– Сама не знаю! Просто больше не могла молчать!
– Как же она отреагировала?
– Я увидела в ее глазах бешеную злость, но смешанную с испугом, даже диким страхом!
– Я понимаю. Ты всегда была тихоней, а тут взбунтовалась.
– Да, но и не только поэтому. Я увидела в ней испуганного ребёнка. Кошмар всей ее жизни возвратился в моем обличии! Я возразила ей, но в ее воображении, наверное, возникли детдомовцы, которые издевались над ней! То, что она всегда пыталась контролировать, вдруг ожило.
– Исполнился самый жуткий ее кошмар, – задумчиво кивнул Леша.
Юля встрепенулась:
– Выходит, бабушка, когда вышла из детского дома, продолжала в нем жить. Только теперь уже не в качестве козла отпущения, а злодейки.
– Да. Мстила за свои обиды неповинным, самым близким людям.
– Это подло! Это не оправдание! – выкрикнула Юля.
– Нет, конечно, ушастик. Просто теперь все стало понятным. У бабули вся жизнь – детдом.
– У меня – плач на холодной груди…
Леша вздохнул:
– А я все наплясаться возле маминого гроба не могу. Классная компания.
– Точно! – поддакнула Юля. – У меня даже ненависть к ней поубавилась. Я увидела в ней ее истинную, а не ведьму, которая мне всю жизнь мерещилась. И сейчас, когда она лежит в земле, я испытываю только жалость. Представляю ее ребёнком, который выживал в стае жестоких ровесников, и становится так жалко, как будто даже понимаю ее. Не оправдываю (насилие невозможно оправдать), но понимаю. Очень бы хотелось, чтоб сейчас ей было безопасно и спокойно. Как и мне.
– Так и есть.
– Сначала ее забрала скорая, потом вернула обратно… Потом, как говорит дедушка, она внезапно стала задыхаться, посинела, лицо раздулось, и она упала и… все.
– Тромб, наверное, оторвался.
– Да, врачи так и сказали…
– Что ты почувствовала?
– Пустоту, – пожала плечами Юля. – И ещё я подумала, что теперь придется готовить еду, и на уборку будет уходить больше времени…
– Функция.
– Что? – не поняла Юля
– Ты для бабушки была функцией, как и она для тебя. Никакой привязанности. Теперь ее не стало, и на тебе больше ответственности.
– Да, только это. Внутри выжженное поле, извини, за банальность! Никаких слёз…
– Так и бывает, когда заканчивается плен.
– Наверное… Послушай, а ведь я сделала, как ты советовал! – внезапно просияла Юля.
– Ты о чем? – не понял Лёша.
– Я пожалела себя маленькую. Это было, словно волшебство! – улыбнулась она. – Я будто бы действительно пожалела себя-младенца, и завершилось то, что длилось так долго!
– Словно родилась заново? – предположил Лёша.
– Да, так и есть! – Юля вспыхнула от радости. – Мне жить дальше хочется! Как будто по-новому!
– Теперь так и будет!
– Я ещё кое о чем размышляла… Интересно, а что, если бы тот парень, которого я выслеживала… – Юля вдруг замолчала и не спешила высказать свою мысль.
– Что?
– Что, если бы мы познакомились, а он бы оказался, как моя бабуля?! – с серьезным выражением лица выдала она. – Как, например, с мамой случилось. Она ведь выбрала себе моего папу – бабулю номер два.
– Ушастик, ты смотришь на мир слишком узко, будто через втулку от туалетной бумаги. Смой ее уже в унитаз, освободись от стен и взгляни на мир распахнутыми глазами. Тот паренёк не обязательно злодей какой-нибудь. Давай начистоту: в вашем дуэте именно ты злодей, а он жертва. Если и бояться, так это ему.
– Хочешь сказать, я как бабуля?!
– Нет, перестань себя с ней сравнивать. Ты не она. Но и на маму свою не похожа. Тебя сломать не удалось.
– Наверное, потому что мне очень нравится копаться в причинах. И находить их. Так нравится, что хочется и у других людей искать!
– Хм, на мозгоправа учиться надумала? Неплохо! – одобрительно улыбнулся Леша.
– Наверное, да! – Юля смущённо улыбнулась.
– Что ж, давай, разгадаем последнюю задачку. Почему я, по-твоему, встретил тебя?
Юля тревожно поглядела на Лёшу, вспоминая его судьбу и сегодняшнее волнующее предчувствие. Лёша всё-таки ждал разговора.
– Чтобы вновь остаться одному? – тихо спросила она. – Но я не хочу тебя бросать! И… уж точно убивать себя!
– Да, и это, первым, сделаю я.
– Что!?
– Я не собираюсь вешаться, ушастик! – улыбнулся Лёша. – Но надо ломать избитый сценарий. Моя роль в твоей жизни сыграна. Ни к чему продолжать общение. Ты повзрослела, обрела целостность: твое имя отныне Юлианна, и не позволяй ни одной букве из него исчезнуть… К тому же ты красивая, – тихо сказал он, мельком взглянул на Юлю, и ещё тише добавил:
– Очень. Я больше не могу с тобой общаться.
Юля смутилась от Лёшиных слов и даже невольно отошла от него: ей никогда никто не говорил вот так прямо, что она красивая. Тем более, «очень»! И не хотелось ей слышать подобные речи от друга.
Наступило молчание, которое заметно затянулось, и Юля почувствовала, как щеки разгорелись от прилившей крови. Она тут же ощутила злость на Лёшу: этой ненужной фразой он словно перечеркнул ее прежнее отношение к нему. Как раньше уже не станет, и Юля очень сердилась на Лёшу из-за того, что он все испортил. В ее воображении он прямо сейчас убил себя прежнего: мудрого, умного и заботливого родителя, которым она его и считала. Сейчас же Юля заметила перед собой несчастного одинокого мужчину, худощавого, немного сутулого с невыносимой грустью во взгляде, который еще и в малолетку втюрился. И пусть для нее он поддерживающий отец, которого она не знала, но тут же у нее мелькнула мысль, что для Лёши она, скорее всего, больше, чем просто «дочь». Но Юля не хотела принимать правду, а только все больше злилась, что-то бубня себе под нос.