Схемотоз де Моску́ / Грехи против

– Ну вот, теперь знаешь. Я сам ещё полчаса назад был не в курсе, что куда-то сегодня лечу…

– Так ты ещё и самолетом? Это по делам наследства?

– Может быть, в том числе, попутно… Если успею… Я ранее никому не говорил об этом этом, но теперь, думаю, можно. Но только тебе! Я решил залезть на московский рынок…

– Ну ты… фантаст? Это же не реально!

– Реально – не реально, а подвернулся шанс попробовать. Пока только «тссс!», а не то так и сглазить не долго…

– Ты же меня знаешь, я – могила!

– Знаю-знаю… Потому и делюсь… Ладно, давай, иди… Мне к поездке подготовиться надо. В аэропорт выезжать уже через пару часов, а у меня ещё и конь не валялся…

Вовка, не заставляя себя просить дважды, быстро вышел из кабинета, и Максим надолго замолчал. Потянулся было к пачке сигарет, но… передумал. Вместо этого взял с подставки именную трубку из яблони, подарок друга-краснодеревщика. Из этой трубки он курил редко, только в исключительных случаях. И случай сейчас был не то, что именно, а вдвойне такой…

Отвечать на письмо Макс не торопился. Он курил и долго разглядывал фотографии в «Однокашниках». Если, удерживая в памяти её выцветший со временем облик, судить по ним и закрыть глаза на явный перебор с использованием фильтров фоторедактора, Марго почти и не изменилась. Та же смазливая мордашка вкупе с чуток поюзанной временем фигурой… Но если посмотреть отстраненно, сквозь призму прошедшей четверти с гаком века, то даже сквозь толстый слой штукатурки на лице можно было разглядеть мелкие морщины, но у кого их нет после сорока пяти? Чисто внешне женщина на фото выглядела ухоженной, но какой-то не такой… Вульгарной что ли? «Так выглядят холёные и очень дорогие проститутки. Пожалуй, встретив её сейчас где-нибудь «в захолустном ресторане, где я пятёркой на ура» я бы «вживую» её и не узнал…», – мелькнуло в голове Максима, но он поспешил отогнать от себя эти мысли… «Она это, не она? Зачем вообще об этом думать». Хотя глаза вкупе с памятью сколько бы точного ответа дать не могли, но чуйка… Чуйка подсказывала иное… Затянувшись и выдохнув душистый дым, Макс погрузился в воспоминания.

Ох, уж эти давнишние «однажды»! Лишь «однажды» обстоятельства складываются таким образом, что именно этот сперматозоид оплодотворяет конкретную яйцеклетку, являя Миру новую Вселенную. Лишь «однажды» Вселенные сталкиваются, а дальнейшее уже зависит от них. Невозможно многократно сталкивать «однажды». Однажды – это шанс. Однажды нужно заслужить.

Лишь однажды можно попробовать карамболь, понять, что это не твоё и отдать предпочтение сочной груше. Ваше с ней «однажды» случилось много лет назад, в босоногом и зелёноколенном детстве.

Лишь однажды можно увлечься творчеством. Можно уезжать, приезжать, брать тайм-ауты, но оно всегда будет ждать тебя. Потому, что у вас случилось это «однажды». Лишь однажды можно испытать сладость и волнение от первого поцелуя, первой желанной близости, первого «да», первого шевеления новой Вселенной…

И пускай «однажды» не всегда окрашено в праздничные цвета. У него тоже есть хобби – дарить бесценные подарки: мудрость и опыт.

Берегите свои «однажды». Ведь они предназначены именно Вам.

Это было ещё в студенчестве. Они случайно столкнулись в институте, посмотрели друг на друга, вдохнули и, стремительно выдохнув, поженились.

Жили у её родителей, так как это было самое близкое к институту жильё. Трехкомнатная квартира в центре, теща – властная домохозяйка, тесть – старпом на международном лайнере, нормальный работяга-мужик.

Тесть в тот день как раз вернулся из круиза и привез в подарок матери Максима очень интересной формы бутылку вина. Марго подсуетилась и отправила Макса восвояси домой передать подарок. Тёплый летний вечер, бутылка в руках, но желания ехать не было. Никакого. Позвонил другу, тот жил в этой же квартальной коробке. Зайдя в ближайший магазин и купив другую бутылку, покрепче, Максим быстрыми шагами вместо автобусной остановки направился наискосок двора. Водочка, пельмешки, свежие огурчики, молодой лучок, приятный разговор двух закадычных друзей… После третьей, потянувшись, оба направились покурить на крохотный балкончик. Долго что-то разглядывали в небе и обсуждали, пока друг задумчиво не толкнул Макса в бок:

– Это не твоя там… В машине…

У дома напротив возле машины двое обнимались и целовались на зависть всем, кто мог их только видеть. Эхо, такое чуткое на любой звук в квартальных коробках, подтверждало, что Максу это не привиделось…

– Моя вроде… А кто этот хмырь? Прикольно… – улыбка сползла с его лица.

– Смотри… Они уходят…

Макс сорвался, выбежал сначала из квартиры, потом и из дверей секции и стремительно направился в сторону того подъезда, куда уже успели нырнуть любовники. Вычислив квартиру по томным стонам, к тому моменту заполонившими уже всю лестницу, он нажал на кнопку звонка и прислонился к дверному косяку. Спустя пару минут дверь отворилась.

– Бог в помощь… – только и смог, что негромко сказать Максим, решительно войдя вовнутрь.

Тихо вскрикнув, Марго – его Марго – натянула одеяло до подбородка, оголив босые пятки, и принялась верещать, срываясь на обычную бабью истерику…

– Максим… Ты всё не так понял! Это не то, что ты подумал… Не надо драки, это не интеллигентно…

– Заткнись! – зло и тихо сказал Макс.

От его холодного и спокойного голоса Марго стала орать ещё громче. Повернувшись в сторону мужика, мысленно прикинув разницу в весовых категориях, Макс разряжено сказал:

– Мужик… Ты это… Расслабься… Я тебя ни бить, ни, тем более, убивать не буду. Убью тебя, она себе другого найдёт. Судя по всему, ты – не первый, ты – не последний. Всех вас не попереубиваешь. Её тоже трогать не стану. Хотя надо было бы… Но это уже твоё дело. В общем, забирай её и живите, как хотите… – он резко развернулся и, тихо закрыв дверь, вышел из квартиры.

У подъезда Максим наткнулся на стоящего неподалеку друга.

– Ты это… Бутылку забыл… Всё-таки дорогой подарок-то…

– Ладно, спасибо…

– Что делать-то будешь?

– Вещи собирать пошёл…

Попрощавшись, Максим забрал подарочную бутыль и направился в квартиру родителей Марго. Из дверей сразу прошёл в определённую молодым комнату и начал собирать свои вещи.

– Ты чего тут? А где доча? Куда собираешься? – в дверях появился тесть.

– Марго кувыркается там с каким-то мужиком в соседнем доме. Случайно увидел… – Максим задохнулся. – Я так не могу…

Тесть икнул, громко вдохнул и, с трудом подбирая слова, начал говорить:

– Погоди… Куда ты на ночь глядя?.. Давай посидим, поговорим… Пошли, а?..

До утра они сидели на кухне. На полу построилось несколько пустых бутылок, под потолком висело марево сигаретного дыма… Когда Максим уходил, тесть в дверях всхлипывал:

– Извини… Не углядел… Она же хорошей девчонкой росла… Мать избаловала вседозволенностью бабьей…

– Пал Палыч… К вам никаких претензий… Марго сама сделала выбор… – они обнялись и Максим уехал.

Два дня было тихо. На третий Марго выловила его в институте между парами и попросила помочь вернуться домой.

– Отец дома лютует, мать побил, всю посуду тоже… Если одна вернусь – убьёт…

– Надо было бы… – сквозь зубы процедил Максим. – Ладно, поехали…

Передача из рук в руки такого «сокровища» предполагала повторение Варфоломеевской ночи в отдельно взятой квартире. На деле же всё произошло очень тихо и почти даже мирно. Звонок в дверь. Мрачное лицо тестя в дверях. Тихое «заходи» в лицо дочери и очередное «извиничтотакполучилось» – ему. В ответ Максим лишь кивнул и начал спускаться по лестнице. Дверь ещё не успела закрыться, как по всему дому уже катился громогласный рык тестя:

– Дура! Если бы ты не была такой отборной шлюхой, жила бы всю жизнь, как у Христа за пазухой! Может это единственный раз, когда в твоей жизни нормальный мужик встретился! Дура!

И немного погодя:

– Прошмандовка!

Весь дом затих, ожидая продолжения… Последовала ещё одна длинная тирада. На этот раз жене, которая «вырастила такое чмо». Затем последовательно раздались звук удара, шлепок тела о стену и тихий всхлип. На этом всё стихло. Через месяц Макс и Марго тихо проставили в паспортах штамп о разводе и разбежались.

Воспоминания вообще очень странная штука… Память хранит всё, что с нею случается и со временем либо расталкивает клочками по самым дальним своим закоулочкам, либо же напрочь блокирует их. Максиму в минуты тягостных раздумий, когда, казалось, хуже быть уже не могло, память всегда собирала и подкидывала один и тот же сюжет из его студенческой юности. Он стоит себе спокойно на одной из станций казанского метрополитена с поллитровой банкой, вдетой вовнутрь варежки, и цедит так потихонечку, выжидает, пока его не заметят ещё ничего не знающие о грядущей через несколько лет переаттестации ещё милиционеры. Стоит смирно, хоть дой. И как только понимает, что клиенты уже «на крючке», начинает глохтать из варежки уже нагло-демонстративно, но банку не вытаскивая. Напряженно наблюдает, как одухотворяются лица служивых, как их в глазах, точь-в-точь, словно в старых заокеанских мультфильмах, начинают мелькать символы денежных знаков, как они чуть-ли не бегом всей толпой спешат к нему… И вот он миг торжества: «Молодой человек, распиваете?!» Макс же вытаскивает из варежки банку какой-нибудь безобидный безалкоголки и спокойно так отвечает: «Я?! Да ни в жисть!» В тот момент лица стражей порядка тухнут, сморжопливаются, и «менты» уходят с лицами ребёнка, у которого ты только что отобрал конфетку. Максиму же становится смешно и немножко стыдно. Он садится в первый подходящий ему поезд и едет восвояси домой с мыслью, что и этот день им был прожит. И прожит совсем не зря… Тут Максима попускало, и как-то сам собой находился вдруг вход. Там, где, казалось, никакого выхода нет.