники и всех пассажиров согнали в здание вокзала. Кругом все обезлюдело. Легкая паника, никто ничего не может понять. Но вот мимо Фарфоровского с грохотом проносится курьерский поезд с зашторенными окнами, в которых между занавесками виден яркий свет. Вагонов в поезде меньше обычного и все они международного класса.
Только спустя некоторое время Щеголев догадывается, кто ехал в особом экспрессе. Говорили, что на путях, по которым мчался Сталин, все стрелки были заклинены наглухо во избежание их случайного или злонамеренного перевода, поезда, идущие по расписанию, загнаны в тупики, на дороге дежурило начальство из НКВД и НКПС. Все тряслись за здоровье и жизнь великого человека, неограниченного самодержца, которому поклонялись как языческому идолу.
Имя убийцы Кирова – Леонида Николаева было у всех на языке. С усмешкой рассказывали, что другой Леонид Николаев – преподаватель консерватории ходит сам не свой, его заживо едят глазами всякие блюстители нового порядка, которым безразлично кого рвать на части. Они могли запросто уничтожить и этого Леонида. Но преподавателю удалось умереть своей смертью в октябре 1978 года, а убийцу очень скоро уничтожили.
После смерти Сталина какие-то наивные правдоискатели пытались выяснить, кто направлял руку убийцы, делались туманные намеки, но изыскания быстро прикрыли. В печати только успели сообщить, что все, кто занимался тогда расследованием дела или был к нему причастен, таинственно погибли или исчезли.
Несколько лет спустя сталинское охвостье, глубоко ушедшее в тень, попыталось свалить убийство на зиновьевцев, обозвав Николаева сторонником Зиновьева. Лжецы напрасно трудились, понимающие люди хорошо знали, что убийца являлся чистопородным сталинцем и действовал по наущению все той же сталинской своры. Его науськивали, говоря, что Киров, мол, метит на престол «вождя всех народов». Болван поверил и, подкравшись сзади к Кирову, спустил курок.
Владислав находился на работе в Гидропроекте, когда ему позвонила соседка по квартире Булаковская, и шепотом сообщила:
– У вас гости…
Хотя Владик знает, что соседка злоупотребляет спиртным и легко может соврать, но тут он ей сразу поверил. Он понял, что дома идет обыск, и что опять явились за папой, страшным и ужасным врагом всех народов. А может уже за мной – мелькнула мысль.
«Гости», о которых нашептывала колоритная особа, явились рано утром, после «трудовой» ночи, что-то порыли для проформы и увели папу. Как и всех, его продержали пару дней в битком набитой камере и объявили о высылке из Ленинграда со всей семьей.
За что, за какие преступления?
Об этом не было и речи.
Назначили, слава Богу, не Нарым, не Кара-Кумы, а всего-навсего Самару. Папа, как только оказался в кругу семьи, с радостным лицом поведал об этой милости кровопийц. И все вздохнули с облегчением. Негаданное счастье…
Многих загоняли к черту на рога, как горько шутили Щеголевы: пасти белых медведей или черных тарантулов. Только старший сын помрачнел, Аня оставалась в ДПЗ без помощи и посылок.
Хотелось спросить у Всевышнего: за какие грехи он посылает эти муки? Ведь Щеголевы – порядочные, честные люди, любящие свою родину и отдающие ей все свои силы.
В квартире у Щеголевых начались кошмарные сборы вещей к отправке по железной дороге. За долгую жизнь вещи обветшали, еле держатся, но их нужно брать с собой, новых купить не на что и негде. Находятся дельцы, которые наживаются на чужом несчастье. За большие деньги они укладывают и упаковывают имущество высылаемых.
Наскоро папа ликвидирует доски, купленные для раздела большой комнаты с тем, чтобы выделить молодым отдельное помещение. Доски оказались ненужными по двум естественным причинам – сначала сгинула жена, а теперь исчезал и муж. Хорошо еще, что псу под хвост не истратили последние деньги на ремонт!
Владислав, как на Голгофу, отправился с тачкой сдавать вещи в багаж. При оплате у него еле-еле хватило денег, и он окончательно остался без единой копейки.
Вот и настал час расставания с ленинградской квартирой. Это квартира №6 в доме №63 по Жуковской улице. Отсюда выкатывают уже вторую семью. Первыми как «враги» уехали Ставровские – бабушка, дети и внуки, причем вражеской бабушке было уже далеко за семьдесят.
Щеголевы, оглядываясь, с тоской на сердце идут пешком на Николаевский вокзал. Это рядом, пройти всего два квартала от их дома.
Прощай Ленинград!
Нет, до свидания, мы верим, что еще вернемся сюда…
В Ленинграде остаются кое-какие дальние родственники, остается сестра с мужем и детьми. Сам Гранович сейчас болен и от него скрывают высылку Щеголевых. Он очень плох и боятся за его жизнь. А сестра лишается маминой поддержки и помощи.
Тут важно упомянуть о том, что вместе со Щеголевыми уезжает и некая, незнакомая им жительница Самары. Приехав ненадолго в город на Неве, она не может из него выбраться. Все билеты забронированы НКВД для высылаемых! Ни один «свободный» не имеет возможности получить место в поездах, уходящих на север и восток. Незнакомка билась целый месяц и, в конце концов, ее надоумили обратиться к помощи высылаемых же! Щеголевы купили ей билет под видом домработницы.
Эту женщину послала Щеголевым сама судьба, и она потом, рискуя, отплатила им добром в чужом, незнакомом городе.
В 18 часов 29 марта 1935 года вся компания входит в вагон поезда, следующего до Куйбышева. Однако в пути будет пересадка в Плеханове под Тулой. За два дня поездки можно немного отдохнуть от всей суматохи, поспешных сборов, волнений и переживаний.
Ленинград остался позади, а что их ждет впереди?
ГЛАВА 3
Утром 20 апреля в разных концах города откроются первомайские колхозные базары. Мясо, масло, яйца, сметана, творог, овощи доставят ленинградцам колхозники Дедовичского, Старорусского, Красногвардейского, Дновского и других районов Ленинградской области.
Во время базаров будет усилено культурно-бытовое обслуживание колхозников. Ремонтируются колхозные дворы, чайные и комнаты «Матери и ребенка». На базарах будут продаваться специально подобранные первомайские подарки для знатных людей колхозных полей, для пионеров и школьников.
«Красная газета». 7 апреля 1935 года.
Поезд движется по необъятной России, и его движение не зависит от настроений пассажиров. Верста за верстой, город за городом, на восток едет целый поезд несчастных и растерянных людей.
Владик уже ехал по этой дороге, но в другую сторону и, наблюдая из окна движение в обратном направлении, он и чувства испытывал противоположные тем, которыми был полон в той их замечательной поездке, когда они отправились с папой в спасительный город Ленинград. Стоя в одиночестве в тамбуре, он горько размышлял о превратностях судьбы: где вы, надежды и радостные ожидания? Ленинград их отринул. Что же делать?
Проехали Москву, перемахнули Волгу, вот и Самара – будущий Куйбышев. Уже видны отдельные здания города. Они по большей части одноэтажные, среди застройки незаметно высоких сооружений, почти нет церковных глав. Заурядный областной город, где полуграмотное руководство в свое время, по партийному самозабвенно, крушило наследие прошлого. Самара – город не очень именитый, еще не столь развитый, не университетский, овеянный лишь славой могучей реки, которую он издавна эксплуатирует. Но все же, это не Кашира, думает Владик.
Спутница, посланная судьбой, поясняет назначение выделяющихся зданий:
– Вон там серый корпус Дома промышленности, далее белый – Дом сельского хозяйства. Главная улица идет вдоль реки и заканчивается у городского Струковского сада.
Много раз задается наболевший вопрос – как с жильем, где его искать? Ведь стоит холодный месяц март, на скамейке в саду не переночуешь. Спутница советует искать в частных домах в районе завода имени Масленникова, около Постникова оврага, Но, конечно, там нет ни водопровода, ни канализации и уборные холодные.
Как все это знакомо по Кашире. Неужели опять приходится возвращаться к разбитому корыту?! В особенности это обидно молодым людям, ни в чем не виноватым даже перед коммунистической родиной.