Последняя ночь моей убогой жизни

– Да-да, не беспокойся, – солгал я.

От быстрого столкновения в воздухе с металлическим роботом, у Дэмиана, как и у всех нас болела грудь, ребра и некоторые части рук. Слегка приподняв толстовку, я увидел на своём теле серьёзные синяки. Зная о быстрой регенерации, я был уверен, что скоро всё пройдёт и боль утихнет.

«Твоя наивность меня удивляет, – не унимался взбесившийся Дэмиан. – Не знаю, стоило ли мне вообще ожидать от тебя хотя бы крупицу благоразумия… Ты настолько туп, что вместо того, чтобы закончить свои мучения, ты лишь продлеваешь их, а твои решения заставляют тебя страдать только сильнее. Чего ты добился за эту ночь? Был серьёзно избит несколько раз, морально изнасилован всеми, кому не лень, в том числе Сарой и твоей собственной матерью. Думаешь, дальше будет легче? Почему ты вообще возомнил, что на даче всё пройдёт как по маслу? Когда всё было так, как тебе того хотелось? Ты что, специально вредишь себе, Малик? Неужели ты до такой степени ненавидишь себя, что желаешь причинить себе как можно больше боли? Думаешь, тебя надолго хватит? Я вот так не думаю, – он задумался и молчал несколько секунд. – А может… может, ты намеренно делаешь всё это, чтобы та мелкая искорка надежды, которая не позволяет тебе покончить с собой потухла насовсем?»

Я угрюмо молчал.

Глаза Дэмиана вспыхнули холодным огнём и, сидя в своём кресле, он вдруг удивлённо повернул голову в мою сторону и широко улыбнулся.

«Мальчик мой, ты ОЧЕНЬ сильно меня порадовал! До тебя наконец-то дошло! – Дэмиан тихо рассмеялся. – Значит, ты всё-таки понимаешь, что жизнь не имеет смысла и что ты в безысходном положении? Какой коварный план! Масштабное, но медленное самоуничтожение! Аплодирую стоя!» – закончив, Дэмиан не веря осознанному качал головой и медленно хлопал, пока я давился последними глотками пива, старясь прийти в себя.

Минута тишины. Глаза Софии некоторое время выражали непонимание, за которым последовал шок, после чего она нахмурилась так, будто только что узнала, что у неё рак груди и старалась вникнуть в эту мысль целиком. Однако первый этап горя всегда отрицание.

«Это неправда… ведь так, Малик?»

Я стыдливо склонил голову.

«У нас же был план! Ты хотел, чтобы Дамбл Дор… чтобы он дал тебе…»

«Он должен избавить меня от моих мук» – холодно ответил я.

«Я не понимаю… но это ведь значило избавить нас от него» – она кивком указала на ухмыляющегося Дэмиана.

«Поначалу я не был до конца уверен, от кого именно это должно было нас избавить, но сейчас… я думаю, что понял» – я продолжал избегать взгляда Софи.

«Значит… значит… – она не знала, что хотела сказать. – Ты хочешь, чтобы умерла я… и ты смог свести счёты с жизнью?»

«Я… не знаю» – ответил я.

«Скажи честно. Ты и впрямь хочешь именно этого? – её глаза заблестели от слёз, и я всеми силами удерживался от того, чтобы не смотреть в её сторону. – Ты хочешь, чтобы я исчезла, и он смог полностью завладеть тобой и уничтожить?!»

«Я не знаю» – повторил я.

«То есть… то есть всё настолько плохо, что ты решил заранее… решил наложить на себя руки…»

– Я НЕ ЗНАЮ!!! – крикнул я вслух, и все резко посмотрели на меня как на сумасшедшего. Успокоив ребят жестами, я дал им понять, что всё хорошо, но Эля продолжала периодически поглядывать на меня своим встревоженным, хмурым взглядом.

София повернулась ко мне затылком, всмотрелась в окно и перестала разговаривать. Она просто тихо плакала.

«Прости, Софи. Я… я просто слишком устал. Устал бороться, устал постоянно воевать с самим собой. У меня уже нет сил. Другие люди просыпаются по утрам и думают о своих проблемах – у кого-то это любовь, – я взглянул на грустную Сару, смотревшую в окно и на Элю, которая тоже наблюдала за видом из своего окна. – У кого-то комплексы, – я посмотрел на улыбающегося Хабиля, напевающего себе нос очередную весёлую песенку. – У кого-то борьба с обществом, – я вспомнил о спящем в багажнике Натиге. – Кто-то не может найти работу, кто-то денег, чтобы прокормить себя или свою семью, кто-то кому-то должен, кто-то пытается устроить свою жизнь и таких примеров целый океан. Но когда дело касается меня… я просыпаюсь утром и думаю о том, как пережить ещё один день наедине с собой, и эта мысль кажется мне невыносимой. Повседневные проблемы остаются на фоне, а главной всегда являюсь я сам. Постоянно борись, старайся избегать искушения закончить всё это – я больше так не могу. Слышишь, Софи? Не могу»

«Что же изменилось?» – серьёзно спросил Хэнк.

«Не знаю. Просто эта ночь… она как будто выжила из меня последние капли надежды на нормальную жизнь. Я смотрю на людей и понимаю, что хреново всем. Те русские женщины и их брачная жизнь; бедный Натиг, который борется с ветряными мельницами этого города ветров; Адель, единственный грех которой заключался в том, что в отличие от брата она родилась девочкой; влюблённая Сара, которая слепо следует зову своего тупого сердца, не желая смотреть на ситуацию объективно; Хабиль, который помешался на своём весе, думая, что иначе всё было бы прекрасно; моя горделивая мать, решившая, что нищета, в которой она меня вырастила куда лучше того, что предлагал мой отец-изменщик и наконец, я – воспитанный в бедноте, наивный, депрессивный псевдо-художник, имеющий необоснованно большие надежды на эту мрачную, несправедливую жизнь. Я не хочу жить в таком мире. Не хочу даже существовать там, где есть подобная несправедливость»

Я печально взглянул на светлеющее небо из своего окна, а затем попытался мысленно обнять Софию, но она оттолкнула меня. Нахмурившись, я замолчал и пожалел, что купил лишь одну бутылку пива.

Жизнь была игрой, которую мне суждено было проиграть. Некоторым просто не везёт и в этом нет ничьей вины. Такое случается. Жизнь несправедлива. Точка. Ничего лишнего – никакой судьбы, никаких глупых и надуманных причин, а простое невезение – родиться не там, где, и не тем, кем тебе хотелось.

У меня было два варианта: смириться или умереть. Я очень долго старался следовать первому, но тщетно. Всё в моей жизни постоянно тянуло меня к иному выходу, и видно пришло время поддаться.

Я решил довести себя до состояния полной безнадёги, убить Софию – единственную благоразумную часть меня, программу самосохранения, вложенную в меня природой, а также мой последний оплот надежды. Таков был мой замысел, и я не буду говорить, что хотел сделать так с того момента, как встретил Дамбл Дора, так как это было бы ложью, однако мысль об этом не покидала мой разум, манила своей незамысловатостью. Устав бороться, я в конце концов вернулся к ней, словно наркоман, вновь увидевший иглу с жидкостью, которая вознесла бы его к небесам.

Однако я не мог покончить с собой, пока София была жива.

Когда Дэмиан кинулся под колёса машины я предчувствовал, что не умру, а пару минут назад я точно знал, что Экзюпери подоспеет и спасёт меня прежде, чем я разобьюсь. Я прекрасно помнил, что он летит за нами. Скорее всего, это были лишь попытки заставить окружающих заметить то, через что я проходил.

Дорога казалась бесконечной, как и смех и шум, исходящие от Алтуна с Хабилем, к которым периодически присоединялась и Сара. Эля всё так же хмуро осматривала меня время от времени, не подавая виду. Открыв окно, она закурила, а затем передала сигарету мне. От свежего утреннего воздуха и сигареты мне немного полегчало. Я перестал думать о Софии и переключился на шутки своих друзей, наслаждаясь своими последними приятными часами на этой мерзкой планете.

Мне казалось, что я буду скучать во всему этому. Это чувство должно было продлиться до последнего вздоха Софии.

«Когда она покинет мой разум, я стану свободным и больше не буду скучать, не буду ценить ничего в этой жизни – ни рисование, ни красоту Сары, ни секс с Элей, ни шутки друзей, ни улыбку ребёнка, пробегающего мимо, ни природу и даже ни музыку, которую я так сильно люблю. Когда Софии не станет, ни один её довод насчёт родителей и друзей, которые будут горевать по мне не спасёт меня, ибо они не будут иметь для меня никакого значения. Ничто не остановит меня и Дамбл Дор сможет с лёгкостью избавить меня от моих мук» – подумал я.

Оставалось лишь ждать.

«Ещё совсем чуть-чуть» – подумали мы с Дэмианом.

Он улыбнулся, а я мрачно затянулся сигаретой и выдохнул дым в открытое окно.

Глава 23 – Один не может умереть, пока жива другая

– Видишь вон тот магазин? – сказал я, указывая Алтуну на большой супермаркет, света которого я приметил ещё издалека.

– Впереди?

– Ага. Приземлись прямо перед ним.

– Сейчас, – он резко притормозил, начал приземляться, после чего припарковался по-азербайджански горизонтально, заняв место сразу двух машин. Я простил ему эту оплошность, так как на дворе была ночь, и хоть утро было и не за горами, другие машины в округе отсутствовали.

– Кому-то что-то нужно? – учтиво спросил я, но все промолчали.

Выйдя из автобуса, я заметил, что Экзюпери плавно подлетел к крыше магазина и уселся на неё, весело дрыгая ногами в воздухе. Никто из наших даже не заметил его, так как они продолжали сидеть в автобусе, глупо шутить и хихикать. Все, кроме Эльвиры, вышедшей за мной.

– Я же спрашивал, хочет ли кто-то чего-нибудь, – нахмурился я, повернувшись к Эле.

– Мне нужно с тобой поговорить… ну… насчёт…

– Слушай, если ты считаешь, что это было ошибкой… – перебил её я, после чего был прерван и сам.

– Что? О чём ты? – затем до неё дошло. – Нет, ты что? Да и я не об этом, – она встала на месте и серьёзно взглянула на меня. – Малик, ты только что чуть не покончил с собой.

– Ааа…

Мы остановились у входа и глядели друг на друга, не зная, что сказать. Затем Эля внезапно взяла меня за руку и сказала:

– Ты же знаешь, что я люблю тебя и что ты всегда можешь со мной поговорить?

– Эээ… да… – мне стало очень неловко.